Митр. Иоанн (Снычев)
Митрополит Иосиф (Петровых)
Епископ Дмитрий (Любимов)
Прот. Валентин Свенцицкий
Митрополит Евлогий
ГЛАВА III. Синергизм или бюрократизм? Стр.2
Соловецкие епископы, оценивая позицию митр. Сергия, в своем отзыве от 14/27 сент. 1927 г., соглашаясь с заявлениями о лояльности, содержавшимися в Декларации, в целом этот документ не одобрили, т.к. он давал повод думать о "полном сплетении Церкви и государства"; содержал "неискреннее", не отвечающее достоинству Церкви выражение благодарности правительству за внимание к ее духовным нуждам; возлагал на Церковь "всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством". Наиболее важным было возражение против церковных прещений, налагавшихся митр. Сергием на своих собратьев:
"Послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т.е. налагает наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917-18 гг. от 3/16 августа 1918 года, разъяснившему всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшему всех лиц, лишенных сана за политические выступления в прошедшем (Арсений Мацеевич, свящ. Григорий Петров)".
Не будет мира в Русской Церкви, пока этот Соборный принцип аполитичности Церкви и личной свободы Ее членов в отношении дел внецерковных не будет со всей искренностью осуществлен во всех аспектах человеческой жизни. Чего стоит любовь церковная, если она не может подняться выше мирских и политических разномыслий!
Можно было бы признать право на существование и такой политической позиции, которую занял митр. Сергий и его сторонники, – ибо в условиях жестоких гонений неизбежно проявляются и малодушие, и маловерие. Твердых же ревнителей церковной правды можно было бы лишь призывать к братскому снисхождению, терпению, несению немощей своих собратьев. Даже в этих условиях можно было бы сохранить взаимную братскую любовь, эту реальную основу церковного единства, если бы митр. Сергий действовал в духе Соборных установлений, в духе канонической правды и церковной свободы. Без претензий на Первосвятительскую власть, без насилия над Епископатом и над совестью верующих, пусть бы он опирался только на свой личный авторитет и призвал к добровольному объединению вокруг себя тех, кто разделял бы с ним взгляды, изложенные в Декларации! Главная трагедия Русской Церкви заключалась не столько в духовном бессилии, беспринципности и малодушии части Ее иерархии, сколько в том, что эти слабости и пороки навязывались всей Церкви насильственным путем, ценой отречения от братской любви и церковной правды. Тот же грех братоненавистничества, который разрушил Россию, угрожал теперь духовно разрушить Русскую Церковь. Насилие это не могло быть оправдано даже и в том случае, если бы митр. Сергий занял позицию канонически, нравственно и граждански безупречную – но как можно назвать поведение иерарха, который подкреплял ссылки своих собратьев – архиереев увольнениями их с кафедр и предпосылал арестам – "канонические" запрещения не признавших его власть и программу Епископов?
Один из духовных наследников митр. Сергия – архим. (вспоследствии митрополит) Иоанн (Снычев) писал в 1965 г. по поводу рассматриваемых событий:
"Христова Церковь на земле не может существовать иначе, как только в союзе с государством. Бесправное положение не может продолжаться долго... Древняя Церковь во времена мучеников тяготилась своим святым бесправием и всегда стремилась к тому, чтобы выйти из своего нелегального положения... Митр. Сергий правильно оценил, что неразумно ввергать великое множество "малых сих" в горнило искушений и что развитие нормальной жизни церковной может происходить только в правовом союзе Церкви и Государства".
Приведем в качестве возражения мысль святителя, безусловно авторитетного и для архиеп. Иоанна (Снычева) – великого московского митрополита Филарета, который еще за сто лет до этого писал:
"Да, есть в том польза, когда алтарь и престол союзны, но не взаимная польза есть первое основание союза их, а самостоятельная истина, поддерживающая тот и другой. Благо и благословение царю покровителю алтаря; но не боится алтарь падения и без сего покровительства. Прав священник, проповедующий почтение царю, но не по праву взаимности, а по чистой обязанности, если бы то случилось и без надежды взаимности... Константин Великий пришел к алтарю Христову, когда сей уже стоял на пространстве Азии, Европы и Африки: пришел не для того, чтобы поддержать оный своей мощью, но для того, чтобы со всем своим величеством повергнуться перед его Святыней. Живый на небесах рано посмеялся тем, которые поздно вздумали унизить Его божественную религию до зависимости от человеческих пособий. Чтобы сделать смешным их мудрование, Он три века медлил призывать мудрого царя к алтарю Христову, а между тем со дня на день восставали на разрушение алтаря сего: царь, народы, мудрецы, сила, искусство, корысть, хитрость, ярость. Что же, наконец? Все сие исчезло, а Церковь Христова стоит не потому, что поддерживается человеческой силой..." (В.М. Скворцов. "Церковный Совет и государственный разум". Спб. 1912, стр. 26).
Можно привести и другие доводы, но мы слишком хорошо знаем, что с таким "аргументом", как страх, безполезно бороться с помощью исторических и канонических рассуждений. Мы знаем, что, к сожалению, многие в Русской Церкви думали также, как арх.Иоанн, но, скорбя об этом, отнюдь не считаем, что это ставило их вне Церкви. Но мы также твердо знаем, что так думали не все в Русской Церкви, а в 1927 г. было немало также и Епископов, которые думали не так, как митр. Сергий. И на это их церковное право занимать другую позицию, на их положение как самостоятельных церковных иерархов, как раз и покушался митр. Сергий, нарушая все канонические и нравственные нормы.
Главным оправданием в глазах самого Сергия был аргумент "бюрократический", изложенный им в послании от 18/31 декабря 1927 года:
"Господь возложил на нас великое и чрезвычайно ответственное дело править кораблем нашей Церкви в такое время, когда расстройство церковных дел дошло, казалось, до последнего предела и церковный корабль почти не имел управления. Центр был мало осведомлен о жизни епархий, а епархии часто лишь по слухам знали о центре. Были епархии и даже приходы, которые, блуждая на ощупь, среди неосведомленности, жили отдельной жизнью и часто не знали, за кем идти, чтобы сохранить православие. Какая благоприятиная почва для распространения всяких басен, намеренных обманов и всяких пагубных заблуждений. Какое обширное поле для всякого самочиния...".
Великую боль вызывает такое состояние Церкви, когда ее пастыри – епископы и священники, без распоряжений из "центра" не знают, как "сохранить православие"; которые так легко, оставшись без начальства, становятся жертвами "басен", "обманов" и "заблуждений". Как бы сильно не преувеличивал митр. Сергий эту "беспомощность пастырей", в его словах, безусловно, была доля правды. Об эту беспомощность в значительной мере разбился великий Патриарший замысел, выраженный в Указе 7/20 ноября 1920 г.; в этой беспомощности – корень многих бед Русской Церкви.
Ни в какой мере не отрицая необходимости в ту эпоху разного рода церковных объединений вокруг авторитетных иерархов, мы никак не можем согласиться с тем, что митр. Сергий был единственным архиереем Русской Церкви, способным стать цетром такого объединения. Дальнейший опыт показал, что в Церкви нашлось достаточно много иерархов, которые без руководства митр.Сергия и без пресловутой "легализации", добытой ценой нарушения нравственной и канонической правды, смогли сохранить Православие в своих Епархиях не хуже, чем это делал митр.Сергий! И самые выдающиеся из этих иерархов не только осуществили замысел Патриарха, но и доказали незаконность, экклезиологическую ничтожность, фиктивность всех претензий митр. Сергия быть вершителем судеб Русской Церкви, доказали беззаконность и недействительность всех его "прещений", "запрещений" и "увольнений". И чем больше старался митр. Сергий узаконить и усугубить вековые недуги Русской Церкви, тем значительнее и плодотворнее становилось то пророческое дерзновение, с которым лучшие ее пастыри эти недуги исцеляли.
В письме из места лишения свободы от 10/23 дек.1927 г. архиеп.Иларион (Троицкий) предлагает создать Временный церковный орган, основная задача которого была бы в переговорах с властью и объединении духовенства с целью подготовки нового Поместного Собора:
"Временный церковный орган свою задачу должен мыслить скромной и практической - созвание Собора... Над иерархией и церковными людьми витает отвратительный призрак ВЦУ 1922 года. Церковные люди стали подозрительны. Временный церковный орган должен как огня бояться хотя бы малейшего сходства своей деятельности с преступной деятельностью ВЦУ. Иначе получитcя только новое смятение. ВЦУ начинало со лжи и обмана. У нас все должно быть построено на правде ... ВЦУ занялось гонением на всех, ему не подчиняющихся, то есть на всех порядочных людей из иерархии и из других церковных деятелей... Эта отвратительная сторона преступной деятельности ВЦУ и его преемника, так называемого Синода, с его Соборами 1923-25гг., заслужила им достойное презрение... Ничего подобного, до самого малейшего намека, не должно быть в действиях временного церковного органа.
Эту мысль я особенно подчеркиваю, потому что здесь именно вижу величайшую опасность...
Временный церковный орган должен собрать, а не подбирать Собор, как то сделано печальной памяти ВЦУ в 1923 году. Собор подобранный не будет иметь никакого авторитета и принесет не успокоение, а только новое смятение в Церкви. Едва ли есть нужда увеличивать в истории количество разбойничьих соборов; довольно и трех: Ефесского 449г. и двух Московских 1923-25 гг."
Опасность, указанная арх. Иларионом, проявилась со всей силой в деятельности митр. Сергия. Признанием за собой "права" на перемещения и увольнения Епископов, он создавал порочный круг: изменяя в желательном для себя направлении состав иерархии, он затем получал возможность создавать впечатление "соборного" одобрения своих действий. Ясно, что при такой постановке дела "соборность" превращалась в полную фикцию. Аналогичную процедуру митр. Сергий проделал с Синодом: выбрал по своему усмотрению из нескольких десятков русских архиереев шесть епископов с сомнительной репутацией, но полностью ему послушных; и после этого стал говорить о "соуправляющем" органе власти, подкрепляя подписями членов Синода свои решения, по существу не переставшие от этого быть единоличными. Признание принципа бюрократического единовластия приводило к тому, что один Епископ, захвативший в свои руки церковную канцелярию, получал возможность полностью изменить иерархический состав и духовное лицо целой Поместной Церкви. Такое положение было бы абсолютно недопуcтимо даже в том случае, если бы на месте митр. Сергия был настоящий Патриарх...
Первую попытку разорвать порочный круг предпринимает Ленинградский митр. Иосиф, которого митр. Сергий со своим Синодом указом от 31 авг./13 сент. 1927 г. перевел на Одесскую кафедру – на том основании, что гражданские власти запретили митр. Иосифу въезд в Ленинград. Митр. Иосиф ответил полным и категорическим отказом подчиниться приказу о своем перемещении, как незаконному и неприемлемому. Поступок митр. Иосифа создавал прецедент, грозивший разрушить весь план переделки Церкви, задуманный митр. Сергием. Необходимо было принимать экстренные меры.
По докладу Петергофского епископа Николая (Ярушевича) о волнениях в Ленинградской епархии в связи с делом митр. Иосифа, митр. Сергий с Синодом – получившим уже название Временного Патриаршего (!) Священного Синода – принимают постановление, в котором используют все приемы, рассчитанные на восприятие поверхностного и незрелого экклезиологического сознания: и ссылка на каноны, не относящиеся к сути дела; и напоминание о "церковной пользе"; и призывы к "церковному послушанию и дисциплине"; и утверждение об "искусственности" связи митр. Иосифа с Ленинградской епархией; и совет митр. Иосифу "не соблазняться легкой возможностью жить в Ростове"; и требование к нему не производить "смущение" среди верующих... Верующим Ленинградской епархии предписывалось прекратить возношение за богослужением имени митр. Иосифа и подчиниться временному управляющему епархии еп. Николаю (Ярушевичу).
Митр. Иосиф, однако, снова не подчинился, а в своем (третьем) письме к митр. Сергию от 17/30 окт. последовательно отверг обвинения митр Сергия: нестроения в епархии породил не он, митр. Иосиф, а тайно оглашенный по епархии приказ митр. Сергия о его смещении; связь его с епархией не искусственная, но основана на горячей любви к нему пасомых; скудная жизь в Ростове ничем его "соблазнить" не может; наконец, "послушания" церковной власти он оказывать не желает, поскольку сама эта "церковная власть" находится в "рабском состоянии". Митрополиту Киевскому Михаилу на запрос относительно прибытия в Одессу митр. Иосиф ответил телеграммой:
"Перемещение противоканоническое, недобросовестное, угождающее злой интриге, мною отвергнуто".
