Давно распространено мнение, что тайные масонские ложи наполнены невидимыми сценаристами и режиссёрами мировых процессов. Масоны были, конечно, определённой исторической силой, иногда важной, как были ею многие объединения людей, интегрирующие их усилия (тайные общества древности, рыцарские ордены, религиозные ордены, секты, партии, производственные корпорации, финансовые группы…). Но не масонство является движущей силой истории. Если масонство правит миром, то оно не может оставаться абсолютно тайной организацией, – всякая реализованная тайная программа перестаёт быть тайной. (Что не исключает возможности тайных действий и таинственных событий, ограниченных пространством и временем). Либо же масонство действительно есть род организаций и обществ настолько таинственных, что они, чтобы не потерять своей таинственности, почти не соприкасаются с исторической материей. И поэтому масонство не может быть решающей силой истории. Но почему, в таком случае, широко распространена масонофобия, – убеждение в вездесущности и всемогуществе масонства? Ответ на этот вопрос придётся искать не в области истории, а в области человеческого сознания и психологии. В данном случае интересен не исторический, а философско- феноменологичекий аспект этого явления, то есть наиболее существенные черты, следствия из них и обобщения.

Начнём с небольшого исторического экскурса. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона в статье «Франкмасонстово» описывает как масонские ложи выросли из строительных товариществ, которые возникли в Германии в XII-XIII веках. «Возведение громадных церковных зданий длилось целые годы, в течение которых рабочие и художники, поселявшиеся близ построек… постепенно вступали в тесное общение. Эти сообщества с течением времени приняли однообразную организацию: были выработаны правила касательно отношений между членами, приема новых товарищей, разрешения возникавших между сочленами споров и пр. Вместе с тем был установлен известный церемониал на разные случаи товарищеской жизни. Таким путём образовались строительные ложи, централизовавшиеся впоследствии в главных ложах. В строительных ложах ревниво оберегались от посторонних взоров правила архитектуры, числовая мистика (особенное значение придавалось числам 3, 5, 7 и 9), орнаментная символика и пр. Чтобы эти основы искусства не были разглашаемы, было запрещено заносить их на бумагу, вследствие чего появилась необходимость в символическом языке; последний являлся ещё и потому нужным, что в то время вообще мало кто умел писать; по этой же, по-видимому, причине ученикам не выдавались ремесленные свидетельства, но зато были введены изустные удостоверения в форме вопросов и ответов, а также тайные знаки». К началу XVIII века строительные товарищества в Англии и Германии пришли в упадок. «Тогда-то у некоторых английских просвещённых сторонних каменщиков зародилась мысль воспользоваться оболочкой строительных товариществ, являвшихся в некоторых отношениях филантропическими учреждениями, и, вдохнув в неё новую жизнь, создать новое дело всечеловеческой любви… Союз ставил себе задачей нравственно влиять на своих членов, что должно было быть достигнуто как дружеским единением братьев в ложах, так и возложением на масонов обязанности относиться друг к другу братски и вне стен ложи; кроме того, задачей союза было оказание материальной помощи нуждающимся членам». Так зародилась новая традиция, ставившая «целью нравственно облагораживать людей и объединять их на началах братской любви, равенства, взаимопомощи и верности». В таком виде масонские ложи быстро распространились среди элит европейских стран. Этому способствовал один из главных принципов масонства – лояльность к государству. Ложи утверждали также и веротерпимость, основанную на распространённом в ту эпоху религиозном индифферентизме: «Признано более соответственным обязывать их иметь единственно ту религию, в которой все люди согласны». Ложи привлекали и тем, что впитали интеллектуальные увлечения того времени: «Характернейшей чертой умственной жизни Европы в XVIII в. является мирное сожитие крупных научных завоеваний со стремлением овладеть тайнами мистических знаний. Химия и алхимия, астрономия и астрология, физика и магия, свобода религиозных убеждений и теософские бредни в странном сочетании совмещались даже в лучших тогдашних умах». В конечном итоге оболочка строительных товариществ оказалась очень удобной формой для синкретического отстоя наиболее модных интеллектуальных веяний каждой эпохи. С тех пор и повелось, что идеология менялась со временем, становилась различной у разных лож, но форма их оставалась неизменной.

Одним из системообразующих принципов масонских лож стала «тайна» и таинственность сами по себе. Поэтому, начиная с XIX века о масонстве «некаменщиков» достоверно известно только то, что о нём ничего достоверного не известно. Но в истории нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным. Поэтому кое-что определённое о масонстве сказать можно. Прежде всего, известно, что разные масонские ложи имели различные мировоззренческие ориентиры. Так, были ложи либерального толка, но были и консервативного; были с социальной, политической ориентацией, а были сугубо мистические; были атеистические масонские движения, но были и религиозные, христианские и антихристианские. Большинство деятелей Великой Французской революции, например, были масонами. Но все цели и методы революции открыто декларировались властителями тогдашних умов. Сама революция была результатом столкновения вполне известных идей и социальных слоёв, а не выполнением какой-либо тайной доктрины масонского заговора. И здесь большинство масонов объединяли не идейные установки или мировоззренческие платформы, а слепое чувство приобщения к чему-то решающему, но таинственному. Конечно, тогдашнее масонство своей антихристианской направленностью воспитывало потенциальных ниспровергателей существующего положения вещей. Но ещё больше революционеры всех мастей использовали масонские организации для духовного разложения и революционного разрушения. Что и окрасило французские масонские ложи тех лет в революционный цвет. О том, насколько профанированной, социально и духовно бездейственной оказывается любая осознанная и реализованная масонская «тайна», показывает новая религия Французской революции – масонский культ Разума.

Известно, что многие декабристы были масонами. Но они вступали в масонские ложи, будучи уже убеждёнными заговорщиками, а не становились таковыми по тайному наущению тайной организации. Их цели и методы тоже вполне известны, а не таинственны. В то же время, масонами были не только враги империи, но и Александр I, и Сперанский, и Чаадаев, и какое-то время – Пушкин. То есть – и те, кто боролся, и те, с кем боролись, и те, кто не принимал в этом участия.  В наше время некоторые полагают, что революция 1917 года – дело рук в основном масонов, в то время как Сталин проводил прорусскую политику и боролся с жидо-масонами. Но компетентный Адольф Гитлер квалифицировал сталинизм как «жидовско-коммунистическое масонство». Надо признать, что масонские ложи различной ориентации играли некоторую историческую роль, но после первой мировой войны и русской революции их реальное влияние сошло на нет. Таким образом, в масонстве как целом нет общего мировоззренческого, идейного или идеологического основания. Но что, в таком случае, объединяло масонов в масонские ложи? Почему совершенно различные люди разных стран и эпох, с несхожими установками могут приобщать себя к организациям с единым названием – «масонские»?

