1. Нереализованные потенции христианства
2. Троица есть не «что», а «Кто»
3. Высший в творении образ Бога – только человек
4. Как Иисуса превратили в полубога
5. Недоверие к разуму
6. Совершенный Бог и совершенный Человек
7. Образ Адама расплывается
8. Сущность и Энергия
9. Мужская и женская духовность
10. Новое откровение женского начала
11. И восстанет в то время Михаил
12. Пророчества о двух Мессиях
13. «Тысячелетнее царство» продлится 400 лет
14. Будет ли на земле мессианское царство
15. Великий спор
16. Животворная вода
17. Повышение типа жизни
18. Великий князь Михаил
19. Откровение Сергия Радонежского
20. Пророческие иконы
21. Бог Адама, Иисуса, Михаила
22. Бог-Троица или Бог-Монада
23. Религия холизма
24. От индивидуальности – к личности
25. Крайности персонализма
26. Перспективы личности
27. О любви к ближнему
28. Человек создан, чтобы властвовать, ангелы – чтобы повиноваться
29. Узнать свое имя
30. Идти за Агнцем, куда бы он ни пошел
1. Нереализованные потенции христианства
Представление о Боге есть также идеал, цель, программа развития человека. Эта программа должна быть опережающим, на пределе мысленных возможностей и даже несколько выходить за эти пределы. Но это представление всегда опирается на уже достигнутый уровень. Самый жестокий глобальный кризис наступает тогда, когда уже устоявшееся представление о Боге начинает отставать или недостаточно отражать реально достигнутый уровень человеческого развития. Такой кризис претерпело Греко-римское человечество. Такой же кризис сегодня переживают все без исключения религии, в том числе христианство. В эпоху таких кризисов усиливается атеизм. Бог не изменился, изменился человек. Представление о Боге должно претерпеть качественный скачок. В мучительном процессе пересмотра сложившихся взглядов необходимо выделить, сохранить и углубить самое существенное и при этом отказаться от временного, вторичного, условного – того, что на прежних этапах помогало раскрыть образ Бога, а на сегодняшнем этапе его затемняет. Во время духовного кризиса обостряется религиозная борьба и споры, в которых рождается более близкий к Истине взгляд на Боге. Острота борьбы обусловлена тем, что этот новый взгляд определит путь развития человечества на целую историческую эпоху.
Человечество стоит на пороге объединения: впервые в истории это стало реальностью дня. Вспышка «национализмов» во всем мире означает лишь поспешное уточнение состава «субъектов» будущей всемирной «федерации»; утверждение права на духовное самоопределение и культурное многообразие перед лицом грядущего экономического и политического единства. Даже те, кто яростно критикуют принцип «мондиализма»: прежде всего, интернациональная секта неофашистов – по существу, тоже являются мондиалистами. Но они хотят САМИ объединять человечество – завоевательными имперскими методами, на базе принудительной
тоталитарной идеологии, на пути глобального подавления свободы личностей и наций, на преисподних энергиях расистских мифов. Вопрос не в том, идет ли человечество к единству: вопрос в том, КАКИМ будет качество этого единства, каков будет характер объединяющих сил.
С чем же пришло христианство к рубежу великого объединения?
Может ли оно, не изменяя своей стержневой традиции, оставаясь самим собой, расшириться до религии единого человечества? Имеет ли оно в себе нераскрытые потенции, достаточно мощные, чтобы без потерь ассимилировать фундаментальные ценности других религий и духовных течений? Попытаемся хотя бы пунктиром обозначить одну из таких еще не реализованных возможностей. Эта возможность заключена в самой сердцевине христианства: в учении о Боге, о Святой Троице – и прежде всего, в антропологических следствиях этого учения.
2. Троица есть не «что», а «Кто».
Каких только соображений не высказывалось как за, так и против догмата о Святой Троице! С одной стороны, возражения: «Бог един, и никаких Лиц у Него быть не может»; или: «Аллах не нуждается в сотоварищах»; или: «первичных начал – не три, а два», например, инь – янь, бытие - небытие, дух - материя, добро - зло. С другой стороны, выдвигаются всевозможные «объяснения» тринитарного догмата с помощью логических триад: материя – энергия – форма (информация); бытие – ничто – становление; бытие – познание – воля; добро – красота – истина; или триад психологических: чувство – мышление – интуиция; ум – мысль – слово; сознание – подсознание – бессознательное, или антропологических аллегорий: отец – мать – сын; Дух Святой как «ипостасная любовь» Отца и Сына; Сын и Св. Дух как «правая и левая рука» Отца; наконец, отождествление со Св. Троицей каждой из бесчисленных триад языческих богов, начиная с индийской Тримурти. Иногда высказывается даже такая «суперэкуменическая» идея каждая из трех мировых религий – ислам, христианство и буддизм – есть якобы путь преимущественного откровения одного из Лиц Св. Троицы.