Митр. Иосиф еще не может четко сформулировать, в чем именно состоит противозаконность действий митр. Сергия, но, формально признавая его за носителя церковной власти, всем своим глубоко церковным чутьем знает, что Святые Каноны – это то, что охраняет Церковь, а не то, что разрушает ее; что в данной ситуации именно он, а не митр. Сергий, действительно исполняет церковную правду.
И это оставалось несомненным для верных сынов Церкви, несмотря на то, что митр.Сергий, как прежде обновленцы, начал получать одно за другим приветствия Восточных Патриархов, "с радостью" узнавших о его примирении с гражданскими властями и признавших его законным возглавителем одной из "половин" Русской Церкви, наряду с обновленцами...
В октябре 1927г. с гневным письмом обращается к митр. Сергию епископ Ижевский Виктор (Островидов), так отзываясь "воззвании" (Декаларации) митр. Сергия:
"От начала до конца оно исполнено тяжелой неправды и есть возмущающее душу верующих глумление над Святой Православной Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви Христовой на поругание "внешним" оно есть прискорбное отречение от своего спасения, или – отречение от Самого Господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует слово Божие, не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели...
Насколько было в наших силах, мы, как себя самих, так и паству сберегали, чтобы не стать нам причастниками греха сего, и по этой причине самое "воззвание" возвратили обратно. Принятие "воззвания" являлось бы перед Богом свидетельством нашего равнодушия и безразличия в отношении к Святейшей Божией Церкви – Невесте Христовой..."
Как это часто бывает свойственно ревнителям, еп. Виктор не проявляет должного терпения и снисхождения к тем колеблющимся и малодушным членам Церкви, выразителем настроений которых в какой-то мере явился митр. Сергий. Но, защищая духовную чистоту Церкви, еп. Виктор также выразил чувства многих верующих, и это лишний раз указывало на всю ложь и фальшь претензий митр. Сергия навязать свою частную политическую позицию всей Русской Церкви. Не все писали такие письма, как еп.Виктор, но, как сообщает архим. Иоанн (Снычев) [изучавший этот вопрос по материалам митр. Мануила (Лемешевского)], во многих епархиях оказались в большинстве такие приходы, которые отослали Декларацию обратно ее автору!
В связи со своим категорическим отказом принять курс церковной политики, навязываемый митр. Сергием, Воткинская и часть Вятской епархии во главе с еп. Виктором перешли на самоуправление, повторяя опыт борьбы против обновленчества.
Затем возвысила свой голос Петроградская епархия. В декабре 1927 г. проф.-прот. В.Верюжский изложил в обращении к митр. Сергию требования, которые митр. Сергий должен был, по мнению ленинградского духовенства, исполнить, чтобы прекратить вызванные его деятельностью нестроения в Церкви:
"1. Отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государству.
2. Отказаться от перемещений и назначений епископов помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых и назначаемых епископов.
3. Поставить Врем. Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его учреждении в смысле совещательного органа, и чтобы распоряжения исходили только от имени Заместителя.
4. Удалить из состава Синода пререкаемых лиц ( т.е. арх. Серафима Александрова, еп. Алексия Симанского и еп. Филиппа Гумилевского – Л.Р.).
5. При организации Епарх. Управлений должны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917-18 гг. и авторитет епископата.
6. Возвратить на ленинградскую кафедру митр. Иосифа (Петровых).
7. Отменить возношение имени Заместителя (митр. Сергий распорядился возносить свое имя за литургией вслед за именем митр. Петра: якобы ради отличия от григориан, поминавших только митр. Петра – Л.Р.).
8. Отменить распоряжение об устранении из богослужений молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть".
Приведем ответы митр. Сергия на три первых требования:
"1. Отказаться от курса церковной политики, который я считаю правильным и обязательным для христианина и отвечающим нуждам Церкви, было бы с моей стороны не только безрассудно, но и преступно.
2. Перемещение епископов – явление временное, обязанное своим происхождением в значительной мере тому обстоятельству, что отношение нашей церковной организации к гражданской власти до сих пор оставалось неясным. Согласен, что перемещение часто – удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы. Но, принимая во внимание чрезвычайность положения и те усилия многих разорвать церковное тело тем или иным путем, и епископ, и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного.
3. Синод стоит на своем месте, как орган управляющий. Таким он был и при Патриархе, хотя тоже состоял из лиц приглашенных".
Анализируя эти ответы, мы можем сформулировать основные черты позиции митр. Сергия следующим образом:
1. Полный отказ от установления Поместного Собора, отменившего общеобязательную церковную политику: то, что "я считаю правильным", было бы "преступно" не навязывать всей Церкви как общеобязательное ("обязательное для христианина").
2. Провозглашение примата гражданской власти в деле перемещений и увольнений епископов: Епископ, избираемый и назначаемый на кафедру "пожизненно", увольняется с нее в случае гражданской ссылки, всего лишь на несколько лет разлучающей епископа с епархией. Таким произволом подрывалась самая основа церковности - нерасторжимая связь Епископа со своей паствой, восстановленная Поместным Собором. Этим поистине "разрывалось церковное тело", разрушалось церковное единение в вере и любви, которое не в последнюю очередь выражается и в "личных чувствах епископа", о которых митр. Сергий говорит столь пренебрежительно. Удар по этим чувствам, пренебрежение ими – это один из самых тяжких ударов по единству Церкви.
Кроме того, митр. Сергий обходит вопрос о том, что перемещения Епископов, производимые по его личному произволу или под давлением гражданской власти, сводятся к искусственному подбору состава епископата по принципу политической ориентации, т.е. по принципу совершенно нецерковному и антиканоническому.
3. Называя Синод "Патриаршим" и обосновывая его существование на прецеденте, имевшем место при Патриархе Тихоне, митр. Сергий подчеркивает ложную идею о тождественности своей власти с властью Патриарха. Кроме того, создание Синода и ВЦС из лиц, не избранных Собором, было и для самого Патриарха неканоничным, ошибочным действием, которое он исправил под влиянием собратьев-архиереев, о чем митр. Сергий здесь умалчивает.
В том же месяце (декабрь 1927 г.) обратился к духовенству 70-летний старец, епископ Гдовский Дмитрий (Любимов), объясняя причины разрыва канонического общения с митр. Сергием. Хотя послание и свидетельствовало о возрождении Соборных принципов достоинства Епископа и отделения Церкви от политики, однако еп. Димитрий повторяет в своей аргументации ошибку митр. Иосифа: подмену идеи Боговластия (через Первосвятителя) – идеей единоначалия. Критика в значительной мере была построена на уклонениях митр. Сергия от принципа единоначалия - ни сам этот принцип, ни право митр. Сергия на Первосвятительскую власть не подвергаются сомнению! Митр. Сергий упрекается даже в незаконном "самоограничении" своих прав: в этом доводе уже ясно ощущалось противоречие между церковной реальностью и канонической позицией еп. Димитрия – всем было ясно, что созданием Синода никакого реального самоограничения на свою власть митр. Сергий не накладывал (если не считать "самоограничения" в пользу НКВД!).
Сконцентрировав внимание лишь на внешнем образе искажения Патриаршего строя, церковные критики митр. Сергия вначале не смогли осознать и выразить сущность этого искажения, ибо сами понимали сущность Первосвятительства ошибочно или недостаточно ясно.
Митр. Сергий мастерски использовал эту слабость позиции своих первых критиков и подавлял духовное сопротивление колеблющихся иерархов, зажимая их разум в тиски псевдоканонической аргументации, против которой, казалось, нечего было возразить. Значительно превосходя большую часть русских епископов по формальной четкости мышления, по быстроте ориентировки в сложной ситуации, он не столько стремился прислушиваться к голосу своих собратьев, пусть не всегда отчетливому, но глубоко искреннему, не столько стремился воспринять все богатство соборного свидетельства и придать ему, пользуясь своими знаниями и способностями, четкие канонические формы - сколько занимался выискиванием слабых мест в аргументации критиков и подавлял их своим интеллектуальным превосходством. И это тоже было одним из глубинных проявлений той подмены духа церковной соборности – духом насилия, которая столь характерна для митр. Сергия. Какой поразительный контраст с умением и стремлением Святейшего Патриарха Тихона прислушиваться ко всем, даже самым слабым голосам, шедшим из недр церковной жизни!
Должно было пройти еще несколько лет, прежде чем довелось и митр. Сергию испытать горечь полного канонического разгрома от столь мощного духом иерарха, как митр. Кирилл, не оставившего камня на камне от всех его изощренных логических построений...
Но пока что митр. Сергий без особого труда "справился" со всеми возражениями, касавшимися объема его полномочий. Все казалось предельно простым: митр. Петр получил от Патриарха всю полноту Первосвятительской власти и в полном объеме передал ее своему Заместителю – митр. Сергию.
Поскольку, с одной стороны, митр. Петр в звании Местоблюстителя был необходим митр. Сергию как надежный щит от притязаний других кандидатов на Местоблюстительство – митр. Кирилла и Агафангела, а с другой стороны, вмешательство самого митр. Петра не всегда было в пользу митр. Сергия (вспомним, как митр. Петр дважды отстранял митр. Сергия от Заместительства), то митр. Сергий сформулировал собственную концепцию Местоблюстительства, по принципу – "король царствует, но не управляет". Митр. Петр оставался, согласно этой концепции митр. Сергия, единственным мистическим возглавителем Церкви, что выражалось в возношении его имени за литургией и недопущении к власти других Местоблюстителей; "фактическим" же возглавителем становился наличный Заместитель – митр. Сергий, что также выражалось в возношении его имени и в полном церковно-административном подчинении ему всего русского Епископата. От возможного повторения ситуации, когда к митр. Петру проникнут сведения о положении церковных дел и он снова попытается лишить митр. Сергия заместительских полномочий, последний оградил себя тем, что "лишил" митр. Петра всякой фактической власти. Он заранее отказывался выполнять распоряжения "мистического" Главы Церкви на том основании, что митр. Петр находится "вдали от церковных дел" и неизбежно будет совершать ошибки вследствие своей неосведомленности (как это действительно произошло в эпизоде с григорианами). Единственным условием, при котором митр. Сергий признавал возможным сложить свои "Первосвятительские" полномочия, было возвращение митр. Петра к фактическому управлению Церковью – но этого можно было не опасаться по причинам, не имевшим ничего общего с церковными канонами...
Позиция митр. Сергия на первый взгляд казалась незыблемой: сохранялся и принцип единоначалия, и мистическое, благодатное содержание Патриаршества.
Не учитывалось только одно – что никакое разделение этих двух аспектов Патриаршества абсолютно недопустимо; что единственным проявлением мистической природы Первосвятительской власти является фактическое, реальное осуществление этой власти; что единственным основанием церковного единоначалия как раз и является его благодатная, харизматическая природа. Отделив мистическое содержание Первосвятительской власти от ее реального осуществления, митр. Сергий ввел понятие "фактического возглавителя" Церкви, лишенного Первосвятительской харизмы. Тем самым природа фактической власти Первосвятителя понималась как безблагодатная, административно-правовая или, в лучшем случае, как патриархальная, по образу семейной.
Но никакой другой власти, кроме власти Божией, в Церкви быть не должно, и потому власть нехаризматическая, безблагодатная является в Церкви инородным телом, чуждым Ее Богочеловеческой природе.
Не сопровождаемая содействием Божественной Силы (Энергии или Благодати), власть митр. Сергия как "фактического управителя" могла быть приемлема только по добровольному соглашению тех, кто захотел бы иметь его над собой в качестве авторитетного руководителя. В связи с этим становится ясным также, что никакого антицерковного действия, никакого "раскола" не учиняли те иерархи, которые руководства митр. Сергия над собой не признавали; тот факт, что они не всегда отчетливо формулировали мотивы своих действий, реального положения не менял.