Можно заметить, что за отсутствием общего содержания в масонстве наличествует неизменность форм. Масонство есть, прежде всего: 1) закрытая тайная организация, или общество, 2) которое имеет жёсткую тайную иерархию, 3) со строжайшей дисциплиной, покоящейся на неких тайных принципах и таинственных ритуалах 4) с тайными целями и методами деятельности. То есть организующим принципом масонства как такового являются тайна и таинственность сами по себе. Не столь важно, какое мировоззрение скрывается от глаз, но очень важно, чтобы оно было совершенно засекреченным. Причем таинственность заходит в масонстве так далеко, что этим оно не только отгораживается от остального мира, но на этом выстраивается и структура масонской ложи. Большинство масонов принадлежит к низшим ступеням посвящения, при этом они никогда не смогут достигнуть высших ступеней, никогда не узнают главную тайну и, следовательно, основную скрытую цель ложи, хотя должны всецело и безоговорочно выполнять все указания для достижения этой цели. Абсолютное большинство вступающих в масонскую ложу никогда не узнает смысл существования своей организации. Это для большинства масонов (как и для не-масонов) тоже является тайной. Но, в отличие от простых смертных, рядовые масоны, не зная тайны, тем не менее, к ней приобщаются через разного рода таинственные посвящения, ритуалы, систему тайных знаков и символов. Все известные масонские ритуалы заимствованы из различных культов, при этом эти ритуалы настолько грубо несакральны, что кажутся пародией. Но они живучи, ибо отвечают неким глубинным запросам непросвещённой души: служат средством эмоциональной связи со сферой таинственного, не раскрывают тайны, но призваны формировать чувство приобщения к ней. Типичный психологический настрой рядового масона, в котором он сам вряд ли осознаёт, можно было бы выразить словами: я не знаю и не могу знать главную тайну ложи, но во мне растёт чувство приобщения к ней, и этого мне достаточно, более того, это-то мне и нужно.

Таким образом, несмотря на то, что организующий принцип масонства мог бы звучать, как абсурдный призыв пойти туда, неизвестно куда, и делать то, неизвестно что, именно это и является основным привлекающим началом масонства. Ибо феномен масонства способствует удовлетворению извечной потребности человека, во-первых, в приобщении к тайне и таинственному самим по себе, и, во-вторых – в приобщении к реальности, которая решает судьбы человека и мира. Связь с Высшей Реальностью и есть то, что называется религиозной потребностью человека. Неискоренимая и не удовлетворенная впрямую духовная потребность ищет обходных и потому искажённых форм удовлетворения. Веками христианская Церковь, плохо или хорошо, но выражала стремление европейского человека к тайне бытия и к её источнику. С началом секуляризации и распространением атеистического мировоззрения в европейских элитах традиционная («простонародная») сакральность – Церковь – подменяется новой секуляризованной сакральностью – масонством. Не случайно процесс дехристианизации европейской цивилизации совпадает с появлением и ростом масонства. Очевидно, масонство – это форма болезни христианского сознания.

Неискоренимое ощущение, что всем в мире правит нечто таинственное, а также извечная потребность человека в приобщении к сверхъестественному – неуничтожимы и могут реализовываться в различных формах даже тогда, когда в обществе господствует атмосфера отрицания самого и самого сверхъестественного – Божественного. Поэтому феномен масонства и появляется в Европе с атеистической эпохи Просвещения как суррогат религиозности. Как бы ни декларировал человек безграничность своего познания и возможности освоения мира, он всегда чувствует, что за пределами познанного есть некая неведомая и непознаваемая (то есть принципиально тайная) сила, которая-то и является источником всего происходящего. У каждого человека в глубине души есть это ощущение, сознаёт он его или нет, признает или отрицает. Подсознание человека никогда не согласится с тем, к чему его приговаривает атеистическое и материалистическое мировоззрение: что он представляет собой конгломерат вечно текущей материи, который полностью и окончательно рассыплется после смерти; что такое же случайное и временное сцепление материи представляет собой и всё, что окружает человека, вплоть до вселенной в целом, которая погибнет полностью и окончательно, так же, как и всё в ней. Человек в глубине души никогда не согласится с абсолютной бессмысленностью своего существования, даже если сам себя настойчиво будет убеждать в бессмысленных мифах. Поэтому, чем настойчивей будет заглушаться в человеке религиозная потребность связи с Вечным и Таинственным Источником Бытия – с Богом, тем интенсивнее будут плодиться суррогаты религиозной веры.

Новоевропейский «культурный» и «цивилизованный» человек «знает», что существование Бога – недоказуемо, а все религиозные представления – недостоверны. Но, вместе с тем, его в глубине души не удовлетворяет вся «достоверность» современной науки и её плоды – научно-техническая цивилизация. Ему хочется приобщиться к чему-то запредельному и повлиять на законы развития природы и общества посредством каких-нибудь таинственных и мистических связей и действий. Масонство и является одной из форм реализации этой псевдорелигиозной потребности.

Вместе с тем, принадлежность к масонству даёт компенсацию потребности духовной и социально-политической активности. Человек как бы приобщается к таинственной мощной организации, невидимо влияющей на ход событий. Причём, чтобы ощущать себя в гуще истории и в центре принятия решений, достаточно только числиться масоном и выполнять таинственные ритуалы. Псевдомагизм масонских обрядов вытесняет необходимость какой-либо творческой активности человека в социальной сфере. Так человек удовлетворяет ещё одну свою неискоренимую потребность: снимает с себя бремя ответственности за историческое делание, при этом, будучи убеждённым, что он активно принимает в нём участие.