Приведенные примеры, при всей их неадекватности, уже намекают на богатство возможностей, скрытых в тринитарном догмате. В то же время, очевидна опасность профанации этого величайшего достижения человеческого духа на пути богопознания. С одной стороны, тринитарный догмат абсолютно персоналистичен, поэтому никакая безличная триада не может быть совершенным образом Святой Троицы. Св. Троица есть не «что», а «Кто»; и это же относится к каждому из Лиц. С другой стороны, Три Лица имеют единую природу, единую волю и единое действие: поэтому ОТДЕЛЬНОЕ проявление и, соответственно, отдельное познание Одного из Лиц – невозможно. «Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой: не три бога, но один Бог; не одно Лицо, но три» – одна из святоотеческих формулировок тринитарного догмата, отразившая мистический опыт древней Церкви. «Бог един по существу и троичен в Лицах», «Троица единосущная и нераздельная», «Троица-Единица» – еще более краткие формулировки. По меньшей мере наивно думать,
что истины такого рода легко постижимы. Мы знаем, с каким трудом поддается познанию даже материальный мир вокруг нас; неужели познание Бога, СОТВОРИВШЕГО весь этот мир и нас самих, должно быть делом более легким! Творец проявляет Себя в откровении: но ведь откровение надо еще воспринять и осмыслить – именно эту громадную работу совершает свободный соборный догматический разум. Конечно, сочетание понятий: «свободный» и «догматический» – в наше время звучит парадоксом, но это еще одна из истин, составляющих сущность христианства, и также не из самых легких для постижения.
Размышляя о высшем идеале, прообразе или, современно выражаясь, «модели» экклезиологического (церковного) сообщества, митр. Иоанн (Зизиулас) пишет:«Учение, отстаиваемое православными, предполагает в первую очередь, что смысл христианского существования в Церкви есть МЕТАНОЙЯ (покаяние μετανοια: букв. «перемена мыслей» – авт.)... Нам необходима модель, с помощью которой мы могли бы оценивать наше существование. И чем более возвышена модель, тем более глубоким должно быть покаяние. По этой причине нам необходима максималистская экклезиология, а также максималистская антропология и даже космология, которые вытекали бы из этой модели... Чтобы быть действительным руководством для Церкви и для человека в их поисках адекватных отношений между общим и инаковым, нет другой модели, кроме троичного Бога. Если Церковь хочет оставаться верной своей истинной сущности, она должна стремиться отразить в себе то общее и инаковое, которые существуют в триедином Боге. Речь идет также о человеческом существе как образе Божием... Там, где дышит Святой Дух, Он не творит христиан или святых, взятых порознь, но творит саму общность, которая преображает всякого, кого касается Дух, в существо, погруженное во взаимоотношения... Личность ради нее самой ЕЩЕ НЕ ЕСТЬ личность, ее свобода – это свобода не по отношению к другому, а ДЛЯ другого. Свобода становится здесь синонимом любви. Бог – Любовь, потому что Он – Троица... Если мы любим другого не несмотря на (курсив митр. Иоанна) то, что он отличается от нас, а именно потому, что он отличен от нас или, скорей, потому, что он другой, то тогда мы переживаем свободу как любовь и любовь как свободу» (И.Зизиулас, 12,14,19).
3. Высший в творении образ Бога – только человек
Какая же реальность в сотворенном мире в наибольшей степени воплощает или способна воплощать образ Святой Троицы? Уже первые строки книги Бытия не оставляют сомнений на этот счет: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему... И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:26-27).