В официальном акте канонического отделения от митр. Сергия ленинградских епископов Сергия (Дружинина) и Димитрия (Любимова), датированном 13/26 дек. 1927г., повторяется прежняя ошибка, т.к. митр. Сергий именуется "бывшим нашим Предстоятелем, незаконно и безмерно превысившим свои права", а также намечается новая экклезиологическая ошибка – в утверждении о том, что отделившиеся епископы сохраняют "апостольское преемство через Патриаршего Местоблюстителя Петра (Полянского)". В действительности "апостольское преемство" Епископа не имеет никакого отношения к Первоиерарху; это преемство передается через епископскую хиротонию, которая совершается и в Церквах, не имеющих Первоиерарха вообще (например, при синодальном строе). Эта неудачная идея об "апостольском преемстве" была, тем не менее, первой попыткой осознать, в чем же конкретно проявляет себя харизматическая природа Первосвятительской власти, столь глубоко переживавшаяся в непосредственном восприятии церковного народа.
Эту ошибочную идею "апостолького преемства" тут же со всей энергией подхватывает митр. Сергий, обращая ее в свою пользу. Так, в своем послании от 18/31 дек.1927 г. он пишет:
"Мы не забываем, что при всем нашем недостоинстве мы служим тем канонически бесспорным звеном, которым наша русская православная иерархия в данный момент соединяется со Вселенскою, через нее – с Апостолами, а через них – и с Самим Основоположителем Церкви Господом Иисусом Христом".
Митр. Сергий, в соответствии со своей концепцией, мог бы, конечно, уточнить, что он осуществляет только "фактическое преемство" с Апостолами (интересно, каким именно образом?), тогда как осуществление "мистического преемства" остается за митр.Петром. Уместно здесь было бы ему также ответить на вопрос, через кого именно осуществлялась связь Русской Православной иерархии со Вселенской Церковью в период 1922-27 гг., когда Восточные Патриархи были в каноническом общении с обновленческим ВЦУ, а с Патриаршей Церковью общение прервали, признав обновленческое "отлучение" Святейшего Тихона от Патриаршества?
И если мы не захотим, вслед за митр. Сергием, оставаться при формально- юридическом представлении о Церкви, но веруем в Нее, как в живое Тело Христово, то мы должны будем признать, в духе православной традиции, что соединение с Господом Иисусом Христом, Святыми Апостолами и Вселенской Церковью осуществляет каждый Епископ как глава Местной Церкви.
Иначе мы вынуждены были бы предположить, что составители Указа от 7/20 ноября 1920 г., допускавшие существование в течение неопределенного времени Поместной Церкви без Первоиерарха, в виде совокупности самостоятельных Епархий, обрекали тем самым Церковь на разрыв "апостольского преемства", на разрыв связи с Господом Иисусом Христом, Апостолами и Вселенской Церковью! Мы такое предположение категорически отвергаем, как ввиду его явного противоречия православному разуму и опыту, так и ввиду нашего духовного доверия к тем лицам, которые Указ составляли , ввиду нашего глубокого убеждения в том, что именно они, вслед за Поместным Собором, продолжили развитие подлинно православной экклезиологии.
Мы привели догматические суждения членов Собора о том, что Первосвятительский сан связан не с апостольским служением вообще, а с особым служением Апостола Петра. Но это служение как раз и заключается в фактическом управлении Церковью: "паси овцы Моя", – сказал Господь Апостолу Петру. И если Петрово служение Епископа в отношении своей Епархии является необходимым основанием Церкви, то Патриаршество в Поместной Церкви не есть обязательное условие Ее бытия в каждый момент исторического времени, но есть увенчание, восполнение и завершение Ее строительства в истории. Необходимыми условиями такого восполнения является утверждение апостольского достоинства каждого Епископа, с одной стороны, и полное изгнание из Церкви мирского административно - бюрократического духа, с другой.
Дело это, начатое Собором, достойно продолжили иерархи Русской Церкви, боровшиеся за православную церковность против бюрократических установлений Митр. Сергия. Уже по-новому звучат слова митр. Иосифа, который говорит о распоряжениях митр. Сергия, которые не могут воспринимать "живые души верных чад Церкви Христовой". В этом отвержении мертвого администрирования ощущается жажда такого церковного управления, таких действий церковной власти, которые воспринимались бы не "бумагой", а "живыми душами верующих".
"Для осуждения и обезвреживания последних действий митр. Сергия (Страгородского) – писал митр. Иосиф 25.12/07.01 1928 г., – противных духу и благу Св. Христовой Церкви, у нас, по внешним обстоятельствам, не имеется других средств, кроме как решительный отход от него и игнорирование его распоряжений. Пусть эти распоряжения приемлет одна всетерпящая бумага да всевмещающий бесчувственный воздух, а не живые души верных чад Церкви Христовой.
Отмежевываясь от митр. Сергия (Страгородского) и его деяний, мы не отмежевываемся от нашего законного Первосвятителя митр. Петра (Полянского) и когда-нибудь да имеющего собраться Собора оставшихся верных православных святителей. Да не поставит тогда нам в вину этот желанный Собор, единый наш православный судия, нашего дерзновения.
Пусть он судит нас не как презрителей священных канонов святоотеческих, а только как боязливых за их нарушение.
Если бы даже и заблуждались, то заблуждались честно, ревнуя о чистоте Православия в наше лукавое время, и если бы мы оказались виновными, то пусть окажемся и особо заслуживающими снисхождения, а не отвержения. Итак, если бы даже нас оставили все пастыри, да не оставит нас Небесный Пастырь, по неложному Своему обещанию пребывать в Церкви Своей до скончания веков".
Московский протоиерей Валентин (Свенцицкий) (впоследствии признавший "каноничность" митр. Сергия) писал в адрес митр. Сергия 30.12 1927/12.01 1928 г., сообщая о разрыве с ним канонических отношений, с благословения Димитрия (Любимова), епископа Гдовского:
"И "Живая Церковь", захватившая власть Патриарха, и Григорианство, захватившее власть Местоблюстителя, и Вы, злоупотребившие его доверием, – все вы делаете одно общее, антицерковное обновленческое дело, причем Вы являетесь создателем самой опасной его формы, так как, отказываясь от церковной свободы, в то же время сохраняете фикцию каноничности и Православия. Это более, чем нарушение отдельных канонов!
Я не создаю нового раскола и не нарушаю единства Церкви, а ухожу и увожу свою паству из тонкой обновленческой ловушки: "Да не утратим по малу неприметно той свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос освободитель всех человеков"(из 8-го правила 3-го Вселенского Собора)".
Опасным уклонением в борьбе с митр. Сергием было допускавшееся одним из не признавших его власть епископов, а именно Димитрием (Любимовым), обвинение сергианского духовенства в "безблагодатности". Такая позиция была, по существу, тем же грехом против церковного братолюбия и против достоинства Епископа, который насаждал митр. Сергий: это дало последнему лишний повод для решительной и беспощадной, получающей при этом видимость нравственного и канонического оправдания, расправы с наиболее активными деятелями оппозиции и компрометации всего движения в целом.
Против этих крайностей было направлено, в частности, письмо авторитетного петроградского священника – "духовного старца" о. Всеволода, написанное из ссылки:
"Митр. Сергий (Страгородский) и его Синод выпустили воззвание, в котором смешивают церковное дело с политикой и совершают перемещение епископов помимо воли последних, издают распоряжения, которые по совести не могут исполнить многие православные, и превышают свои церковные права – права лишь Заместителя Патриаршего Местоблюстителя.
Все это вредные для Церкви мероприятия. Они составляют частное каноническое преступление митр. Сергия (Страгородского) и иже с ним. Но не таковы еще эти преступления, чтобы можно было объявлять митр. Сергия (Страгородского) безблагодатным и требовать немедленного разрыва молитвенного с ним общения. ... Есть, следовательно, неправда у одних, есть она и у других. Взаимные прещения одной и другой стороны не имеют поэтому никакой силы, потому что при этих прещениях ни та, ни другая сторона не опирается на Истину Православия.
Лишь то запрещение влечет за собою лишение благодати, которое согласно с волей Божией. Если же этого согласия нет, то не только благодать не отымается и не посылается, но сама церковная жизнь показывает, что все такие действия Церковью не принимаются, хотя бы и совершали великие Вселенские Соборы и самые Православные Патриархи и Синоды.
...Вы можете свободно ходить в те и другие храмы, моля Господа, чтобы Он дал каноническую правильность в отношениях между православными и умирил бы Церковь Свою...".
12/25 янв. 1928 г. митр. Сергий со своим Синодом снова предают церковному суду по обвинению в расколе уже ранее запрещенных в священнослужении епископов Димитрия (Любимова) и Сергия (Дружинина) и требуют от ленинградских викариев - еп.Григория (Лебедева) и еп. Серафима (Протопопова), немедленно ввести поминовение имени Заместителя.
Однако широкое церковное движение против митр. Сергия только начиналось. 13/26 янв. об отходе от митр. Сергия заявила группа духовенства г. Серпухова во главе с еп. Алексием (Готовцевым). Вскоре после этого с искренним увещанием обращается к митр.Сергию прежде глубоко чтивший его арх. Угличский Серафим (Самойлович):
"Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за Истину и что с нами несокрушимая никакими страданиями сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждою, что в срок, ведомый единому Богу, Истина Православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия.
Своей Декларацией и основанной на ней политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо уводите нас от служения Истине, а лжи Бог не помогает.
...Страшный стон несется со всех концов России.
Вы обещали вырывать по 2, по 3 страдальца и возвращать их к обществу верных, а смотрите, как много появилось новых страдальцев, которых страдания еще более усугубляются сознанием того, что эти страдания явились следствием Вашей новой церковной политики.
... И если идут отделения епархий и приходов от Вас и Вашего "Синода", то это набат, страшный набат истомленных и верующих сердец, который мог бы достичь до Вашего сердца, зажечь его пламенем самопожертвования и готовности положить душу свою за други своя...".
Наконец, 24.1/6.2 1928 г. прозвучал голос не только истомленного православного сердца и целомудренной совести, но голос соборной мудрости и пастырского авторитета. В своем обращении к митр. Сергию архиереи Ярославского церковного округа во главе со старейшим русским иерархом, ближайшим сподвижником Патриарха Тихона, митр. Агафангелом, писали:
"По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному; во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество "внешним", не оставляющее места для важного условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия - свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее.
...На место возвещенной Христом внутрицерковной свободы Вами широко применяется административный произвол, от которого много терпела Церковь и раньше.
По личному своему усмотрению Вы практикуете бесцельное и неоправдываемое перемещение епископов, часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных Вам епископов в священнослужении и т.п.
...Мы отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и за Вашим "Синодом" право на высшее управление Церковью".
Кроме митр. Агафангела, послание подписали: Угличский арх. Серафим (Самойлович); арх. Варлаам (Ряшенцев), бывший Пермский, ныне врем. управ. Любимским викариатством; Ростовский еп. Евгений (Кобранов); а также митр. Иосиф (Петровых), проживавший в то время в Ростове Великом. Хотя в этом послании уже ставились под сомнение права митр. Сергия на управление Церковью, однако аргументация по этому коренному вопросу отсутствовала и здесь.
Митр. Сергий, зная уже по опыту миролюбие и готовность митр. Агафангела идти на уступки, пользуется этими его качествами для спасения своего пошатнувшегося положения.
"Не нахожу достаточно сильных слов, – пишет он в письме к митр. Агафангелу от 28.1./10.2. 1928г., – чтобы умолить Вас сохранить общение с Нами, потерпев еще немного нашим немощам, пока не выяснится, куда мы хотим вести церковный корабль: к сравнительно ли сносному существованию в данных условиях, или к гибели; стремимся ли мы к утверждению веры или жертвуем ею ради личного благополучия. Разорвать общение всегда можно, если будут к тому несомненные основания, но разрывать общение и разламывать Тело Церковное по причинам воображаемым и еще только ожидаемым и предполагаемым, подумайте, какой это рискованный и ответственный шаг и к каким последствиям это может повести для Церкви и для самого учиняющего".
По поводу этого послания митр. Сергия необходимо заметить следующее:
1) митр. Сергия упрекают не в личных немощах, а в навязывании этих "немощей" всей Церкви;
2) никто не утверждал, что митр. Сергий хочет гибели Церкви, но речь шла о том, что своими единоличными решениями, пренебрегая соборным суждением, он Ее фактически ведет к гибели;
3) позволить ему экспериментировать с судьбами Церкви – было недопустимо, ибо когда "выяснится" – будет уже поздно; 4) никто не высказывал подозрения, что он стремится к "личному благополучию";
5) выдвигались причины не "воображаемые", а вполне реальные – незаконный Синод, административный произвол, нарушение прав Епископов, подчинение Церкви мирским властям;
6) неисполнение административных распоряжений, противоречащих церковной совести Епископа, никак не означало "разламывания Тела Церковного" – нельзя согласиться с тем, что единство Тела Церковного держалось на канцелярии митр. Сергия.