Следующей формообразующей мотивацией масонства является ощущение принадлежности к братству, объединённому борьбой за историческое торжество идеала, содержание которого в каждом конкретном случае может быть совершенно различным. Главное – это чувство приобщённости к сообществу борцов за истину. Этому не мешает размытая идеология, а также сокрытие её большей части от рядовых членов масонской ложи. Напротив, неопределённость и таинственность идеалов только расширяет возможности для привлечения людей с различными взглядами. В глазах масонов ложи объединяют всех лучших, совершенных, истинно сориентированных людей. Сам факт принадлежности к масонской ложе, выполнение условных обрядов компенсируют необходимость духовного и нравственного самосовершенствования. Принадлежность к масонству наделяет и чувством уверенности в себе, ибо сложные критерии добра и зла, истины и лжи становятся ясными и простыми: истинным и добрым является всё, что исходит от масонской «братии», ложью и злом – всё, что находится вне и является антимасонским. Эмоциональное приобщение к «источнику истины» подавляет интеллектуальную самокритичность и вытесняет потребность в осознании духовных критериев, норм, идеалов самих по себе, в многотрудном соотнесении их с жизненной реальностью. Всё, наконец, становится доступным и ясным (хотя и непонятным вполне), ибо граница между добром и злом и есть граница, отделяющая масонов от остального человечества. Такого рода душевное облегчение притягивает к масонству множество сторонников.

Похожая «психология» сопутствует принадлежности к любой организации. Но масонство отличается от остальных человеческих объединений тем, что построено только на этих психологических мотивах. Если масонские массы вслепую рекрутируются подобными мотивами, то принципиальная непрозрачность предоставляет широчайшие возможности масонскому руководству реализовывать авантюристические амбиции разного рода.

Итак, масонство образуется не столько благодаря социально-политическим программам (которых может быть множество даже в рамках одной масонской организации, а может и вообще не быть), сколько некоей общей душевной потребностью. Поэтому это историческое явление можно назвать «синдромом масонства», который сочетает различные симптомы, имеющие общие механизмы возникновения, и который характеризует определённое болезненное состояние человеческого сознания. Механизм возникновения масонства – это психологическая установка на приобщение к сфере таинственного и к инстанции жизненно важных решений. Болезнями же сознания европейского человека являются секуляризация, тотальный натурализм и рационализм, патологически суживающие сознание, отрывающие от его духовных основ и порабощающие разного рода маниям.

Вместе с тем, синдром масонства поражает и не-масонов, мифы о масонах создаются в основном не-масонами. Ибо у многих людей перечисленные психологические мотивации складываются в потребность представлений о существовании неких тайных всемогущих организаций, правящих судьбами мира. Во-первых, не-масонам нужны масоны для того, чтобы оправдать свою интеллектуальную беспомощность и общественную пассивность и безответственность: если всё в мире решают масоны, то нам незачем напрягаться, чтобы думать и «суетиться». Представления о мировом масонстве нужны людям, для которых религиозная вера становится прибежищем от жестокой и взыскательной жизни. Пытаясь войти в Церковь, они жизнь за её пределами оставляют во власть князя мира сего и его слуг, самой организованной фалангой которых и видятся масоны. Это по существу безрелигиозное сознание под религиозным обличием проецирует зло во вне: во всём виноваты не «мы», а «они». Настроенность на поиск тайных заговоров позволяет снять с себя духовную и нравственную ответственность за историческую и общественную пассивность. Источник и природа зла при этом мыслится натуралистически: мировым злом является некая группа людей, объединённая тайным заговором против человечества. Хотя, как уже говорилось, это невозможно по природе вещей, ибо всё таинственное перестаёт быть таковым в той степени, в которой оно «правит», то есть соприкасается с действительностью. То есть, либо полная таинственность, а значит и недейственность, либо могущество, а значит извольте демонстрировать своё могущество – тут не до таинственности. Представления о тайной организации с тайными задачами компенсируют потребность секуляризованного сознания не-масонов в таинственном.

Таким образом, масонофобия – оборотная сторона масонства – является одной из форм иллюзиосозидающего сознания – создал себе иллюзию, и на душе спокойнее. Современными формами магически-терапевтических иллюзий являются и преставления о «Галактическом Совете», который зрит на развитие человечества, периодически посылая пришельцев и «тарелки», будучи готовым на смертельном витке «откорректировать» земную цивилизацию. Этот диагноз можно установить и распространённому мнению о том, что планетой правит «Мировое правительство», одной из акций которого является внедрение в России идентификационного кода. В подобных представлениях сказывается всё то же стремление снять с себя ответственность за исторические свершения и внушить себе «индульгенцию безгрешных».

Вместе с тем критика синдрома масонства не исключает того факта, что есть мировые силы, неосознанно либо сознательно стремящиеся причинить зло большинству человечества или России. Но все без исключения человеческие сообщества являют собой не воплощение добра и зла самих по себе, а борьбу жизненных интересов, в которых критерии светлого и тёмного переплетены. При этом в бесконечной борьбе всех против всех происходит непрерывная смена интересов, положений, состояний противоборствующих сил. Неизменными остаются только нормы добра и зла, через призму которых можно оценить конкретный исторический феномен или субъект.

Господствующее с Нового времени натуралистическое сознание (к которому склонны и многие верующие люди) не способно представить, что в мире дьявол с Богом борется, а линия разделения добра и зла проходит не между людьми, а по сердцам человеческим. Натуралистическое сознание не способно обнаруживать инфернальную духовность, обличать явных духов зла, но увлечённо ищет тайные человеческие организации, являющиеся центрами мирового зла, – при этом человек демонизируется, а зло натурализируется. Демонизация же тех или иных участников мировой борьбы искажает сознание и восприятие реальности, ложно ориентирует жизненную энергию на агрессию против своих, демобилизует перед лицом реально враждебных сил.

 

 

 

Война НАТО с Югославией в 1999 году продемонстрировала не только новые военные технологии, но новую конфигурацию мироустройства. Через Балканы человечество вошло в условия жизни XXI века – открылся фронт третьей мировой войны. По одну сторону фронта – мировая финансовая олигархия, насаждающая новый мировой порядок, по другую – страны Евразийского континента, стремящиеся отстоять свой суверенитет, а также органичные мировые цивилизации, борющиеся за свою самобытность. После войны в Югославии формируется новый точечный порядок для человечества. Естественно, что предотвращение гуманитарной катастрофы в Косово – это плохо прикрытый повод для решения тотальных задач, фиговый листок «демократии». А захват и расчленение Югославии – это побочный трофей в большой войне. Впервые демонстрируются технологии и оружие войн XXI века: борьба с противником высокоточным оружием и современными средствами управления, подавление протеста со стороны населения собственных стран – зомбированием его современными информационными технологиями.