Религия, основанная на Библии, не оставляет сомнений: высшим образом Бога является человек и только человек – НЕ ВСЕЛЕННАЯ, НЕ НАЦИЯ, НЕ АНГЕЛ, НЕ ЖИВОТНОЕ. Но в таком случае встает следующий вопрос: один человек или три? Бог есть
«Троица-Единица»: в сотворенном мире так быть не может – это одно из абсолютных отличий тварного от божественного. Можно говорить лишь о том, какой образ более адекватен Первообразу, лучше сказать: какой образ обладает наибольшей потенцией приближения к Первообразу? Образ трех человек противоречит ЕДИНСТВУ Первообраза; один человек как образ Бога противоречит ТРИНИТАРНОСТИ. Но есть существенное различие: не ясно, как один человек может развиваться в направлении внутренней тринитарности; в то же время три человека могут в принципе достигать сколь угодно глубокого личностного единства. Если могут три, значит, могут и многие. Образом Св. Троицы в перспективе может стать весь человеческий род, состоящий из отдельных личностей, всегда сохраняющих свою отдельность и постоянно преодолевающих взаимное отчуждение. Или иначе: свободное самоопределение личностей приведет человечество к соборной иерархической самоорганизации, воплощающей в себе развернутый образ Св. Троицы.
Если этот принцип ТРИНИТАРНОГО ПЕРСОНАЛИЗМА верен, то должны существовать три человека, которые возглавляют человеческий род и которые в отношениях между собой наиболее полно и непосредственно способны реализовать образ Св. Троицы. Два из них очевидны: первый человек – Адам, второй человек – Иисус. Мы снова говорим здесь об Иисусе как о человеке: христологический догмат, принятый IV вселенским собором в Халкидоне, требует говорить о Нем одновременно и как о Боге, и как о человеке. Божественная и человеческая природы в Нем не смешиваются, не сливаются, каждая из двух природ сохраняется без какого-либо ущерба, ограничения, без какого-либо сущностного изменения. Халкидонский догмат учит исповедывать «Иисуса Христа, совершенного в божестве и совершенного в человечестве, истинно Бога и истинно человека... в двух естествах НЕСЛИТНО, НЕИЗМЕННО («неизмененно»!), НЕРАЗДЕЛЬНО, НЕРАЗЛВУЧНО – так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно Лицо и одну Ипостась».
4. Как Иисуса превратили в полубога
Между тем, широко распространенная и редко замечаемая фундаментальная религиозная ошибка: интуитивное языческое представление об Иисусе как некоем «полубоге-получеловеке». Часто употребляемый святоотеческий термин «Богочеловек» при неправильном понимании наводит на мысль о СЛИЯНИИ двух природ в одну: халкидонский догмат позволяет говорить о единой Богочеловеческой Ипостаси, но категорически отвергает мысль о некоей несуществующей «богочеловеческой природе».
Об этом массовом заблуждении, свойственном, по существу, христианам всех конфессий, убедительно свидетельствует англиканский епископ Джон Робинсон в своей знаменитой книге «Быть честным перед Богом»:«Проблема христологии сводится к тому, как Иисус мог быть совершенным Богом и совершенным человеком, и притом в одном лице. Ортодоксальный ответ на этот трудный вопрос, сформулированный в Халкидонском определении, сам по себе
не вызывает возражений – с той лишь оговоркой, что это, собственно, не решение, а постановка проблемы. Но как удачная постановка, как ограждение против всех ересей, он имел и имеет непреходящее значение... На деле народная христология всегда отличалась докетическим уклоном. Христос в ее представлении только КАЗАЛСЯ человеком, выглядел, как человек; «внутри»-то Он был Богом... Он был Богом в человеческом образе, исполненном сверхъестественного знания и чудотворной силы. Все это очень похоже на рассказы о том, как обитатели Олимпа в человечьем облике посещали землю. Иисус оказывается всемогущим Богом, Который, переодевшись человеком, разгуливал по земле. Сколько ни старайся, при традиционном подходе все же не удается избавиться от впечатления, что Бог совершил космическое путешествие и прибыл на эту планету в образе человека. Иисус не был в действительности одним из нас; но чтобы ПОКАЗАТЬСЯ таковым, Он ухитрился появиться на свет при помощи чуда: рождения от Девы. На самом деле Он – «оттуда». Я знаю, что это пародия, и, может быть, обидная. Но в дни Рождества большинству людей (в том числе и мне самому) внушается представление о существе, состоящем из Божественной субстанции, но окунувшемуся в плоть и обернутой ею, как шоколадка – серебряной бумажкой» (Джон Д. Робинсон, стр. 47-49).