Но митр. Сергий упорно переводит вопрос из области принципиальной в область "личных счетов":
"Мы с Вами, – продолжает он, – подошли уже к той черте, у которой все земные ценности, все земные счеты ( как оскорбительно это подозрение в соперничестве по отношению к митр. Агафангелу и как это выдает самого митр. Сергия! – Л.Р.) теряют свою абсолютную значимость, и остается только одно: дать добрый ответ на судище Христовом. Во имя этого нашего общего упования и во имя блага Святой Церкви, прошу Вас и молю, не переходите на сторону наших врагов, которых у нашего дела и без того много. Останьтесь с нами и своим авторитетным именем и своим мудрым советом поддержите наши усилия над устроением церковных дел и тем остановите других, стремящихся к разделению... Что касается меня, то я всегда готов передать Вам полномочия, лишь только будут у меня в руках достаточные к тому основания...".
О том, какова в действительности эта "готовность", митр. Сергий не так давно уже продемонстрировал: так и теперь, "братскую мольбу" о помощи, обращенную к митр. Агафангелу, он подкрепляет "аргументами" совсем иного рода.
29.3/11.4 митр. Сергий и его Синод принимают постановление: предать суду епископов, запретить в священнослужении и уволить на покой митр. Иосифа (Петровых), еп. Иерофея (Афоника), еп. Евгения (Кобранова), арх. Серафима (Самойловича), арх. Варлаама (Ряшенцева). О митр.Агафангеле постановлено, что хотя он своими "раздорническими" действиями заслужил все эти прещения, но, с учетом его "прежних заслуг перед Церковью" и "болезненного состояния", ему дается месячный срок на покаяние, после чего он подлежит запре-щению в священнослужении... Между тем в своем письме от 25.3/7.4 1928г. митр. Агафангел категорически отвергает обвинение в учинении раскола:
"Что же касается нашего заявления об отделении от Вашего Высокопреосвященства и Вашего Синода, то оно, при внимательном прочтении его, не может подать повод обвинять нас, подписавших его, в каком-то расколе. Мы ни одним словом не обмолвились, что отделяемся от Вас по разномыслию в вере, тайнодействии и молитве, а только в порядке административного управления и притом до определенного, назначенного в конце заявления, времени. Причины отделения изложены, по моему мнению, ясно и определенно и не могут обличать нас в расколе. Мы остаемся с Вами в союзе веры и молитвы".
Здесь в полемике иерархов поднимается один из важнейших для православной экклезиологии вопросов, связанный с понятием "раскола": имеет ли единство Церкви формальный, юридически - административный характер, или же природа этого единства – реальная, благодатно-харизматическая? Вторую точку зрения отстаивает митр. Агафангел, первую – митр. Сергий, который в ответном письме пишет:
"По мысли канонов расколом называется именно разделение не из-за веры, а из-за вопросов, допускающих размежевание или же из-за нежелания подчиниться распоряжению законной Церковной власти ("самочинное сборище"). Что же касается сохранения молитвенного общения при административном разрыве, то можно весьма сомневаться даже в том, возможны ли вообще, или, точнее, канонически законны ли такие отношения между двумя архиереями, принадлежащими к одной и той же Поместной Церкви и признающими над собою одного и того же духовного главу в лице "Первого Епископа". Но если такие отношения и возможны где-либо фактически, то только между архиереями административно друг от друга независимыми и не связанными друг с другом никакими обязательствами. Между тем, по распоряжению нашего "Первого Епископа", я имею тяжкий долг заменять его; несу все эти его обязанности и потому имею право ожидать от своих собратий-епископов того же канонического послушания, каким они обязаны по отношению к самому 'Первому Епископу' ".
Вопрос, поставленный с такой остротой, сводится к основной проблеме: какова природа Первосвятительской власти, именно в связи с ее фактическим осуществлением в жизни Церкви? Мы полагаем, опираясь на весь опыт Русской Церкви после крушения христианской государственности, что "самочинное сборище" именно потому создает раскол, что оно игнорирует те устроительные действия Первого Епископа, в которых его человеческая воля послушно следует воле Божественной, вследствие чего эти устроительные действия являются синергическими, т.к. совершаются совместно Божественной Благодатью и человеческой свободой. Отказ воспринимать это церквеустроительное воздействие Божественной Благодати, осуществляемое через Первого Епископа, есть отпадение от полноты благодатной церковной жизни и в этом смысле является расколом.
Однако само понятие раскола неприменимо по отношению к такому церковному управителю, как митр.Сергий, который не имел каноническим путем полученного сана Первоиерарха. Его устроительные действия поэтому носят характер действия только человеческой воли, подобно тому, как это имеет место в мирском обществе. Неприменимо понятие раскола даже и в том случае, если Архиерей не признает устроительных действий законного Первоиерарха, когда эти действия совершаются лишь человеческой волей Первого Епископа и не согласуется с волей Божественной. В этом случае происходит отделение от греховных, ошибочных или просто несущественных действий Первоиерарха, но не происходит отделения от Благодати, от полноты церковной жизни, включающей в себя и Первосвятительскую харизму.
С этой точки зрения митр. Агафангел совершенно прав в своих утверждениях: в принципе не отделяясь от харизмы церковного управления, действующей только через Первого Епископа, т.е. через митр. Петра (хотя временно эта Первосвятительская харизма проявиться не может, из-за удаления митр. Петра от реального управления Церковью), митр.Агафангел никакого раскола не учиняет. Непризнание же чисто человеческих распорядительных действий митр. Сергия, неимеющего, в силу своего положения, Первосвятительской харизмы управления Церковью, – не есть раскол.
Митр. Сергий, напротив, рассматривает власть церковного управления как только административную, т.е. чисто человеческую, в принципе безблагодатную (как мы уже отмечали, ни епископский сан, ни личная духовность – еще не означают наличия специфической, особой харизмы Первосвятительской власти). Поэтому, в его представлении, и Тело Церковное скреплено безблагодатными скрепами, а именно - взаимными "обязательствами", в число которых входит общее обязательство послушания Первому Епископу как главе церковной администрации. Также и церковные каноны превращаются у митр. Сергия из Святых Канонов, определяющих структуру Богочеловеческого организма Церкви и ограждающих этот организм от повреждения, - в просто "каноны", т.е. сборник юридических правил, по подобию гражданского законодательства.
Итак, за этим конфликтом между двумя частями русского Епископата ( признавшими и не признавшими непререкаемую административную власть митр. Сергия) крылось существенно разное понимание природы церковного единства, природы Церкви как единого организма. Неудивительно поэтому, что этот конфликт, принципиально не преодоленный и поныне, принял такие глубокие, болезненные и затяжные формы. Вспомним, как долго и мучительно вынашивалось и "выбаливалось" Православное учение о Боге и Боговоплощении (тринитарный и христологический догматы). Теперь также мучительно рождается Православное учение о Церкви – понимание Церковью Самой Себя.
Уступив митр. Сергию в вопросе о признании его законным управителем Церкви, митр. Агафангел твердо сохранил свое убеждение в праве Епископа не подчиняться тем распоряжениям этого управителя, которые смущают религиозную совесть, противоречат св. канонам и благу Церкви. Свою окончательную позицию Ярославская группа епископов сформулировала в письме от 27.4/10.5 1928г.:
"В разъяснение нашей декларации от 24.1/6 февраля с.г. и в дополнение к письмам митрополита Агафангела (Преображенского) на имя Вашего Высокопреосвященства, находим нужным сказать следующее:
1. Мы до сих пор не прерывали и не прерываем нашего молитвенного общения с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским).
2. Никакого раскола мы не желаем учинять и не учиняем.
3. Никаких новшеств в церковной жизни нашей епархии не вводили и не вводим.
4. Принципиально власть Вашу, как Заместителя, не отрицаем.
5. Распоряжения Заместителя, смущающие нашу и народную религиозную совесть и, по нашему убеждению, нарушающие каноны, в силу создавшихся обстоятельств на месте исполнять не могли и не можем.
6. Всех, обращающихся к нам иноепархиальных епископов и мирян с просьбой возглавить их и принять в молитвенное и каноническое общение, мы не отторгали и не отторгаем от единства церковного и, внося мир, направляем их непосредственно к Вашему Высокопреосвященству и Синоду, предварительно, насколько возможно, успокоив их смущенную религиозную совесть.
Да послужат эти наши разъяснения, при помощи Божией, ко благу и миру церковному".
Письмо подписали митр. Агафангел, арх. Варлаам и еп. Евгений (арх. Серафим в это время находился в ссылке в одном из монастырей Могилевской епархии, откуда продолжал свои обличения, обвиняя митр.Сергия в тяжком грехе "увлечения малодушных и немощных братий наших в новообновленчество").
Хотя митр. Сергий прекрасно понимал, что вся его практика административного насилия подрывается позицией митр. Агафангела ("пятый же пункт заявления и совершенно отнимает надежду на устранение произведенного соблазна", – говорится в пост. Синода от 17/30 мая), однако он в расчете на обещанную пассивность и почтенный возраст митр.Агафангела, предпочел сделать вид, что примирение достигнуто, и объявил об этом всей Церкви. Расчет вполне оправдался: митр. Агафангел, не предприняв более никаких новых действий, через полгода умер ( в г. Кинешме, в возрасте 74 лет), а версия о его "примирении" с митр. Сергием бытует и поныне...
В качестве доказательства принятия митр. Агафангелом точки зрения митр. Сергия, архим. Иоанн (Снычев) приводит ответ митр. Агафангела на запрос одного протоиерея (из г. Майкопа):
"Правда ли что соединились канонически Митрополитом Сергием".
"Верно. Митрополит Агафангел".
Между тем совершенно ясно, что ни о каком изменении позиции митр. Агафангела это не свидетельствует, т.к. в документе от 27.4/10.5 он именно и утверждает, что находится в молитвенном и каноническом общении с митр. Сергием, принципиально власть его признает, обращающихся к нему иноепархиальных клириков направляет к митр. Сергию, предварительно успокоив их совесть.
Митр. Агафангел совершает ошибку, принципиально признавая власть митр. Сергия как главы церковного управления, – но эта ошибка придает еще большую значимость его главному утверждению: "распоряжения, смущающие религиозную совесть и нарушающие каноны, исполнять не можем". Это утверждение принимает характер нормы церковной жизни, даже и при законном Первоиерархе. Действительно, если отношение к церковной власти мыслится так, что имеется в виду необходимость выполнения любых ее распоряжений, включая и такие, которые противоречат религиозной совести и нарушают каноны, то такое понимание явно вскрывает какое-то грубое искажение самых первооснов представления о Церкви. И в деле преодоления этого искажения выдающуюся роль сыграл митр.Агафангел, словом и делом утверждавший начала церковного братолюбия и церковной свободы.
Вглядываясь в благостный духовный облик этого сподвижника Патриарха Тихона, мы невольно вспоминаем другого русского иерарха, который в те же годы вел ту же борьбу за церковную свободу – в других условиях, но против того же косного духа административного насилия и вовлеченности Церкви в мирскую политику, против того духа, который не один митр. Сергий унаследовал от прошедшей эпохи. И подводя итог духовному подвигу митр. Агафангела, напомним слова о церковной свободе, которыми подвел итог своему жизненному пути митр. Евлогий (Георгиевский):
"В рамках церковных догматов и канонов свобода Церкви есть основная стихия, голос Божий, звучащий в ней: можно ли его связывать, заглушать? Внешняя связанность и подавление этого голоса ведет к духовному рабству. В церковной жизни появляется боязнь свободы слова, мысли, духовного творчества, наблюдается уклон к фарисейскому законничеству, к культу формы и буквы, – все это признаки увядшей церковной свободы, рабства, а Церковь Христова существо полное жизни, вечно юное, цветущее, плодоносящее... С глубоким благоговением преклоняюсь пред величайшим духоносным апостолом христианской свободы – св. апостолом Павлом и радуюсь, что наше святое православие соблюло в неповрежденном виде этот дар.
...Самая упорная борьба всей моей жизни была за свободу Церкви. Светлая, дорогая душе моей идея... Я боролся за нее со всеми, кто хотел наложить на нее руку, не отступая перед тем, откуда угроза надвигалась, справа или слева, от чужих или своих; и так же независимо, справа или слева, готов был принимать сторонников и соратников в стан борцов за Церковь.