Глобальная цель инициаторов войны – установление нового мирового порядка, для чего необходима дискредитация и демонтаж всех международных институтов, в первую очередь ООН (Организации Обманутых Наций), атомизация мирового пространства и учреждение транснациональной инфраструктурой полного контроля над миром. Из этого следуют две главные цели войны: по отношению к союзникам – странам Западной и Центральной Европы – предотвращение их консолидации между собой и усиление контроля над ними; по отношению к потенциальным противникам, в первую очередь к России, – всяческое их ослабление, расчленение и колонизация. Основное отличие от мировых войн XX века: глобальные цели достигаются на ограниченном плацдарме, современные технологии дают возможность добиться победы без глобальных военных действий, перемалывающих миллионы людей нескольких материков.

Главные цели определяют и конкретные достижения войны. В финансовой области – ослабление евро и ведущих национальных валют. Евро после начала войны падает, что очень своевременно, ибо европейская интеграция и укрепление общеевропейской валюты в конечном итоге привели бы к обмену на евро огромной массы долларовой наличности, особенно в странах СНГ. Это могло закончится падением доллара, крахом мировой долларовой пирамиды и зыбкого порядка в благополучных США.

Экономические успехи Соединенных Штатов во время войны: реклама современных технологий и вооружений,  вытеснение России с рынка вооружений, стимулирование экономики США и нанесение ущерба экономике других стран. Переизбыток свободных денег США находит применение – инвестиции в войну, затем на «восстановление» разрушенного.

Политические достижения войны: цементирование расширенного НАТО общей кровью; усиление доминирования США в НАТО; усиление зависимости европейских стран, особенно Германии, от Соединенных Штатов; полная бесконтрольность мирового жандарма – американской армии под флагом НАТО (агрессивная стратегия НАТО в действии); окончательная девальвация ООН и ОБСЕ и переход их функций к НАТО; ослабление и, в конечном итоге, расчленение России. Точечная демократия остаётся для нескольких стран золотого миллиарда, остальному же миру демонстрируются двойной стандарт и право силы.

По существу транснациональная олигархия объявила войну всему человечеству, стремясь подчинить волю союзников и поработить отверженные народы. ещё никто не одерживал победу в такой войне и по природе мира сего это невозможно. Чем агрессивнее будут действовать новые хозяева планеты, тем большее сопротивление будут оказывать национальные государства и органичные цивилизации. И тем больше будут защитно объединяться различные страны и народы, которые в обычных обстоятельствах не сошлись бы на общих интересах. В этих условиях Россия имеет шансы интегрировать усилия здравой части человечества в противостоянии экспансии глобалистской утопии XXI века. Для этого есть предпосылки вовне и внутри России, не достает только политической воли, готовой мобилизовать возможности российского возрождения.

 

За последние десятилетия консолидировалась мировая финансовая олигархия – несколько десятков юридических и физических субъектов, которые владеют контрольным пакетом акций мировой финансовой системы. Общие жизненные интересы новых хозяев планеты объединяют конкурирующие и даже враждебные в некотором измерении силы. Их транснациональное сознание лишено религиозных и моральных «предрассудков» традиционной культуры. Обладание огромными ресурсами наделяет их чувством неограниченных возможностей, в реализации которых человечество и органичное мироустройство представляются им неоформленным хламом, который необходимо волево упорядочить. Планетарная «коммуналка» с надоевшими ветхими перегородками, бесконечными дрязгами стран, чрезмерной многоликостью и раздражающей неуправляемостью народов – должна быть разрушена, а на её месте воздвигнуто монолитное здание нового мирового порядка с унифицированной цивилизацией потребления, правами человека для избранных и мировым жандармом для отверженных.

Известное концепция золотого миллиарда насаждает вывод мировых олигархов о том, что ресурсов планеты для поддержания образа жизни потребительской цивилизации хватит только на миллиард жителей избранных, или индустриальных, стран. Поэтому остальные народы приговорены к прозябанию на обочине цивилизации.  Современному мировому авангарду необходимы богатейшие природные ресурсы России, присвоить которые мешает существование российской государственности. Русская православная цивилизация выглядит чуждым и вредным образованием в насаждаемом мироустройстве. Поэтому Россия является основной мишенью для строителей нового мирового порядка. Большинство стран мира превращается в колонию мировой финансовой олигархии, но с разделением функций. И Соединенные Штаты Америки являются своего рода колонией. Если Россия приговорена к сырьевой колонии, то США стали головным офисом транснациональной олигархии. В сырьевой колонии нужно разрушить все структуры защиты суверенитета, аборигены не должны быть цивилизованными. В офисе, напротив, для стабильности нужно поддерживать искусственно завышенный образ жизни, туда стягиваются все ресурсы, налаживаются самые современные коммуникации для деятельности штаба мировой олигархии. Эта, наиболее враждебная сила для российской цивилизации, объективно враждебна также американскому народу, хотя многие в Америке этого не сознают. В этом смысле не следует относиться к США, как к империи зла. Молодая американская культура, традиционные американские ценности и уклад одноэтажной Америки – также как и все другие национальные традиционные культуры – разлагаются цивилизацией потребления. Навязываемый народам бездуховный унифицированный образ жизни наиболее соответствует интересам мировой олигархии.

Все органичные национальные культуры как субъекты мировой истории сопротивляются нивелированию и насаждению нового мирового порядка. Поэтому патриоты всех стран, противостоящих энтропийной экспансии, по жизненным интересам являются потенциальными союзниками России и её возрождения.

В новом столетии все активнее действуют не только народы и государства, но и цивилизации: западноевропейская, североамериканская, латиноамериканская, мусульманская, индийская, китайская, японская, африканская, православно-славянская. Огромный евразийский материк обустроен русской православной цивилизацией. В той степени, в которой технологическая цивилизация потребления пытается расплавить в котле нового мирового порядка все органичные исторические образования, возрастает сила, с которой цивилизации и национальные культуры борются за выживание. Русская православная цивилизация – это тысячелетний исторический организм, который стремится к самосохранению и у которого есть объективные союзники во всех других цивилизациях.