Подобные ошибочные взгляды широко распространены в массовом сознании верующих и даже духовенства: это есть, по существу, отголосок древней монофизитской ереси о «единой природе Бога-Слова воплощенного», которая легко сочетается с языческими пережитками сознания. Ересь, противоположная современному монофизитству, содержится в штейнерианской антропософии, которая раздваивает Личность, говоря о «двух Иисусах», «один из которых» – человек, «другой» – входящий в него или заменяющий его «дух». Ошибки такого рода не являются чисто теоретическими: каждый верующий создает себе какое-то представление о Боге и спасении, т. е. невольно богословствует – и в соответствии с этим, пусть не вполне осознанным, представлением строит свою духовную жизнь. Так, современному монофизитству способствует неправильное понимание православного обращения к Матери Иисуса: Божия Матерь или Богородица (греч. ТЕОТОКОС τεοτοκος) – при этом не только Иисуса, но и Марию почти перестают воспринимать как живого человека во плоти и крови. Это именование истинно по святоотеческому принципу «перенесения имен»; рожденная Ею Личность есть Бог, ставший также и человеком, но рождение совершается именно в человеческой, а не в Божественной, и тем более, не в мнимой «богочеловеческой» природе. Древнее заблуждение Нестория, который отказывался именовать Марию Богородицей, коренилось в понимании рождения как исключительно природного акта, тогда как оно в своей онтологической основе есть акт также и личностный. Мария родила Иисуса, Который предвечно есть Сын Божий, единосущный Отцу; но родила Она Его как человека, единосущного нам по Своей тварной человеческой природе, «подобного
нам во всем, кроме греха». Если поставить вопрос: «что» родила Мария, то можно ответить: человеческую природу; но если спросить: «кого» она родила, то мы отвечаем: Иисуса, Который есть Бог, ставший также и человеком (А. Кураев).
Не до конца выясненным в православном учении остается важнейший вопрос: в каких именно действиях проявляется божественная природа, а в каких – человеческая; заметим, что в нерешенных вопросах Церковь всегда допускала свободу богословского обсуждения.
5. Недоверие к разуму
В этих вопросах особую опасность представляет анти-интеллектуализм, недоверие к способности разума познавать высшие истины бытия. Здесь играет свою роль неправильное понимание высказываний святых христианских молитвенников, направленных против злоупотребления поверхностным рационализмом, против самоуверенных наскоков неразвитого и не-воцерковленного ума. Это говорит лишь о том, что постижение духовных истин требует иного метода и нового качества мышления, по сравнению с бытовым или даже научным разумом. Тем не менее, интуиция и мистический опыт, не осознанные в свете ясного и строгого разума, не закрепленные в отчетливых логосных, догматических формах, легко приводят к фундаментальным религиозным заблуждениям. Анти-интеллектуализм, который характерен для модернистских течений в западном христианстве, входит в моду также среди неофитов (новообращенных) в русском Православии. Враждебность к разуму наиболее свойственна восточным течениям, в которых размывание, исчезновение всех форм и «логосов» – является конечной религиозной целью. Но поскольку без участия разума никакое учение не может быть даже высказано, в этих течениях содержатся совершенно определенные, хотя и не всегда осознаваемые, догматические установки, своего рода аксиомы, которые КАЖУТСЯ самоочевидными. И эти аксиомы в корне противоречат библейским истинам и догматам Церкви.
6. Совершенный Бог и совершенный Человек
Традиционная христианская вера учит, что Иисус есть человек в полном и безоговорочном смысле слова; в столь же полном и безоговорочном смысле Он остается Богом: при этом Божественная и человеческая природы абсолютно несоизмеримы. Как писал митрополит Филарет Московский: «Сын Божий... сходит на землю, не оставляя неба... дабы таким образом родиться в нашу жизнь, пройти через ее степени и состояния и чрез самую смерть».
Новый Завет открывает нам Иисуса Христа как человека: «Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, ЧЕЛОВЕК ХРИСТОС ИИСУС» (1 Тим. 2:5). Значение евангельских чудес в том, что их совершает человек: здесь прославляется творческая мощь Бога, создавшего ТАКОГО человека. Человек Иисус превращал воду в вино, умножал хлебы, ходил по воде, усмирял бурю, исцелял больных, воскрешал мертвых, сошел в преисподнюю, разрушил врата ада, освободил пленных, воскрес из мертвых, вознесся к Отцу, дал нам Себя в пищу в таинстве Евхаристии, в апокалиптические времена сокрушит силу зверя и его воинства
и установит на земле Божье Царство во главе со Своим верным Царем – Помазанником. При этом, как Бог, как «Единый от Святой Троицы», Он пребывает и царствует на нетварном Божественном небе, управляет Вселенной, которую Он сотворил, посылает в мир нетварные Божественные Энергии.