... Вне церковной свободы нет ни живой церковной жизни, ни доброго пастырства. Я хотел бы, чтобы слова о Христовой Свободе запали в сердца моих духовных детей, и чтобы они блюли и защищали ее от посягательств, с какой бы стороны угроза ни надвигалась, памятуя крепко, что духовная свобода – великая святыня св. Церкви ("Путь моей жизни", стр. 651-657).
* * *
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
"Послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т.е. налагает наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917-18 гг. от 3/16 августа 1918 года, разъяснившему всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшему всех лиц, лишенных сана за политические выступления в прошедшем (Арсений Мацеевич, свящ. Григорий Петров)".
Не будет мира в Русской Церкви, пока этот Соборный принцип аполитичности Церкви и личной свободы Ее членов в отношении дел внецерковных не будет со всей искренностью осуществлен во всех аспектах человеческой жизни. Чего стоит любовь церковная, если она не может подняться выше мирских и политических разномыслий!
Можно было бы признать право на существование и такой политической позиции, которую занял митр. Сергий и его сторонники, – ибо в условиях жестоких гонений неизбежно проявляются и малодушие, и маловерие. Твердых же ревнителей церковной правды можно было бы лишь призывать к братскому снисхождению, терпению, несению немощей своих собратьев. Даже в этих условиях можно было бы сохранить взаимную братскую любовь, эту реальную основу церковного единства, если бы митр. Сергий действовал в духе Соборных установлений, в духе канонической правды и церковной свободы. Без претензий на Первосвятительскую власть, без насилия над Епископатом и над совестью верующих, пусть бы он опирался только на свой личный авторитет и призвал к добровольному объединению вокруг себя тех, кто разделял бы с ним взгляды, изложенные в Декларации! Главная трагедия Русской Церкви заключалась не столько в духовном бессилии, беспринципности и малодушии части Ее иерархии, сколько в том, что эти слабости и пороки навязывались всей Церкви насильственным путем, ценой отречения от братской любви и церковной правды. Тот же грех братоненавистничества, который разрушил Россию, угрожал теперь духовно разрушить Русскую Церковь. Насилие это не могло быть оправдано даже и в том случае, если бы митр. Сергий занял позицию канонически, нравственно и граждански безупречную – но как можно назвать поведение иерарха, который подкреплял ссылки своих собратьев – архиереев увольнениями их с кафедр и предпосылал арестам – "канонические" запрещения не признавших его власть и программу Епископов?
Один из духовных наследников митр. Сергия – архим. (вспоследствии митрополит) Иоанн (Снычев) писал в 1965 г. по поводу рассматриваемых событий:
"Христова Церковь на земле не может существовать иначе, как только в союзе с государством. Бесправное положение не может продолжаться долго... Древняя Церковь во времена мучеников тяготилась своим святым бесправием и всегда стремилась к тому, чтобы выйти из своего нелегального положения... Митр. Сергий правильно оценил, что неразумно ввергать великое множество "малых сих" в горнило искушений и что развитие нормальной жизни церковной может происходить только в правовом союзе Церкви и Государства".
Приведем в качестве возражения мысль святителя, безусловно авторитетного и для архиеп. Иоанна (Снычева) – великого московского митрополита Филарета, который еще за сто лет до этого писал:
"Да, есть в том польза, когда алтарь и престол союзны, но не взаимная польза есть первое основание союза их, а самостоятельная истина, поддерживающая тот и другой. Благо и благословение царю покровителю алтаря; но не боится алтарь падения и без сего покровительства. Прав священник, проповедующий почтение царю, но не по праву взаимности, а по чистой обязанности, если бы то случилось и без надежды взаимности... Константин Великий пришел к алтарю Христову, когда сей уже стоял на пространстве Азии, Европы и Африки: пришел не для того, чтобы поддержать оный своей мощью, но для того, чтобы со всем своим величеством повергнуться перед его Святыней. Живый на небесах рано посмеялся тем, которые поздно вздумали унизить Его божественную религию до зависимости от человеческих пособий. Чтобы сделать смешным их мудрование, Он три века медлил призывать мудрого царя к алтарю Христову, а между тем со дня на день восставали на разрушение алтаря сего: царь, народы, мудрецы, сила, искусство, корысть, хитрость, ярость. Что же, наконец? Все сие исчезло, а Церковь Христова стоит не потому, что поддерживается человеческой силой..." (В.М. Скворцов. "Церковный Совет и государственный разум". Спб. 1912, стр. 26).
Можно привести и другие доводы, но мы слишком хорошо знаем, что с таким "аргументом", как страх, безполезно бороться с помощью исторических и канонических рассуждений. Мы знаем, что, к сожалению, многие в Русской Церкви думали также, как арх.Иоанн, но, скорбя об этом, отнюдь не считаем, что это ставило их вне Церкви. Но мы также твердо знаем, что так думали не все в Русской Церкви, а в 1927 г. было немало также и Епископов, которые думали не так, как митр. Сергий. И на это их церковное право занимать другую позицию, на их положение как самостоятельных церковных иерархов, как раз и покушался митр. Сергий, нарушая все канонические и нравственные нормы.
Главным оправданием в глазах самого Сергия был аргумент "бюрократический", изложенный им в послании от 18/31 декабря 1927 года:
"Господь возложил на нас великое и чрезвычайно ответственное дело править кораблем нашей Церкви в такое время, когда расстройство церковных дел дошло, казалось, до последнего предела и церковный корабль почти не имел управления. Центр был мало осведомлен о жизни епархий, а епархии часто лишь по слухам знали о центре. Были епархии и даже приходы, которые, блуждая на ощупь, среди неосведомленности, жили отдельной жизнью и часто не знали, за кем идти, чтобы сохранить православие. Какая благоприятиная почва для распространения всяких басен, намеренных обманов и всяких пагубных заблуждений. Какое обширное поле для всякого самочиния...".
Великую боль вызывает такое состояние Церкви, когда ее пастыри – епископы и священники, без распоряжений из "центра" не знают, как "сохранить православие"; которые так легко, оставшись без начальства, становятся жертвами "басен", "обманов" и "заблуждений". Как бы сильно не преувеличивал митр. Сергий эту "беспомощность пастырей", в его словах, безусловно, была доля правды. Об эту беспомощность в значительной мере разбился великий Патриарший замысел, выраженный в Указе 7/20 ноября 1920 г.; в этой беспомощности – корень многих бед Русской Церкви.
Ни в какой мере не отрицая необходимости в ту эпоху разного рода церковных объединений вокруг авторитетных иерархов, мы никак не можем согласиться с тем, что митр. Сергий был единственным архиереем Русской Церкви, способным стать цетром такого объединения. Дальнейший опыт показал, что в Церкви нашлось достаточно много иерархов, которые без руководства митр.Сергия и без пресловутой "легализации", добытой ценой нарушения нравственной и канонической правды, смогли сохранить Православие в своих Епархиях не хуже, чем это делал митр.Сергий! И самые выдающиеся из этих иерархов не только осуществили замысел Патриарха, но и доказали незаконность, экклезиологическую ничтожность, фиктивность всех претензий митр. Сергия быть вершителем судеб Русской Церкви, доказали беззаконность и недействительность всех его "прещений", "запрещений" и "увольнений". И чем больше старался митр. Сергий узаконить и усугубить вековые недуги Русской Церкви, тем значительнее и плодотворнее становилось то пророческое дерзновение, с которым лучшие ее пастыри эти недуги исцеляли.
В письме из места лишения свободы от 10/23 дек.1927 г. архиеп.Иларион (Троицкий) предлагает создать Временный церковный орган, основная задача которого была бы в переговорах с властью и объединении духовенства с целью подготовки нового Поместного Собора:
"Временный церковный орган свою задачу должен мыслить скромной и практической - созвание Собора... Над иерархией и церковными людьми витает отвратительный призрак ВЦУ 1922 года. Церковные люди стали подозрительны. Временный церковный орган должен как огня бояться хотя бы малейшего сходства своей деятельности с преступной деятельностью ВЦУ. Иначе получитcя только новое смятение. ВЦУ начинало со лжи и обмана. У нас все должно быть построено на правде ... ВЦУ занялось гонением на всех, ему не подчиняющихся, то есть на всех порядочных людей из иерархии и из других церковных деятелей... Эта отвратительная сторона преступной деятельности ВЦУ и его преемника, так называемого Синода, с его Соборами 1923-25гг., заслужила им достойное презрение... Ничего подобного, до самого малейшего намека, не должно быть в действиях временного церковного органа.
Эту мысль я особенно подчеркиваю, потому что здесь именно вижу величайшую опасность...
Временный церковный орган должен собрать, а не подбирать Собор, как то сделано печальной памяти ВЦУ в 1923 году. Собор подобранный не будет иметь никакого авторитета и принесет не успокоение, а только новое смятение в Церкви. Едва ли есть нужда увеличивать в истории количество разбойничьих соборов; довольно и трех: Ефесского 449г. и двух Московских 1923-25 гг."
Опасность, указанная арх. Иларионом, проявилась со всей силой в деятельности митр. Сергия. Признанием за собой "права" на перемещения и увольнения Епископов, он создавал порочный круг: изменяя в желательном для себя направлении состав иерархии, он затем получал возможность создавать впечатление "соборного" одобрения своих действий. Ясно, что при такой постановке дела "соборность" превращалась в полную фикцию. Аналогичную процедуру митр. Сергий проделал с Синодом: выбрал по своему усмотрению из нескольких десятков русских архиереев шесть епископов с сомнительной репутацией, но полностью ему послушных; и после этого стал говорить о "соуправляющем" органе власти, подкрепляя подписями членов Синода свои решения, по существу не переставшие от этого быть единоличными. Признание принципа бюрократического единовластия приводило к тому, что один Епископ, захвативший в свои руки церковную канцелярию, получал возможность полностью изменить иерархический состав и духовное лицо целой Поместной Церкви. Такое положение было бы абсолютно недопуcтимо даже в том случае, если бы на месте митр. Сергия был настоящий Патриарх...
Первую попытку разорвать порочный круг предпринимает Ленинградский митр. Иосиф, которого митр. Сергий со своим Синодом указом от 31 авг./13 сент. 1927 г. перевел на Одесскую кафедру – на том основании, что гражданские власти запретили митр. Иосифу въезд в Ленинград. Митр. Иосиф ответил полным и категорическим отказом подчиниться приказу о своем перемещении, как незаконному и неприемлемому. Поступок митр. Иосифа создавал прецедент, грозивший разрушить весь план переделки Церкви, задуманный митр. Сергием. Необходимо было принимать экстренные меры.
По докладу Петергофского епископа Николая (Ярушевича) о волнениях в Ленинградской епархии в связи с делом митр. Иосифа, митр. Сергий с Синодом – получившим уже название Временного Патриаршего (!) Священного Синода – принимают постановление, в котором используют все приемы, рассчитанные на восприятие поверхностного и незрелого экклезиологического сознания: и ссылка на каноны, не относящиеся к сути дела; и напоминание о "церковной пользе"; и призывы к "церковному послушанию и дисциплине"; и утверждение об "искусственности" связи митр. Иосифа с Ленинградской епархией; и совет митр. Иосифу "не соблазняться легкой возможностью жить в Ростове"; и требование к нему не производить "смущение" среди верующих... Верующим Ленинградской епархии предписывалось прекратить возношение за богослужением имени митр. Иосифа и подчиниться временному управляющему епархии еп. Николаю (Ярушевичу).
Митр. Иосиф, однако, снова не подчинился, а в своем (третьем) письме к митр. Сергию от 17/30 окт. последовательно отверг обвинения митр Сергия: нестроения в епархии породил не он, митр. Иосиф, а тайно оглашенный по епархии приказ митр. Сергия о его смещении; связь его с епархией не искусственная, но основана на горячей любви к нему пасомых; скудная жизь в Ростове ничем его "соблазнить" не может; наконец, "послушания" церковной власти он оказывать не желает, поскольку сама эта "церковная власть" находится в "рабском состоянии". Митрополиту Киевскому Михаилу на запрос относительно прибытия в Одессу митр. Иосиф ответил телеграммой:
"Перемещение противоканоническое, недобросовестное, угождающее злой интриге, мною отвергнуто".
Митр. Иосиф еще не может четко сформулировать, в чем именно состоит противозаконность действий митр. Сергия, но, формально признавая его за носителя церковной власти, всем своим глубоко церковным чутьем знает, что Святые Каноны – это то, что охраняет Церковь, а не то, что разрушает ее; что в данной ситуации именно он, а не митр. Сергий, действительно исполняет церковную правду.