 

Есть историософская закономерность: все грандиозные социальные и общественные системы в высшей точке своего могущества ветшают изнутри, рушатся внезапно в тот момент, когда их носители преисполнены самодовольства, а все жаждущие гибели очередного хозяина мира – отчаиваются и устают ждать. Так было с Римской империей и с Советской империей. Нечто подобное мы наблюдаем в Соединенных Штатах как штаб-квартире системы нового мирового порядка. Планетарная империя транснационального капитала в период своего могущества загнивает изнутри. Об этом свидетельствует ряд факторов. Американская военщина – не государственная армия, а мировой жандарм, который, не встречая сдерживающей силы, ведёт себя самонадеянно, безрассудно и контрпродуктивно, как в войне в Югославии. Американский доллар – не национальная, а мировая валюта, правом эмиссии которой обладает Федеральная Резервная Система, состоящая из группы важнейших субъектов мировой финансовой олигархии (поэтому в США нет национального либо государственного банка). За счёт необузданной эмиссии содержится мировой жандарм и поддерживается искусственно завышенный образ жизни в США как транснациональном офисе, а также подавляются другие национальные валюты, инспирируются финансовые кризисы в различных регионах, ставится под контроль стратегическая инфрастуктура других стран. Новая мировая империя создаётся не завоеваниями, а подкупом либо идеологическим заражением национальных элит различных стран. При этом национальные государственные организмы и органично сложившиеся цивилизации вынуждены бороться за самосохранение и все больше консолидироваться в этой борьбе.

И.Р. Шафаревич выделяет пять признаков упадка современной западной цивилизации: угасание духовного творчества, распространение терроризма, периодическая дестабилизация и раскол общества, размывание национальной основы государства, спекулятивный характер экономики. О потере творческого духа свидетельствует отсутствие на Западе великой живописи, музыки, литературы, философии, фундаментальных научных открытий. Как и предсказывал Шпенглер, угасающая цивилизация сосредотачивает все свои силы в одной области – в развитии техники. Но и достижения в научно-технической и культурной сферах там уже давно возможны только за счёт повального вымывания интеллектуального и творческого контингента из не-западных стран. Господствующие на Западе ограниченное рационалистическое «научное» мышление и всевластии техники привели к экспансии технологической и информационной цивилизации, которая стимулировала демографический  кризис – перенаселение планеты, породила экологический кризис – исчерпание ресурсов природы и нарушение баланса биосферы. Многие правомочно считают эти кризисы необратимыми.

Глобальный терроризм питается болезненным протестом против западного образа жизни. Внутри западного общества периодически вызревают радикальные акции, которые носят различный идейный характер, но направлены к одной цели – потрясению основ общества: от красных бригад в Германии, ложи в Италии, сепаратистов Ирландии и Испании, до кровавых религиозных сект (Аум-Сенрикё) и перманентного отстрела соотечественников американскими гражданами и даже школьниками. Буревестником грядущей катастрофы цивилизации потребления явились апокалиптические события 11 сентября 2001 года в США. Этот бесчеловечный террористический акт ничем не может быть оправдан (так же как и взрывы домов в Москве в 2000 году, Бесланская трагедия в 2004 году), но чтобы успешно бороться с новой формой мирового зла, необходимо осознать его первопричины и генезис. Кто бы ни был исполнителем террористического акта в США, кому бы его ни приписывали, он более всего манифестирует сопротивление насаждению нового мирового порядка, для чего и объекты были выбраны соответствующие: Торговый центр в Нью-Йорке символизирует мировую долларовую пирамиду, Пентагон – мирового жандарма. При этом настолько масштабная и сложная акция не может быть подготовлена без поддержки влиятельных сил в самих Соединенных Штатах; пропустить такой удар могли только силовые структуры и секретные службы, либо преисполненные фанаберии и непрофессионализма, либо способствующие чудовищной акции. Исламский экстремизм, который объявлен основным врагом США, взращён самой Америкой, афганский талибан во главе с Бен Ладеном создан спецслужбами США. За крайне мифологизированной и демонизированной фигурой Бен Ладена объявлена всемирная охота, которая, с одной стороны, прикрывает попытки США решать другие геополитические задачи, с другой, призвана создать иллюзию борьбы с мировым террористическим злом. Хотя известно, что весь исламский радикализм существует благодаря огромной финансовой поддержке из Саудовской Аравии, которую Америка назначила себе в главные союзники в арабском мире.  Всё это свидетельствует о потере идейных критериев, ослаблении национального духа Америки вопреки бравурной риторике лидеров. Таким образом, в террористической акции в США сошлись многие признаки угасания мировой империи в момент наибольшего могущества.

С шестидесятых годов ХХ века западное общество периодически потрясают беспорядки и волнения. При этом общество раскалывается, мировоззрение культурной элиты во многом противоположно тому, что навязывает финансовая и политическая олигархия стран, а также транснациональная бюрократия. Большая часть интеллигенции озлоблена и относится враждебно к основным ценностям своей цивилизации. Властители западных умов всячески деморализуют общество и культивируют революционный дух. Некоторые идеологи на Западе утверждают, что в буржуазной цивилизации грядет пять революций. Экономическая революция ведёт к уничтожению капитализма. Политическая – разрушает институты демократий. Национальная революция в Америке приведёт к завоеваниям новых прав неграми, которые в обозримом будущем станут большинством населения страны, добьются создания нескольких независимых негритянских штатов или выборов негра президентом.  Сексуальная революция разлагает буржуазную семью и мораль,  легализует всевозможные извращения и сексуальные меньшинства. США уже поразил кризис духовных устоев, – новая мораль была продемонстрирована позорной общенациональной кампанией «Клинтон-Левински». Психоделическая революция приучает общество к массовому принятию наркотиков. По замыслу «революционеров» всё это направлено на уничтожение репрессивной буржуазной индивидуальности, то есть на вытравливание остатков христианской духовности в западном обществе.

Разложение национальных государств Запада выражается в разрушении национальных традиций и традиционного жизненного уклада, в угасании национального духа, что, помимо всего, является причиной падения рождаемости, а также в массовой миграции в западные страны из Азии, Африки и арабских стран, которые несут другой тип жизни. «Так как западная цивилизация вообще по духу противоположна идее национальности, всему органичному, то она это поддерживает, и вся западная интеллигенция считает этот фактор таким, который нужно не только регулировать, но и всячески стимулировать» (И.Р. Шафаревич).