Между тем, в катехизических пояснениях еще недавно можно было встретить, например, такое невероятное утверждение: «как человек Он алкал и жаждал, как Бог – творил чудеса»; т. е. Иисус как человек представляется здесь лишь как существо бессильное и страдающее, а все Его могущество есть проявление Его Божественной природы. Такой взгляд разрушителен для духовной жизни: здесь совершается онтологически уничижение как Бога, так и человека. Здесь, с одной стороны, происходит радикальная недооценка человеческих возможностей и тем самым, недооценка всемогущества Творца, создавшего этого человека. С другой стороны, не-различение Божественного и человеческого на практике приводит к обожествлению тварного человека, подобно тому, как это делали древние греки и римляне. С этой точки зрения можно понять иудеев и мусульман, которые усматривают в массовом христианстве элементы языческого идолопоклонства; познание же трудных истин Православия требует подвига веры, непрестанного усилия ума и сердца; далеко не все христиане берут на себя бремя этого подвига.
7. Образ Адама расплывается
Христианство объединяется вокруг Иисуса (лучше сказать, РАСТЕТ из Него), но отдает должное Адаму; как родоначальника человечества Адама принимает иудаизм и особенно чтит ислам. «Не было на земле никого из сотворенных, подобного Еноху, – ибо он был восхищен от земли, – и не родился такой муж, как Иосиф, глава братьев, опора народа,– и кости его были почтены. Прославились между людьми Сим и Сиф, но ВЫШЕ ВСЕГО ЖИВУЩЕГО В ТВОРЕНИИ – АДАМ»: говорит ветхозаветный мудрец Иисус сын Сирахов (Сир. 49:18). Что касается индийского и буддийского Востока, то оба имени: ИИСУС И АДАМ – пользуются там высоким уважением, хотя большинство не считает Адама своим родоначальником и не верит в исключительность Иисуса в ряду других учителей. Надо учесть, что Восток вообще чужд библейско-кораническому антропоцентризму: там считается, что духовные существа без материального тела: ангелы и в какой-то степени души умерших – в значительно большей степени, нежели живой человек, воплощают в себе образ высшего совершенства.
Но и в Христианском мире образ Адама стал как бы РАСПЛЫВАТЬСЯ – в основном, потому, что пока не удается установить время и место его жизни, а также проследить идущую от него живую нить традиции. Решение этого вопроса – центральная задача этой книги. Чтобы вернуть реальное переживание АДАМА, приходится пересмотреть слишком прямолинейное и буквалистское толкование библейского повествования. Главное уточнение: Адам не является БИОЛОГИЧЕСКИМ предком всех людей на земле – но лишь их духовным и культурным Праотцом. В том же смысле, как Авраам есть «отец верующих» –
Адам есть «отец человечества». Сегодня мы вновь научились понимать, что духовное родство принципиально важнее кровного. Как бы для того, чтобы предотвратить возможность «адамитского расизма», Всевышний рассеял по земле и смешал до неразличимости кровных потомков Адама с его духовными потомками. Библейское учение о биологическом происхождении всех народов от Адама может быть понято как проявление Божественной педагогики: никаким другим способом человечеству того времени не могла быть проповедана истина о его сущностном единстве. Но мы, конечно, не можем согласиться с теми богословами, которые, ради сохранения идеи о кровном родстве человечества, готовы отказаться от библейского Адама как личности. Именно Адам как живая личность представляет для нас главную духовную ценность. Как можем мы вернуться к земному Отцу, если его на самом деле не было; как можем мы собраться вокруг общего для всех родного очага – если этот очаг лишь красивая сказка; как можем мы искупить наш сыновний грех перед Адамом – грех забвения, если Адам – лишь символическое собирательное имя человеческого рода! И, наконец, как без Адама может осуществиться в человечестве личностный образ Святой Троицы!
8. Сущность и Энергия
Итак, два высших человека: Иисус и Адам. Кто же третий?
Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо внимательно рассмотреть ошибочное представление о том, что это – человек женского пола. В связи с этим нужно сказать несколько слов о духовной природе и роли женственности. Первообраз мужского и женского начал – не в Лицах Св. Троицы, но в двух модусах бытия божественной природы. Согласно общепризнанному в Православии учению св. Григория Паламы (Византия, 14 век), единая природа Трех Лиц в самой себе не проявлена, не сообщима, непостижима для тварных существ; но та же природа как бы изливается за пределы самой себя, становясь проявленной, сообщимой и постижимой – в этом своем модусе она именуется нетварной, или Божественной Энергией. Божественная Энергия может разделяться на множество лучей или потоков, как показало ее схождение в виде огненных языков на апостолов в день Пятидесятницы. Православному учению о Божественных Энергиях очень близко соответствует представление абхазской религии об Аныхах, которые переживаются как многообразные проявления Единого Бога-Творца: АНЦәА. При этом Церковь предостерегает: не отождествлять Энергию Бога с Самим Богом – Энергия божественна, но Бог не есть Энергия, Бог есть «Кто», Энергия есть «Что». Это предостережение не всегда бывает услышанным. Как правило, рассуждающие о Св. Духе фактически говорят не о Третьем Лице Троицы, но именно об «излучаемой» Святой Троицей Божественной Энергии, которая переживается верующими в благодатном опыте. Отсюда и распространенная, хотя и никогда не принятая Церковью ошибочная тенденция связывать Третье Лицо Троицы с женским началом. Мы можем высказать богословское предположение (теологумен), что Энергия действительно есть первообраз
женственности по отношению к Троице-Единице, которая по отношению к собственной Энергии есть первообраз начала мужского: «И сотворил Бог человека по образу Своему... мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:27).
Отсутствие разработанного учения о Божественной Энергии всегда порождало серьезные ошибки в учении о человеке. Так, св. Григорий Нисский, последовательно развивая представление о человеке как образе и подобии Бога, пришел к совершенно неожиданному и невероятному выводу. Поскольку– по ложному мнению св. Григория – в Св. Троице женского начала нет, т.е. вообще нет принципа или первообраза различения полов, то сотворение женщины якобы является лишь временным и вынужденным ОТКЛОНЕНИЕМ от Божественного замысла о человеке, в ПРЕДВИДЕНИИ предстоящего грехопадения. Человек, по его мнению, задуман как существо, лишенное пола, которое должно было размножаться каким-то неизвестным нам способом, возможно, путем духовного «почкования», подобно ангелам; однако грехопадение оставило возможность только животного способа размножения, для чего якобы и была сотворена Ева. Отсюда вытекало, что по мере исцеления и преображения человеческой природы половое различие будет снова устранено. Эти фантастические выводы, противоречащие всему человеческому опыту, свидетельству Писания и христианскому культу Богородицы – могли быть преодолены только с помощью учения о Божественной Энергии. Но Григория Паламу от Григория Нисского отделяло ровно 1000 лет...
История создания паламитского учения показывает характерное для православия взаимо-дополнение живого духовного опыта и богословского обобщения этого опыта в четких догматических формулировках. При этом мистический опыт уже содержит в себе логосное, разумное начало, а богословские созерцания несут в себе элементы непосредственного духовного опыта. Когда опыт находит свое точное выражение в слове, тем самым создается надежная основа для дальнейшего расширения опыта.
9. Мужская и женская духовность
Среди русских святых живой опыт паламитской традиции мощно представлен в лице преподобного Серафима Саровского, который учил: «цель христианской жизни – стяжание Духа Святого» или, что по существу означает то же самое, «благодати Духа Святого». Мистика Святого Духа как Божественной Энергии не случайно оказалась у преподобного Серафима глубоко связанной с мистикой женственности. Житие рассказывает о 12 (!) явлениях ему Пресвятой Богородицы; единственная икона в его келье: изображение Девы Марии – без архангела Гавриила, в момент Благовещения, т. е. зачатия Иисуса от Духа Святого. Все последние годы жизни Серафим посвятил созданию дивеевской женской общины – молитвенной и трудовой, но не монашеской; некоторые девицы из общины со временем выходили замуж. Продолжательницы традиции, называвшие себя «серафимовскими девицами», подвергаясь тяжким преследованиям, пережили весь советский период; самыми святыми местами для них были Дивеево и Анакопийская (Иверская) гора в Новом Афоне. Иверия
(Абхазия!) согласно откровению преп. Серафима, является первым на земле уделом Пресвятой Богородицы: а местное предание добавляет, что даже во времена своего временного владычества антихрист не сможет овладеть духовным сердцем этого удела –Анакопийской (Иверской) горой.