И это оставалось несомненным для верных сынов Церкви, несмотря на то, что митр.Сергий, как прежде обновленцы, начал получать одно за другим приветствия Восточных Патриархов, "с радостью" узнавших о его примирении с гражданскими властями и признавших его законным возглавителем одной из "половин" Русской Церкви, наряду с обновленцами...
В октябре 1927г. с гневным письмом обращается к митр. Сергию епископ Ижевский Виктор (Островидов), так отзываясь "воззвании" (Декаларации) митр. Сергия:
"От начала до конца оно исполнено тяжелой неправды и есть возмущающее душу верующих глумление над Святой Православной Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви Христовой на поругание "внешним" оно есть прискорбное отречение от своего спасения, или – отречение от Самого Господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует слово Божие, не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели...
Насколько было в наших силах, мы, как себя самих, так и паству сберегали, чтобы не стать нам причастниками греха сего, и по этой причине самое "воззвание" возвратили обратно. Принятие "воззвания" являлось бы перед Богом свидетельством нашего равнодушия и безразличия в отношении к Святейшей Божией Церкви – Невесте Христовой..."
Как это часто бывает свойственно ревнителям, еп. Виктор не проявляет должного терпения и снисхождения к тем колеблющимся и малодушным членам Церкви, выразителем настроений которых в какой-то мере явился митр. Сергий. Но, защищая духовную чистоту Церкви, еп. Виктор также выразил чувства многих верующих, и это лишний раз указывало на всю ложь и фальшь претензий митр. Сергия навязать свою частную политическую позицию всей Русской Церкви. Не все писали такие письма, как еп.Виктор, но, как сообщает архим. Иоанн (Снычев) [изучавший этот вопрос по материалам митр. Мануила (Лемешевского)], во многих епархиях оказались в большинстве такие приходы, которые отослали Декларацию обратно ее автору!
В связи со своим категорическим отказом принять курс церковной политики, навязываемый митр. Сергием, Воткинская и часть Вятской епархии во главе с еп. Виктором перешли на самоуправление, повторяя опыт борьбы против обновленчества.
Затем возвысила свой голос Петроградская епархия. В декабре 1927 г. проф.-прот. В.Верюжский изложил в обращении к митр. Сергию требования, которые митр. Сергий должен был, по мнению ленинградского духовенства, исполнить, чтобы прекратить вызванные его деятельностью нестроения в Церкви:
"1. Отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государству.
2. Отказаться от перемещений и назначений епископов помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых и назначаемых епископов.
3. Поставить Врем. Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его учреждении в смысле совещательного органа, и чтобы распоряжения исходили только от имени Заместителя.
4. Удалить из состава Синода пререкаемых лиц ( т.е. арх. Серафима Александрова, еп. Алексия Симанского и еп. Филиппа Гумилевского – Л.Р.).
5. При организации Епарх. Управлений должны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917-18 гг. и авторитет епископата.
6. Возвратить на ленинградскую кафедру митр. Иосифа (Петровых).
7. Отменить возношение имени Заместителя (митр. Сергий распорядился возносить свое имя за литургией вслед за именем митр. Петра: якобы ради отличия от григориан, поминавших только митр. Петра – Л.Р.).
8. Отменить распоряжение об устранении из богослужений молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть".
Приведем ответы митр. Сергия на три первых требования:
"1. Отказаться от курса церковной политики, который я считаю правильным и обязательным для христианина и отвечающим нуждам Церкви, было бы с моей стороны не только безрассудно, но и преступно.
2. Перемещение епископов – явление временное, обязанное своим происхождением в значительной мере тому обстоятельству, что отношение нашей церковной организации к гражданской власти до сих пор оставалось неясным. Согласен, что перемещение часто – удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы. Но, принимая во внимание чрезвычайность положения и те усилия многих разорвать церковное тело тем или иным путем, и епископ, и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного.
3. Синод стоит на своем месте, как орган управляющий. Таким он был и при Патриархе, хотя тоже состоял из лиц приглашенных".
Анализируя эти ответы, мы можем сформулировать основные черты позиции митр. Сергия следующим образом:
1. Полный отказ от установления Поместного Собора, отменившего общеобязательную церковную политику: то, что "я считаю правильным", было бы "преступно" не навязывать всей Церкви как общеобязательное ("обязательное для христианина").
2. Провозглашение примата гражданской власти в деле перемещений и увольнений епископов: Епископ, избираемый и назначаемый на кафедру "пожизненно", увольняется с нее в случае гражданской ссылки, всего лишь на несколько лет разлучающей епископа с епархией. Таким произволом подрывалась самая основа церковности - нерасторжимая связь Епископа со своей паствой, восстановленная Поместным Собором. Этим поистине "разрывалось церковное тело", разрушалось церковное единение в вере и любви, которое не в последнюю очередь выражается и в "личных чувствах епископа", о которых митр. Сергий говорит столь пренебрежительно. Удар по этим чувствам, пренебрежение ими – это один из самых тяжких ударов по единству Церкви.
Кроме того, митр. Сергий обходит вопрос о том, что перемещения Епископов, производимые по его личному произволу или под давлением гражданской власти, сводятся к искусственному подбору состава епископата по принципу политической ориентации, т.е. по принципу совершенно нецерковному и антиканоническому.
3. Называя Синод "Патриаршим" и обосновывая его существование на прецеденте, имевшем место при Патриархе Тихоне, митр. Сергий подчеркивает ложную идею о тождественности своей власти с властью Патриарха. Кроме того, создание Синода и ВЦС из лиц, не избранных Собором, было и для самого Патриарха неканоничным, ошибочным действием, которое он исправил под влиянием собратьев-архиереев, о чем митр. Сергий здесь умалчивает.
В том же месяце (декабрь 1927 г.) обратился к духовенству 70-летний старец, епископ Гдовский Дмитрий (Любимов), объясняя причины разрыва канонического общения с митр. Сергием. Хотя послание и свидетельствовало о возрождении Соборных принципов достоинства Епископа и отделения Церкви от политики, однако еп. Димитрий повторяет в своей аргументации ошибку митр. Иосифа: подмену идеи Боговластия (через Первосвятителя) – идеей единоначалия. Критика в значительной мере была построена на уклонениях митр. Сергия от принципа единоначалия - ни сам этот принцип, ни право митр. Сергия на Первосвятительскую власть не подвергаются сомнению! Митр. Сергий упрекается даже в незаконном "самоограничении" своих прав: в этом доводе уже ясно ощущалось противоречие между церковной реальностью и канонической позицией еп. Димитрия – всем было ясно, что созданием Синода никакого реального самоограничения на свою власть митр. Сергий не накладывал (если не считать "самоограничения" в пользу НКВД!).
Сконцентрировав внимание лишь на внешнем образе искажения Патриаршего строя, церковные критики митр. Сергия вначале не смогли осознать и выразить сущность этого искажения, ибо сами понимали сущность Первосвятительства ошибочно или недостаточно ясно.
Митр. Сергий мастерски использовал эту слабость позиции своих первых критиков и подавлял духовное сопротивление колеблющихся иерархов, зажимая их разум в тиски псевдоканонической аргументации, против которой, казалось, нечего было возразить. Значительно превосходя большую часть русских епископов по формальной четкости мышления, по быстроте ориентировки в сложной ситуации, он не столько стремился прислушиваться к голосу своих собратьев, пусть не всегда отчетливому, но глубоко искреннему, не столько стремился воспринять все богатство соборного свидетельства и придать ему, пользуясь своими знаниями и способностями, четкие канонические формы - сколько занимался выискиванием слабых мест в аргументации критиков и подавлял их своим интеллектуальным превосходством. И это тоже было одним из глубинных проявлений той подмены духа церковной соборности – духом насилия, которая столь характерна для митр. Сергия. Какой поразительный контраст с умением и стремлением Святейшего Патриарха Тихона прислушиваться ко всем, даже самым слабым голосам, шедшим из недр церковной жизни!
Должно было пройти еще несколько лет, прежде чем довелось и митр. Сергию испытать горечь полного канонического разгрома от столь мощного духом иерарха, как митр. Кирилл, не оставившего камня на камне от всех его изощренных логических построений...
Но пока что митр. Сергий без особого труда "справился" со всеми возражениями, касавшимися объема его полномочий. Все казалось предельно простым: митр. Петр получил от Патриарха всю полноту Первосвятительской власти и в полном объеме передал ее своему Заместителю – митр. Сергию.
Поскольку, с одной стороны, митр. Петр в звании Местоблюстителя был необходим митр. Сергию как надежный щит от притязаний других кандидатов на Местоблюстительство – митр. Кирилла и Агафангела, а с другой стороны, вмешательство самого митр. Петра не всегда было в пользу митр. Сергия (вспомним, как митр. Петр дважды отстранял митр. Сергия от Заместительства), то митр. Сергий сформулировал собственную концепцию Местоблюстительства, по принципу – "король царствует, но не управляет". Митр. Петр оставался, согласно этой концепции митр. Сергия, единственным мистическим возглавителем Церкви, что выражалось в возношении его имени за литургией и недопущении к власти других Местоблюстителей; "фактическим" же возглавителем становился наличный Заместитель – митр. Сергий, что также выражалось в возношении его имени и в полном церковно-административном подчинении ему всего русского Епископата. От возможного повторения ситуации, когда к митр. Петру проникнут сведения о положении церковных дел и он снова попытается лишить митр. Сергия заместительских полномочий, последний оградил себя тем, что "лишил" митр. Петра всякой фактической власти. Он заранее отказывался выполнять распоряжения "мистического" Главы Церкви на том основании, что митр. Петр находится "вдали от церковных дел" и неизбежно будет совершать ошибки вследствие своей неосведомленности (как это действительно произошло в эпизоде с григорианами). Единственным условием, при котором митр. Сергий признавал возможным сложить свои "Первосвятительские" полномочия, было возвращение митр. Петра к фактическому управлению Церковью – но этого можно было не опасаться по причинам, не имевшим ничего общего с церковными канонами...
Позиция митр. Сергия на первый взгляд казалась незыблемой: сохранялся и принцип единоначалия, и мистическое, благодатное содержание Патриаршества.
Не учитывалось только одно – что никакое разделение этих двух аспектов Патриаршества абсолютно недопустимо; что единственным проявлением мистической природы Первосвятительской власти является фактическое, реальное осуществление этой власти; что единственным основанием церковного единоначалия как раз и является его благодатная, харизматическая природа. Отделив мистическое содержание Первосвятительской власти от ее реального осуществления, митр. Сергий ввел понятие "фактического возглавителя" Церкви, лишенного Первосвятительской харизмы. Тем самым природа фактической власти Первосвятителя понималась как безблагодатная, административно-правовая или, в лучшем случае, как патриархальная, по образу семейной.
Но никакой другой власти, кроме власти Божией, в Церкви быть не должно, и потому власть нехаризматическая, безблагодатная является в Церкви инородным телом, чуждым Ее Богочеловеческой природе.
Не сопровождаемая содействием Божественной Силы (Энергии или Благодати), власть митр. Сергия как "фактического управителя" могла быть приемлема только по добровольному соглашению тех, кто захотел бы иметь его над собой в качестве авторитетного руководителя. В связи с этим становится ясным также, что никакого антицерковного действия, никакого "раскола" не учиняли те иерархи, которые руководства митр. Сергия над собой не признавали; тот факт, что они не всегда отчетливо формулировали мотивы своих действий, реального положения не менял.
В официальном акте канонического отделения от митр. Сергия ленинградских епископов Сергия (Дружинина) и Димитрия (Любимова), датированном 13/26 дек. 1927г., повторяется прежняя ошибка, т.к. митр. Сергий именуется "бывшим нашим Предстоятелем, незаконно и безмерно превысившим свои права", а также намечается новая экклезиологическая ошибка – в утверждении о том, что отделившиеся епископы сохраняют "апостольское преемство через Патриаршего Местоблюстителя Петра (Полянского)". В действительности "апостольское преемство" Епископа не имеет никакого отношения к Первоиерарху; это преемство передается через епископскую хиротонию, которая совершается и в Церквах, не имеющих Первоиерарха вообще (например, при синодальном строе). Эта неудачная идея об "апостольском преемстве" была, тем не менее, первой попыткой осознать, в чем же конкретно проявляет себя харизматическая природа Первосвятительской власти, столь глубоко переживавшаяся в непосредственном восприятии церковного народа.