Искажен и деловой дух западной цивилизации. Безудержная эмиссия американского доллара не обеспечена национальным богатством и не соответствует национальным интересам страны под названием Соединенные Штаты Америки. Астрономический дефицит государственного бюджета покрывается все новой эмиссией доллара, которому находятся все новые «рынки» сбыта.  Циклопическая долларовая пирамида приговорена к коллапсу, ибо рано или поздно рушатся все финансовые пирамиды. Уже несколько десятилетий в экономике США доминирует спекулятивный сектор, по мере подавления реального сектора экономика приобретает виртуальный характер. Ныне капиталы западной спекулятивной и виртуальной экономики уже в десятки или сотни раз превышают реальный сектор западной экономики, превращая её в гигантский мыльный пузырь, который лопнет в обозримом будущем. И.Р. Шафаревич приводит слова трезвых западных экономистов: «Наши маги-финансисты превратили Америку с её ценностями в гигантское казино, они сотворили бедствие… Мы находимся в стадии, напоминающей смертельно больного человека, когда дата смерти неизвестна, но факт её приближения не вызывает никакого сомнения».

Настроения надвигающейся гибели человечества и конца мира распространяются в западном обществе. «Обычно такие эмоции, охватывающие целое общество, имеют под собой некоторые объективные основания, когда возникает представление о гибели, по той или иной причине, всего мира, то близится гибель какого-либо типа общества, завершение какого-то большого периода… Есть все основания предполагать, что смертельный кризис западной цивилизации разразится уже в ближайшие десятилетия, может быть, даже годы. Она не более устойчива, чем был Советский Союз, и конец её может быть столь же внезапным» (И.Р. Шафаревич).

 

 

 

 

 

 

 

Популярное понятие «глобализация» используется в различных смыслах, в зависимости от того, обозначают ли им объективные планетарные процессы, либо выражают субъективное отношение к ним. Прежде всего, глобализацией называют всемирное распространение культурных, социальных, экономических, финансовых, политических, технологических, информационных механизмов западной цивилизации. Как и во всяком явлении, в нём есть положительные и отрицательные стороны.

Глобализация начинается с насаждения в XIX веке форм западной индустриальной цивилизации по всему миру. На современном этапе постиндустриальной цивилизации и информационного общества компьютерные технологии и современные средства связи резко ускоряют общемировую интеграцию по всем направлениям, наделяя процессы предшествующей эпохи новыми качествами и динамикой. С девяностых годов ХХ века начинается информационная революция, в которой решающую роль играет глобальная информационная сеть – Интернет, открывший огромному количеству людей во всём мире доступ ко всемирной информации.

В истории человечества первая информационная революция – создание письменности; вторая – изобретение книгопечатания. До появления письменных текстов носителем информации был непосредственно человек: его душа, сознание, память, язык, голос. Каста сказителей состояла из людей, обладающих выдающимися способностями, позволявшими запоминать и излагать, то есть быть носителями огромного пласта устного предания. С появлением письменности носитель информации отчуждается от человека, технология передачи информации становится элементарней (писец не должен обладать выдающимися способностями, письму можно было научить многих) и эффективней. Письменная информационная революция глобально преобразила историю и культуру человечества.

Масштабные изменения привнесены книгопечатной информационной революцией. Письменный текст отражал индивидуальность создателя (почерк, редактура, вставки, замечания по содержанию текста, ремарки о своих чувствах на полях), то печатный станок унифицирован. Вторая информационная революция вновь предлагает более элементарную но и более эффективную технологию передачи информации. (В смысле затрат человеческого ума, знаний и опыта; писцы – продукт штучный, а изготовление печатных станков можно поставить на поток). В первой информационной революции технологии отчуждаются от человека, во второй – человек как потребитель информации становится более зависимым от них. Контроль над печатной продукцией унифицирован и позволяет манипулировать потреблением информации. В третьей информационной революции отчуждение и зависимость от информационных технологий на порядок усиливаются. Информационные технологии выходят из-под контроля общества и делают человека зависимым от информационной сферы.

Современная информационная революция формирует коммуникационное единство мира, в котором скорость распространения невиданных объёмов информации намного больше скорости передвижения людей и товаров. Коммуникация людей и народов зависит не от территории и места проживания, а от структуры телекоммуникационных систем. Глобальное информационное пространство преобразует экономическую, политическую, общественную, культурную деятельность. Информационные технологии небывало повышают интенсивность связей между людьми, народами и цивилизациями, предоставляют возможность массового образования. Высокотехнологические средства связи, низкие транспортные расходы и неограниченная торговля создают возможности для свободного перемещения товаров и услуг, складывается единый мировой рынок.

Техносфера увеличивает влияние на людей, а интеллектуальная деятельность приобретает большую власть. Капитал уступает место информации, знаниям, интеллекту. Социальное неравенство теснится неравенством интеллектуальным, увеличивается интеллектуальная эксплуатация. Меняется состав элит: изобретатели в области высоких технологий становятся миллиардерами и теснят представителей традиционного бизнеса, технократы превращаются в основной ведущий слой и определяют политику. Информационная революция существенно меняет механизмы управления обществом и создаёт новые политические структуры. Творческое разрушение обновляет технологии, формы бизнеса и торговли. Глобализация меняет жизнь людей во многих странах мира, ускоряет время и уплотняет пространство, размывает границы, резко интенсифицирует социальные процессы. Строятся информационные дома, проектируются информационные города с учётом требований информационной, а не промышленной и транспортной инфраструктуры. Апологеты глобализации надеются, что в недалёком будущем различные материалы и продукты питания будут создаваться информационными системами из элементов таблицы Менделеева, рассеянных в околоземных пространствах… Кажется, что на наших глазах формируется общество безграничных возможностей, ранее немыслимое – становится возможным. Глобализация распространяет массовую культуру на всю планету, вне зависимости от возраста, пола, вероисповедания, национальности.  С другой стороны, всемирный культурный обмен способствует более сознательной идентификации национальных культур, формирует у народов терпимость, стремление к мирным формам культурной экспансии. Но взаимозависимость народов делает их и взаимоуязвимыми.

Фазовый скачок информационной цивилизации оказался настолько беспрецедентным, что современными цивилизационными средствами невозможно осознать его последствия и перспективы. Глобализация наделила человечество невиданными ресурсами и возможностями, которые, как всегда, используются не только во благо.