Поскольку первообраз мужского начала – Сам Триединый Бог в Своей сокровенной сущности, в сокровенной тайне внутри-тройческих отношений, то осуществление соборности есть прежде всего мужская задача. Можно сказать, что воля и способность к соборности есть суть мужского начала; выяснение вопроса о роли женственности в перспективе соборности есть нерешенная задача, оставленная для будущего; путь к ее решению, видимо, открывает духовный опыт преп. Серафима. Откровение о Боге как Триедином несовместимо с представлением о Его внутренней, внутри-соборной закрытости или замкнутости: Триединый Бог немыслим без излияния вовне Света внутри-тройческих отношений. Бог есть Любовь (1 Ин. 4:8) в Своей внутренней сущности; Бог есть Свет (1 Ин. 1:5) – как излияние этой сущности вовне. В этом и только в этом смысле можно говорить о женском начале в Боге: как Энергии по отношению к Сущности – но это женское начало безлично, не ипостасно.
Хотя процесс персонализации женского начала происходит медленнее и в каком-то смысле по-другому, чем у мужчин, но стремление женщины подняться на качественно новый уровень личностного бытия стало одним из главных творческих вызовов нашей эпохи. Эммануэль Мунье, основатель движения «персонализма», так пишет об этом: «Нескончаемо продолжаются рассуждения о ее (женщины) псевдо-тайне, непреходящей и исторически изменчивой. Но ни мужское самодовольство, ни мстительность женственности не способны прояснить сути проблемы. Однако верно и то, что наш социальный мир – это мир, созданный мужчиной и для мужчин, что резервы, заключенные в женском существе, принадлежат к тому ряду, из которого человечество ЕЩЕ НЕ ЧЕРПАЛО в массовом порядке. Как раскрыть эти запасы во всей их полноте, не заключая женщину в тюрьму ее функций, как приобщить ее к миру, а мир к ней, какие новые ценности и условия предполагает этот проект, – все это множество вопросов и задач должен решить тот, кто придаст полный смысл утверждению: женщина тоже является личностью»
(Э. Мунье, стр. 118).
В свете догмата о Св. Троице становится понятно, почему становление женщины как личности, обретение ею своего истинного места в бытии оказывается неосуществимым ДО того или БЕЗ того, чтобы свое истинное место в бытии обрел мужчина. Во всяком случае, нельзя считать случайным, что в христианской Церкви, как правило, духовность мужского типа исторически предшествует распространению мистической практики женского типа. Так, мужественный тринитарный дух эпохи Вселенских Соборов проявился несколькими веками раньше, чем начала утверждаться онтологически женственная исихастская духовность. Попытка Патриарха Филофея Коккина преодолеть «женственную» односторонность исихазма встретила
глубокий отклик на Руси в лице Сергия Радонежского; но в самой Византии эта попытка в целом закончилась неудачей. В конечном счете, только этим можно объяснить загадочное отсутствие воли к сопротивлению у многочисленных жителей осажденного и почти неприступного Константинополя. Поразительный контраст с мощным призывом Сергия, за полвека до этого поднявшего Русь на священную войну против монголо-татарского ига! Практика преп. Сергия была не столько завершением исихазма, сколько началом НОВОГО ЭТАПА духовного становления христианского человечества. Если мистика мужского типа основана на соборном сотрудничестве с Богом и активном, сознательном, деятельном уподоблении Ему, то исихастская традиция прежде всего требует от подвижника забыть обо всем тварном и стать как бы чистым сосудом для восприятия Божественных Энергий. Также и в католицизме первоначальная практика «подражания Христу» в последние столетия отступила на второй план перед культом Его Пресвятой Матери. В России тринитарная, глубоко мужественная духовность преподобного Сергия 14-15 вв. предшествовала и в какой-то мере подготовила подъем женственной «серафимовской» духовности 19 века.
10. Новое откровение женского начала
Новые аспекты женской духовности, возможно, должны открыться в связи с одним из самых ярких и таинственных образов Откровения Иоанна: «И явилось на небе великое знамение – жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее месяц из двенадцати звезд. Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения» (Откр. 12:1-2). В католических храмах этот сюжет часто встречается на иконах и фресках как изображение Девы Марии. Но против такого истолкования есть серьезные возражения. В православном богословии Богородица переживается как личностное средоточие Божественных энергий; по учению Григория Паламы, она стала как бы раздаятельницей этих энергий; ни одно из Божественных Действий уже не совершается помимо нее. Напротив, «жена, облаченная в солнце» представляет собой скорее средоточие ТВАРНОГО космоса. Может быть, именно с ней связано то «рождение твари к новому состоянию», о котором пророчествовал Феофан Затворник. Кроме того, в Откровении не случайно подчеркнуто, что «она кричала от болей и мук рождения» – признак, как бы специально отличающий ее от Марии, которая, согласно древнему церковному преданию, рождала «безбольно».