Эту ошибочную идею "апостолького преемства" тут же со всей энергией подхватывает митр. Сергий, обращая ее в свою пользу. Так, в своем послании от 18/31 дек.1927 г. он пишет:
"Мы не забываем, что при всем нашем недостоинстве мы служим тем канонически бесспорным звеном, которым наша русская православная иерархия в данный момент соединяется со Вселенскою, через нее – с Апостолами, а через них – и с Самим Основоположителем Церкви Господом Иисусом Христом".
Митр. Сергий, в соответствии со своей концепцией, мог бы, конечно, уточнить, что он осуществляет только "фактическое преемство" с Апостолами (интересно, каким именно образом?), тогда как осуществление "мистического преемства" остается за митр.Петром. Уместно здесь было бы ему также ответить на вопрос, через кого именно осуществлялась связь Русской Православной иерархии со Вселенской Церковью в период 1922-27 гг., когда Восточные Патриархи были в каноническом общении с обновленческим ВЦУ, а с Патриаршей Церковью общение прервали, признав обновленческое "отлучение" Святейшего Тихона от Патриаршества?
И если мы не захотим, вслед за митр. Сергием, оставаться при формально- юридическом представлении о Церкви, но веруем в Нее, как в живое Тело Христово, то мы должны будем признать, в духе православной традиции, что соединение с Господом Иисусом Христом, Святыми Апостолами и Вселенской Церковью осуществляет каждый Епископ как глава Местной Церкви.
Иначе мы вынуждены были бы предположить, что составители Указа от 7/20 ноября 1920 г., допускавшие существование в течение неопределенного времени Поместной Церкви без Первоиерарха, в виде совокупности самостоятельных Епархий, обрекали тем самым Церковь на разрыв "апостольского преемства", на разрыв связи с Господом Иисусом Христом, Апостолами и Вселенской Церковью! Мы такое предположение категорически отвергаем, как ввиду его явного противоречия православному разуму и опыту, так и ввиду нашего духовного доверия к тем лицам, которые Указ составляли , ввиду нашего глубокого убеждения в том, что именно они, вслед за Поместным Собором, продолжили развитие подлинно православной экклезиологии.
Мы привели догматические суждения членов Собора о том, что Первосвятительский сан связан не с апостольским служением вообще, а с особым служением Апостола Петра. Но это служение как раз и заключается в фактическом управлении Церковью: "паси овцы Моя", – сказал Господь Апостолу Петру. И если Петрово служение Епископа в отношении своей Епархии является необходимым основанием Церкви, то Патриаршество в Поместной Церкви не есть обязательное условие Ее бытия в каждый момент исторического времени, но есть увенчание, восполнение и завершение Ее строительства в истории. Необходимыми условиями такого восполнения является утверждение апостольского достоинства каждого Епископа, с одной стороны, и полное изгнание из Церкви мирского административно - бюрократического духа, с другой.
Дело это, начатое Собором, достойно продолжили иерархи Русской Церкви, боровшиеся за православную церковность против бюрократических установлений Митр. Сергия. Уже по-новому звучат слова митр. Иосифа, который говорит о распоряжениях митр. Сергия, которые не могут воспринимать "живые души верных чад Церкви Христовой". В этом отвержении мертвого администрирования ощущается жажда такого церковного управления, таких действий церковной власти, которые воспринимались бы не "бумагой", а "живыми душами верующих".
"Для осуждения и обезвреживания последних действий митр. Сергия (Страгородского) – писал митр. Иосиф 25.12/07.01 1928 г., – противных духу и благу Св. Христовой Церкви, у нас, по внешним обстоятельствам, не имеется других средств, кроме как решительный отход от него и игнорирование его распоряжений. Пусть эти распоряжения приемлет одна всетерпящая бумага да всевмещающий бесчувственный воздух, а не живые души верных чад Церкви Христовой.
Отмежевываясь от митр. Сергия (Страгородского) и его деяний, мы не отмежевываемся от нашего законного Первосвятителя митр. Петра (Полянского) и когда-нибудь да имеющего собраться Собора оставшихся верных православных святителей. Да не поставит тогда нам в вину этот желанный Собор, единый наш православный судия, нашего дерзновения.
Пусть он судит нас не как презрителей священных канонов святоотеческих, а только как боязливых за их нарушение.
Если бы даже и заблуждались, то заблуждались честно, ревнуя о чистоте Православия в наше лукавое время, и если бы мы оказались виновными, то пусть окажемся и особо заслуживающими снисхождения, а не отвержения. Итак, если бы даже нас оставили все пастыри, да не оставит нас Небесный Пастырь, по неложному Своему обещанию пребывать в Церкви Своей до скончания веков".
Московский протоиерей Валентин (Свенцицкий) (впоследствии признавший "каноничность" митр. Сергия) писал в адрес митр. Сергия 30.12 1927/12.01 1928 г., сообщая о разрыве с ним канонических отношений, с благословения Димитрия (Любимова), епископа Гдовского:
"И "Живая Церковь", захватившая власть Патриарха, и Григорианство, захватившее власть Местоблюстителя, и Вы, злоупотребившие его доверием, – все вы делаете одно общее, антицерковное обновленческое дело, причем Вы являетесь создателем самой опасной его формы, так как, отказываясь от церковной свободы, в то же время сохраняете фикцию каноничности и Православия. Это более, чем нарушение отдельных канонов!
Я не создаю нового раскола и не нарушаю единства Церкви, а ухожу и увожу свою паству из тонкой обновленческой ловушки: "Да не утратим по малу неприметно той свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос освободитель всех человеков"(из 8-го правила 3-го Вселенского Собора)".
Опасным уклонением в борьбе с митр. Сергием было допускавшееся одним из не признавших его власть епископов, а именно Димитрием (Любимовым), обвинение сергианского духовенства в "безблагодатности". Такая позиция была, по существу, тем же грехом против церковного братолюбия и против достоинства Епископа, который насаждал митр. Сергий: это дало последнему лишний повод для решительной и беспощадной, получающей при этом видимость нравственного и канонического оправдания, расправы с наиболее активными деятелями оппозиции и компрометации всего движения в целом.
Против этих крайностей было направлено, в частности, письмо авторитетного петроградского священника – "духовного старца" о. Всеволода, написанное из ссылки:
"Митр. Сергий (Страгородский) и его Синод выпустили воззвание, в котором смешивают церковное дело с политикой и совершают перемещение епископов помимо воли последних, издают распоряжения, которые по совести не могут исполнить многие православные, и превышают свои церковные права – права лишь Заместителя Патриаршего Местоблюстителя.
Все это вредные для Церкви мероприятия. Они составляют частное каноническое преступление митр. Сергия (Страгородского) и иже с ним. Но не таковы еще эти преступления, чтобы можно было объявлять митр. Сергия (Страгородского) безблагодатным и требовать немедленного разрыва молитвенного с ним общения. ... Есть, следовательно, неправда у одних, есть она и у других. Взаимные прещения одной и другой стороны не имеют поэтому никакой силы, потому что при этих прещениях ни та, ни другая сторона не опирается на Истину Православия.
Лишь то запрещение влечет за собою лишение благодати, которое согласно с волей Божией. Если же этого согласия нет, то не только благодать не отымается и не посылается, но сама церковная жизнь показывает, что все такие действия Церковью не принимаются, хотя бы и совершали великие Вселенские Соборы и самые Православные Патриархи и Синоды.
...Вы можете свободно ходить в те и другие храмы, моля Господа, чтобы Он дал каноническую правильность в отношениях между православными и умирил бы Церковь Свою...".
12/25 янв. 1928 г. митр. Сергий со своим Синодом снова предают церковному суду по обвинению в расколе уже ранее запрещенных в священнослужении епископов Димитрия (Любимова) и Сергия (Дружинина) и требуют от ленинградских викариев - еп.Григория (Лебедева) и еп. Серафима (Протопопова), немедленно ввести поминовение имени Заместителя.
Однако широкое церковное движение против митр. Сергия только начиналось. 13/26 янв. об отходе от митр. Сергия заявила группа духовенства г. Серпухова во главе с еп. Алексием (Готовцевым). Вскоре после этого с искренним увещанием обращается к митр.Сергию прежде глубоко чтивший его арх. Угличский Серафим (Самойлович):
"Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за Истину и что с нами несокрушимая никакими страданиями сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждою, что в срок, ведомый единому Богу, Истина Православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия.
Своей Декларацией и основанной на ней политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо уводите нас от служения Истине, а лжи Бог не помогает.
...Страшный стон несется со всех концов России.
Вы обещали вырывать по 2, по 3 страдальца и возвращать их к обществу верных, а смотрите, как много появилось новых страдальцев, которых страдания еще более усугубляются сознанием того, что эти страдания явились следствием Вашей новой церковной политики.
... И если идут отделения епархий и приходов от Вас и Вашего "Синода", то это набат, страшный набат истомленных и верующих сердец, который мог бы достичь до Вашего сердца, зажечь его пламенем самопожертвования и готовности положить душу свою за други своя...".
Наконец, 24.1/6.2 1928 г. прозвучал голос не только истомленного православного сердца и целомудренной совести, но голос соборной мудрости и пастырского авторитета. В своем обращении к митр. Сергию архиереи Ярославского церковного округа во главе со старейшим русским иерархом, ближайшим сподвижником Патриарха Тихона, митр. Агафангелом, писали:
"По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному; во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество "внешним", не оставляющее места для важного условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия - свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее.
...На место возвещенной Христом внутрицерковной свободы Вами широко применяется административный произвол, от которого много терпела Церковь и раньше.
По личному своему усмотрению Вы практикуете бесцельное и неоправдываемое перемещение епископов, часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных Вам епископов в священнослужении и т.п.
...Мы отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и за Вашим "Синодом" право на высшее управление Церковью".
Кроме митр. Агафангела, послание подписали: Угличский арх. Серафим (Самойлович); арх. Варлаам (Ряшенцев), бывший Пермский, ныне врем. управ. Любимским викариатством; Ростовский еп. Евгений (Кобранов); а также митр. Иосиф (Петровых), проживавший в то время в Ростове Великом. Хотя в этом послании уже ставились под сомнение права митр. Сергия на управление Церковью, однако аргументация по этому коренному вопросу отсутствовала и здесь.
Митр. Сергий, зная уже по опыту миролюбие и готовность митр. Агафангела идти на уступки, пользуется этими его качествами для спасения своего пошатнувшегося положения.
"Не нахожу достаточно сильных слов, – пишет он в письме к митр. Агафангелу от 28.1./10.2. 1928г., – чтобы умолить Вас сохранить общение с Нами, потерпев еще немного нашим немощам, пока не выяснится, куда мы хотим вести церковный корабль: к сравнительно ли сносному существованию в данных условиях, или к гибели; стремимся ли мы к утверждению веры или жертвуем ею ради личного благополучия. Разорвать общение всегда можно, если будут к тому несомненные основания, но разрывать общение и разламывать Тело Церковное по причинам воображаемым и еще только ожидаемым и предполагаемым, подумайте, какой это рискованный и ответственный шаг и к каким последствиям это может повести для Церкви и для самого учиняющего".
По поводу этого послания митр. Сергия необходимо заметить следующее:
1) митр. Сергия упрекают не в личных немощах, а в навязывании этих "немощей" всей Церкви;
2) никто не утверждал, что митр. Сергий хочет гибели Церкви, но речь шла о том, что своими единоличными решениями, пренебрегая соборным суждением, он Ее фактически ведет к гибели;
3) позволить ему экспериментировать с судьбами Церкви – было недопустимо, ибо когда "выяснится" – будет уже поздно; 4) никто не высказывал подозрения, что он стремится к "личному благополучию";
5) выдвигались причины не "воображаемые", а вполне реальные – незаконный Синод, административный произвол, нарушение прав Епископов, подчинение Церкви мирским властям;
6) неисполнение административных распоряжений, противоречащих церковной совести Епископа, никак не означало "разламывания Тела Церковного" – нельзя согласиться с тем, что единство Тела Церковного держалось на канцелярии митр. Сергия.