 

Естественно, что невиданными возможностями информационной революции воспользовались, прежде всего, новые избранные. Облик современного мироустройства сформирован западной цивилизацией. Мировой цивилизации навязаны западные ценности, формы жизни, языки, экономический уклад, технологии. И не только потому, что они наиболее эффективны. Вследствие этого человечество втянуто в тупики, кризисы и угрозы, которые переживает западный дух. Эти процессы усугубляются тем, что транснационал западного происхождения паразитирует на объективных глобальных тенденциях, на глобалистской энергетике, использует  достижения глобализации и ресурсы развитых стран для всемирной экспансии, – установления нового мирового порядка.

Головным субъектом глобалистской экспансии является Федеральная резервная система США, в которую входят инвестиционные банки Уолл-Стрита. Большая часть транснационального бизнеса и транснациональных корпораций, несмотря на конкуренцию интересов, объединены общим глобализационным проектом. Большинство западных международных организаций и структур являются своего рода приводными ремнями глобалистского интернационала, штабами международного капитала: Всемирный банк, Международный валютный фонд (МВФ), Всемирная торговая организация (ВТО), бюрократия международных организаций, политические интернационалы, элитные клубы (Давосский форум), международные фонды, неправительственные организации, в частности, клуб доминирующих государств мирового управления – большая семерка.

Транснациональная олигархия превратила США в планетарный офис глобальной империи, ресурсы и инфраструктура которого в первую очередь подчинены насаждению нового мирового порядка: доллар превращён в мировую валюту, Пентагон –мировой жандарм, Голливуд – конвейер мировой культуры, университеты – фабрики мировых мозгов. В США концентрируется основной финансовый, технологический и интеллектуальный капитал планеты, ширится технологический разрыв между транснациональным офисом и остальным миром. Поэтому особое внимание в США уделяется разработке метатехнологий, которые защищены от конкуренции. (Сетевой компьютер, который предоставляет всю информацию пользователей, а также возможность эффективно влиять на них. Технологии связи позволяют перехватывать все телефонные сообщения по всему миру. Организационно-информационные технологии нацелены на скрытое эффективное изменение ситуации в других странах).

Западная Европа является вторым эшелоном, азиатские индустриальные страны – третьим эшелоном глобалистской экспансии. На глобалистском плацдарме существуют свои противоречия, борьба интересов, соперничество в распределении ролей, но в противостоянии остальному миру руководящий слой индустриальных стран объединён общими интересами. На плацдарме глобализации строится открытое общество за закрытыми границами. Первый мир противостоит странам периферии. Насаждаемая по всему миру политика неолиберального глобализма нацелена на подавление экономических и политических конкурентов. Огромные ресурсы направлены на уменьшение влияния и подчинение национальных государств, на утверждение в мире правил, выгодных транснациональным структурам, на насаждение масскультуры и цивилизации потребления, подавляющие суверенитет и волю народов.

«Мировой капитал создаёт в странах не-Запада плацдармы для своего бизнеса, каналы, по которым перекачиваются сырьё, материальные, финансовые и интеллектуальные ресурсы этих государств. “Третьему миру” при этом уготована роль буферной зоны для сброса кризисов «первого мира»… Главным средством управления другими обществами является детально разработанная и апробированная система манипулирования массами. И здесь пропагандистские шаблоны европоцентризма… “демократия”, “либеральная экономика”, “открытое общество”, “плюрализм”, “права человека” и прочее – раскручены, растиражированы, запущены в работу. Таким образом, конструирование глобального мира имеет совершенно определённые цели – это не только ограбление мировой периферии, но и духовная власть над ней. Глобальный мир – это зависимый мир, подчинённый мировому капиталу» (Н.Я. Лактионова).

В середине девяностых годов разработана новая концепция управления миром: США могут сохранить лидерство только при глобализации всей планеты. Ключевым в новой стратегии доминирования является тезис: разобщённость представляет опасность; то есть, всякая самостоятельность, независимость стран и народов представляется опасной для системы управления миром. Глобализация должна насаждать новый мировой порядок – транзит демократии, унифицированные нормы, формы поведения, встраивающие страны в единый механизм, подконтрольный глобалистскому транснационалу. Жак Аттали характеризует современность как цивилизацию кочевников, которой необходимы неограниченное перемещение финансовых и трудовых ресурсов в масштабах планеты. Современный успешный человек должен лишиться всякой идентичности, кроме профессиональной; поэтому религиозная, культурная, национальная, семейная и даже половая идентичность всячески разрушаются. «Глобальная атомизация человечества… атомизация на службе глобализации. Распад традиционных связей для загнания рабсилы в новую глобальную сеть» (диакон Андрей Кураев). Эффективно манипулировать можно только теми странами и народами, которые вполне воспримут такого рода глобализацию. Остальную часть человечества необходимо колонизировать, в том числе и с применением военной силы. Бедные страны, то есть большая часть человечества, представляет собой неинтегрированную брешь, озоновую дыру глобализации, через которую в цивилизованный мир прорывается зло и ненависть. Глобализация и должна служить сокращению или полному устранению Бреши для установления полного контроля США на планете.

Расистский по своей сути новый миропорядок можно установить только силой. «Это мировая гражданская война, разделяющая экспроприируемых и экспроприаторов. В этом – ключ к объяснению и самого характера войны, и сопутствующих ей “символических репрессий” – расчеловечивание жертв агрессии, выводимых за рамки цивилизованного отношения» (А.С. Панарин). Естественно, что отверженное большинство человечества всё больше и всё более радикальными средствами сопротивляется насаждению нового мирового порядка. «Тяжёлая демографическая ситуация лишь усилит энергию революционного взрыва и агрессивность возникающих в результате авторитарных и тоталитарных режимов Юга. Это чревато «революционным походом» на Север против богатой Европы и Америки, что приведёт к росту авторитарных тенденций в западных государствах. Победа такого похода может отбросить мир назад на века» (А.В. Шубин).