Для библейской системы образов является совершенно необычной космическая символика «жены, облеченной в солнце»: как правило, пророки употребляли эти символы лишь для того, чтобы обличить языческие культы. Но здесь: солнце, луна, 12 звезд. Вспомним книгу Бытия: солнце для управления днем, луна для управления ночью, «и звезды» (Быт. 1:16). 12 звезд, скорее всего, символизируют 12 «знаков зодиака», известных с глубокой древности – эти условные секторы звездного неба обобщенно выражают влияние дальнего космоса на психические структуры Земли. Мы уже отмечали, что глагол ЛЕМАМШАЛ לממשל: управлять
– содержит компонент МА: вода. Символика Апокалипсиса, таким образом, указывает на какую-то сущностную связь «жены» с мировой психической энергией. При этом «жене» помогает сама земля: «И пустил змий из пасти своей вслед жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои, и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей. И рассвирепел дракон на жену, и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа» (Откр. 12:15-17).
Отметим, что здесь, как и в книге Бытия, употребляется несколько неожиданное для патриархального библейского сознания выражение «семя жены»: «И вражду положу между тобою и между женою, – говорит Господь эдемскому змию, – и между семенем твоим и семенем ее; он будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3:15).
Хотя на этот раз в образе змия выступает Сатан, низверженный на землю (Откр. 12:9), но он действует уже совместно с Рахавом, «зверем, вышедшим из бездны» (11:7), которому дракон передал свою «великую власть» (13:2). «Вода», вышедшая «из пасти», может означать одновременно «верхнюю» и «нижнюю» психическую энергию: сверху – изощренная клевета, отравляющая умы, снизу – слепая ярость, кипящая в крови. Но даже объединенное действие двух мятежных духов, которым, к тому же, помогает «лжепророк» (13:11-17), владеющий методами человеческой магии, – оказывается на этот раз бессильным. Земля выходит из своего векового подчинения «суете» (Рим. 8:12) и спасает жену. Павшие ангелы в совокупности с каинитскими магами теряют свою власть над психическими энергиями: эта власть, которую в свое время не смогла удержать Ева, теперь переходит к «жене, облеченной в солнце». Это означает глубинный поворот во всем ходе эволюционного процесса творения.
Если, по дерзновенному прозрению Григория Паламы, Богородица стала раздаятельницей Божественных, нетварных Энергий, то «жена, облеченная в солнце», должна стать управительницей энергий тварных: витальных, психических или духовных. То, что потеряла Ева, с избытком возмещается в грядущей «жене»: подобно тому как Эдем был очагом, из которого чистая энергия жизни должна была распространяться на всю землю, так теперь таким очагом для всего космоса должна стать планета Земля.
Есть ли какие-либо библейские пророчества и прообразы, связанные с этой «женой», помимо Апокалипсиса Иоанна? Третья Книга Ездры, которой мы коснемся ниже, содержит краткое, но многозначительное указание: «и явится невеста, и являясь покажется, – скрываемая ныне землей» (3 Ездр. 7:26). К апокалиптической жене может иметь отношение образ «младшей сестры» из Песни Песней, приводящий в затруднение как еврейских, так и христианских толкователей: «Есть у нас сестра, которая еще мала... что нам будет делать с сестрою нашею, когда будут свататься за нее? Если бы она была стена, то мы построили бы на ней палаты из серебра;
если бы она была дверь, то мы обложили бы ее кедровыми ветками...» (Песня Песней, 8:8-9).
Наконец, сокровенное пророчество о ней можно усмотреть в евангельском эпизоде с двумя сестрами Лазаря, которого воскресил Иисус – Марией и Марфой (Лк. 10:38-42). Первая сидит у ног Учителя, слушая Его слова; вторая энергично занимается хозяйством, заботясь «о большом угощении». Хотя в этом эпизоде Богородица Мария не участвует, но в Православной Церкви этот текст читается на Богородичные праздники. Тем самым дается понять, что Мария Лазарева символизирует Марию, Мать Иисуса; в таком случае можно предположить, что Марфа символизирует другую, апокалиптическую «жену», которой предстоит управлять обширным земным «хозяйством».