Но митр. Сергий упорно переводит вопрос из области принципиальной в область "личных счетов":
"Мы с Вами, – продолжает он, – подошли уже к той черте, у которой все земные ценности, все земные счеты ( как оскорбительно это подозрение в соперничестве по отношению к митр. Агафангелу и как это выдает самого митр. Сергия! – Л.Р.) теряют свою абсолютную значимость, и остается только одно: дать добрый ответ на судище Христовом. Во имя этого нашего общего упования и во имя блага Святой Церкви, прошу Вас и молю, не переходите на сторону наших врагов, которых у нашего дела и без того много. Останьтесь с нами и своим авторитетным именем и своим мудрым советом поддержите наши усилия над устроением церковных дел и тем остановите других, стремящихся к разделению... Что касается меня, то я всегда готов передать Вам полномочия, лишь только будут у меня в руках достаточные к тому основания...".
О том, какова в действительности эта "готовность", митр. Сергий не так давно уже продемонстрировал: так и теперь, "братскую мольбу" о помощи, обращенную к митр. Агафангелу, он подкрепляет "аргументами" совсем иного рода.
29.3/11.4 митр. Сергий и его Синод принимают постановление: предать суду епископов, запретить в священнослужении и уволить на покой митр. Иосифа (Петровых), еп. Иерофея (Афоника), еп. Евгения (Кобранова), арх. Серафима (Самойловича), арх. Варлаама (Ряшенцева). О митр.Агафангеле постановлено, что хотя он своими "раздорническими" действиями заслужил все эти прещения, но, с учетом его "прежних заслуг перед Церковью" и "болезненного состояния", ему дается месячный срок на покаяние, после чего он подлежит запре-щению в священнослужении... Между тем в своем письме от 25.3/7.4 1928г. митр. Агафангел категорически отвергает обвинение в учинении раскола:
"Что же касается нашего заявления об отделении от Вашего Высокопреосвященства и Вашего Синода, то оно, при внимательном прочтении его, не может подать повод обвинять нас, подписавших его, в каком-то расколе. Мы ни одним словом не обмолвились, что отделяемся от Вас по разномыслию в вере, тайнодействии и молитве, а только в порядке административного управления и притом до определенного, назначенного в конце заявления, времени. Причины отделения изложены, по моему мнению, ясно и определенно и не могут обличать нас в расколе. Мы остаемся с Вами в союзе веры и молитвы".
Здесь в полемике иерархов поднимается один из важнейших для православной экклезиологии вопросов, связанный с понятием "раскола": имеет ли единство Церкви формальный, юридически - административный характер, или же природа этого единства – реальная, благодатно-харизматическая? Вторую точку зрения отстаивает митр. Агафангел, первую – митр. Сергий, который в ответном письме пишет:
"По мысли канонов расколом называется именно разделение не из-за веры, а из-за вопросов, допускающих размежевание или же из-за нежелания подчиниться распоряжению законной Церковной власти ("самочинное сборище"). Что же касается сохранения молитвенного общения при административном разрыве, то можно весьма сомневаться даже в том, возможны ли вообще, или, точнее, канонически законны ли такие отношения между двумя архиереями, принадлежащими к одной и той же Поместной Церкви и признающими над собою одного и того же духовного главу в лице "Первого Епископа". Но если такие отношения и возможны где-либо фактически, то только между архиереями административно друг от друга независимыми и не связанными друг с другом никакими обязательствами. Между тем, по распоряжению нашего "Первого Епископа", я имею тяжкий долг заменять его; несу все эти его обязанности и потому имею право ожидать от своих собратий-епископов того же канонического послушания, каким они обязаны по отношению к самому 'Первому Епископу' ".
Вопрос, поставленный с такой остротой, сводится к основной проблеме: какова природа Первосвятительской власти, именно в связи с ее фактическим осуществлением в жизни Церкви? Мы полагаем, опираясь на весь опыт Русской Церкви после крушения христианской государственности, что "самочинное сборище" именно потому создает раскол, что оно игнорирует те устроительные действия Первого Епископа, в которых его человеческая воля послушно следует воле Божественной, вследствие чего эти устроительные действия являются синергическими, т.к. совершаются совместно Божественной Благодатью и человеческой свободой. Отказ воспринимать это церквеустроительное воздействие Божественной Благодати, осуществляемое через Первого Епископа, есть отпадение от полноты благодатной церковной жизни и в этом смысле является расколом.
Однако само понятие раскола неприменимо по отношению к такому церковному управителю, как митр.Сергий, который не имел каноническим путем полученного сана Первоиерарха. Его устроительные действия поэтому носят характер действия только человеческой воли, подобно тому, как это имеет место в мирском обществе. Неприменимо понятие раскола даже и в том случае, если Архиерей не признает устроительных действий законного Первоиерарха, когда эти действия совершаются лишь человеческой волей Первого Епископа и не согласуется с волей Божественной. В этом случае происходит отделение от греховных, ошибочных или просто несущественных действий Первоиерарха, но не происходит отделения от Благодати, от полноты церковной жизни, включающей в себя и Первосвятительскую харизму.
С этой точки зрения митр. Агафангел совершенно прав в своих утверждениях: в принципе не отделяясь от харизмы церковного управления, действующей только через Первого Епископа, т.е. через митр. Петра (хотя временно эта Первосвятительская харизма проявиться не может, из-за удаления митр. Петра от реального управления Церковью), митр.Агафангел никакого раскола не учиняет. Непризнание же чисто человеческих распорядительных действий митр. Сергия, неимеющего, в силу своего положения, Первосвятительской харизмы управления Церковью, – не есть раскол.
Митр. Сергий, напротив, рассматривает власть церковного управления как только административную, т.е. чисто человеческую, в принципе безблагодатную (как мы уже отмечали, ни епископский сан, ни личная духовность – еще не означают наличия специфической, особой харизмы Первосвятительской власти). Поэтому, в его представлении, и Тело Церковное скреплено безблагодатными скрепами, а именно - взаимными "обязательствами", в число которых входит общее обязательство послушания Первому Епископу как главе церковной администрации. Также и церковные каноны превращаются у митр. Сергия из Святых Канонов, определяющих структуру Богочеловеческого организма Церкви и ограждающих этот организм от повреждения, - в просто "каноны", т.е. сборник юридических правил, по подобию гражданского законодательства.
Итак, за этим конфликтом между двумя частями русского Епископата ( признавшими и не признавшими непререкаемую административную власть митр. Сергия) крылось существенно разное понимание природы церковного единства, природы Церкви как единого организма. Неудивительно поэтому, что этот конфликт, принципиально не преодоленный и поныне, принял такие глубокие, болезненные и затяжные формы. Вспомним, как долго и мучительно вынашивалось и "выбаливалось" Православное учение о Боге и Боговоплощении (тринитарный и христологический догматы). Теперь также мучительно рождается Православное учение о Церкви – понимание Церковью Самой Себя.
Уступив митр. Сергию в вопросе о признании его законным управителем Церкви, митр. Агафангел твердо сохранил свое убеждение в праве Епископа не подчиняться тем распоряжениям этого управителя, которые смущают религиозную совесть, противоречат св. канонам и благу Церкви. Свою окончательную позицию Ярославская группа епископов сформулировала в письме от 27.4/10.5 1928г.:
"В разъяснение нашей декларации от 24.1/6 февраля с.г. и в дополнение к письмам митрополита Агафангела (Преображенского) на имя Вашего Высокопреосвященства, находим нужным сказать следующее:
1. Мы до сих пор не прерывали и не прерываем нашего молитвенного общения с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским).
2. Никакого раскола мы не желаем учинять и не учиняем.
3. Никаких новшеств в церковной жизни нашей епархии не вводили и не вводим.
4. Принципиально власть Вашу, как Заместителя, не отрицаем.
5. Распоряжения Заместителя, смущающие нашу и народную религиозную совесть и, по нашему убеждению, нарушающие каноны, в силу создавшихся обстоятельств на месте исполнять не могли и не можем.
6. Всех, обращающихся к нам иноепархиальных епископов и мирян с просьбой возглавить их и принять в молитвенное и каноническое общение, мы не отторгали и не отторгаем от единства церковного и, внося мир, направляем их непосредственно к Вашему Высокопреосвященству и Синоду, предварительно, насколько возможно, успокоив их смущенную религиозную совесть.
Да послужат эти наши разъяснения, при помощи Божией, ко благу и миру церковному".
Письмо подписали митр. Агафангел, арх. Варлаам и еп. Евгений (арх. Серафим в это время находился в ссылке в одном из монастырей Могилевской епархии, откуда продолжал свои обличения, обвиняя митр.Сергия в тяжком грехе "увлечения малодушных и немощных братий наших в новообновленчество").
Хотя митр. Сергий прекрасно понимал, что вся его практика административного насилия подрывается позицией митр. Агафангела ("пятый же пункт заявления и совершенно отнимает надежду на устранение произведенного соблазна", – говорится в пост. Синода от 17/30 мая), однако он в расчете на обещанную пассивность и почтенный возраст митр.Агафангела, предпочел сделать вид, что примирение достигнуто, и объявил об этом всей Церкви. Расчет вполне оправдался: митр. Агафангел, не предприняв более никаких новых действий, через полгода умер ( в г. Кинешме, в возрасте 74 лет), а версия о его "примирении" с митр. Сергием бытует и поныне...
В качестве доказательства принятия митр. Агафангелом точки зрения митр. Сергия, архим. Иоанн (Снычев) приводит ответ митр. Агафангела на запрос одного протоиерея (из г. Майкопа):
"Правда ли что соединились канонически Митрополитом Сергием".
"Верно. Митрополит Агафангел".
Между тем совершенно ясно, что ни о каком изменении позиции митр. Агафангела это не свидетельствует, т.к. в документе от 27.4/10.5 он именно и утверждает, что находится в молитвенном и каноническом общении с митр. Сергием, принципиально власть его признает, обращающихся к нему иноепархиальных клириков направляет к митр. Сергию, предварительно успокоив их совесть.
Митр. Агафангел совершает ошибку, принципиально признавая власть митр. Сергия как главы церковного управления, – но эта ошибка придает еще большую значимость его главному утверждению: "распоряжения, смущающие религиозную совесть и нарушающие каноны, исполнять не можем". Это утверждение принимает характер нормы церковной жизни, даже и при законном Первоиерархе. Действительно, если отношение к церковной власти мыслится так, что имеется в виду необходимость выполнения любых ее распоряжений, включая и такие, которые противоречат религиозной совести и нарушают каноны, то такое понимание явно вскрывает какое-то грубое искажение самых первооснов представления о Церкви. И в деле преодоления этого искажения выдающуюся роль сыграл митр.Агафангел, словом и делом утверждавший начала церковного братолюбия и церковной свободы.
Вглядываясь в благостный духовный облик этого сподвижника Патриарха Тихона, мы невольно вспоминаем другого русского иерарха, который в те же годы вел ту же борьбу за церковную свободу – в других условиях, но против того же косного духа административного насилия и вовлеченности Церкви в мирскую политику, против того духа, который не один митр. Сергий унаследовал от прошедшей эпохи. И подводя итог духовному подвигу митр. Агафангела, напомним слова о церковной свободе, которыми подвел итог своему жизненному пути митр. Евлогий (Георгиевский):
"В рамках церковных догматов и канонов свобода Церкви есть основная стихия, голос Божий, звучащий в ней: можно ли его связывать, заглушать? Внешняя связанность и подавление этого голоса ведет к духовному рабству. В церковной жизни появляется боязнь свободы слова, мысли, духовного творчества, наблюдается уклон к фарисейскому законничеству, к культу формы и буквы, – все это признаки увядшей церковной свободы, рабства, а Церковь Христова существо полное жизни, вечно юное, цветущее, плодоносящее... С глубоким благоговением преклоняюсь пред величайшим духоносным апостолом христианской свободы – св. апостолом Павлом и радуюсь, что наше святое православие соблюло в неповрежденном виде этот дар.
...Самая упорная борьба всей моей жизни была за свободу Церкви. Светлая, дорогая душе моей идея... Я боролся за нее со всеми, кто хотел наложить на нее руку, не отступая перед тем, откуда угроза надвигалась, справа или слева, от чужих или своих; и так же независимо, справа или слева, готов был принимать сторонников и соратников в стан борцов за Церковь.
... Вне церковной свободы нет ни живой церковной жизни, ни доброго пастырства. Я хотел бы, чтобы слова о Христовой Свободе запали в сердца моих духовных детей, и чтобы они блюли и защищали ее от посягательств, с какой бы стороны угроза ни надвигалась, памятуя крепко, что духовная свобода – великая святыня св. Церкви ("Путь моей жизни", стр. 651-657).
* * *
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------