Средства колонизации мира оттачиваются на практике. Все нынешние и ближайшие войны по преимуществу обусловлены потребностями глобалистской экспансии. Поэтому главные направления геополитики США совпадают с зонами добычи и транзита энергоносителей. Страны, не имеющие ядерного оружия, бесцеремонно подавляются военной силой (Югославия, Ирак). США напали на Ирак не для его разоружения и изъятия оружия массового поражения (которого там не было), не во имя глобальной войны с террористами (которых в Ираке не было, и которые туда устремились со всего мира), а для того, чтоб поставить под контроль государство, обладающее большими ресурсами и опасно неподдающееся глобализации. Поэтому же на очереди Иран. Иракская война позволяет укрепить инфраструктуру США – офиса глобализации. Контроль над сбытом иракской нефти нужен для того, чтобы цены на нефть и расчёты по всем нефтяным контрактам и далее выражались не в евро, а в мировой валюте – долларах; чтобы основным местом, где деньги превращаются в капитал, оставался Уолл-стрит. Подобные войны экспортируют кризис – дестабилизируют ситуацию в различных регионах мира, оставляя США привлекательным центром для капитала. Когда прямое военное вмешательство небезопасно для США, контроль устанавливается через информационные технологии (бархатные революции в Грузии, на Украине, в Киргизии). Субъект глобализации насаждает нестабильность и хаос в большинстве регионов планеты, а также сталкивает между собой различные государства и цивилизации (коалиция борьбы с плохим исламом), – как инструменты завоевания и удержания глобального господства.  

Формы и средства четвёртой мировой войны радикализируются на глазах. Необходимо признать, что возрастает угроза взаимного использования ядерных, биологических, химических средств борьбы. Подобное развитие событий приведёт к крушению США как мировой державы и Западного мира, ибо ожиревшее общество и зыбкая инфраструктура сверхпотребления не позволят выдержать катастрофических испытаний. Не смотря на звездную болезнь всемогущества, лидеры золотого миллиарда сознают угрозу взаимного истребления и постараются навязать выигрышные для себя формы борьбы. Транснациональные стратеги рассчитывают на победу, основанную на новейших технологиях. С одной стороны, информационные технологии позволяют создавать средства эффективного манипулирования людьми и народами. С другой стороны, сверхэффективные вооружения и снаряжение, а также созданный с помощью генной инженерии новый тип солдата, – предоставят фантастические возможности для подавления любого противника. Но научно-технические разработки средств войны рано или поздно выходят из-под контроля, что грозит появлением непредвиденных неуправляемых феноменов, по сравнению с которыми современные представления о киборгах покажутся детскими фантазиями. К тому же технические достижения рано или поздно оказываются доступными противнику. Победителей и в этом случае не будет, война мирового гегемона с большинством человечества – путь к самоистреблению.

 

Апологеты глобализации преисполнены цивилизационного энтузиазма, навязывая человечеству унифицированные ценности и формы жизни. Их титаническая гордыня приводит к утверждениям, что глобализация порождает космическое сознание, призванное осмыслить не только планетарные процессы, но и процессы вселенной. При этом, идеологемы объективной глобализации оказываются романтическими вкраплениями в апологию сценария мирового господства.

Реформаторское крыло антиглобализма достаточно адекватно критикует пороки и опасности глобалистской экспансии, разрабатывает различные формы лечения западной общественно-экономической системы. Большинство из предлагаемых антиглобалистских концепций утопично, ибо предлагают те или иные виды цивилизационного отката, возврата к предшествующим социально-экономическим формам. Наиболее плодотворной инициативой антиглобалистского движения является борьба за общественный контроль над деятельностью ТНК и международных финансовых институтов. Но ни одна антиглобалистская идеология не способна глобально осознать процессы глобализации, и, следовательно, предложить достойную альтернативу. Революционные противники глобализации, как правило, не отделяют объективные процессы всемирной интеграции от тоталитарных форм наведения нового мирового порядка. Поэтому для них глобализация оказывается новой формой мирового зла, подлежащей полному уничтожению. Лозунг всех революционеров: разрушить, убить и поделить. При этом нередко мистифицируются и демонизируются реальные процессы и субъекты, которым приписываются мифические значения и функции. Экстремистская форма идеологии антиглобализма – глобофобия – дискредитирует здравую критику глобализации, поэтому служит провокационным орудием глобалистской экспансии.

 

 

 

Объективные процессы глобализации, в сочетании с  паразитирующей на них глобализаторской политикой, обостряют старые и ставят новые проблемы выживания человечества, сохранения жизни на Земле.

 

Эпохальные угрозы распространяются и на развитые страны – на золотой миллиард. Помимо этого, в эпицентре глобализации возникают собственные проблемы.

Мировая долларовая финансовая пирамида грозит большим финансовым взрывом. Для укрепления позиций Уолл-Стрита как основного места, где деньги превращаются в капитал, провоцируются конфликты, экспортируются кризисы, политически и экономически дестабилизируется весь мир  (в том числе и в страны золотого миллиарда), предпринимаются разнообразные силовые акции, начинаются войны. На глобализаторском плацдарме растёт конкуренция различных версий глобализации и различных моделей управления миром. В мировой глобальной элите сложились две группировки, выражающие различные модели отстраивания плацдарма глобализации. «Неоконсерваторы при прочих равных условиях стремятся к усилению национально-государственной субъектности, социал-либералы предпочитают прозрачность государственных границ и государственных структур для управления извне, из транснациональных центров. Неоконсерваторы склонны разрушать низовые социальные нерыночные отношения и укреплять бюрократическую машину национального государства. Социал-либералы предпочитают укреплять глобальные вненациональные структуры управления и более терпимы к остаткам социального государства» (А.В. Шубин).

Процессы глобализации идут различными темпами в США, в Европе и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Глобалистская экспансия неоднозначно воспринимается в развитых странах. Отстающие и проигравшие возникают и в пределах золотого миллиарда, что способствует росту напряжения в НАТО. Мировая олигархия становится всё более интернациональной. Обостряются конфликты между транснациональными корпорациями и правительствами, между глобалистскими и национальными элитами западных стран. Транснациональные структуры и международная бюрократия усиливают контроль над жизнью развитых стран, урезая права, свободы и уровень жизни западного общества, уменьшая роль государства в регулировании экономики, финансовых потоков, информации (дегосударственизация). Так что и населению стран золотого миллиарда глобальная экспансия грозит далеко не золотыми перспективами. Если всё будет развиваться в том же направлении, то не исключена возможность сценария, когда: мировой транснационал может пожертвовать отработанными инфраструктурами США и создать «офисный» центр глобализации в другом месте планеты.

Очевиден духовный и творческий кризис западной цивилизации. Для поддержания высокого уровня инфраструктуры в колонии-офисе – в США вкачиваются финансовые, человеческие, интеллектуальные, технологические ресурсы со всего мира (в американских университетах русские профессора преподают китайским студентам). Наряду с распространением по миру западных ценностей и американизации, в западные страны вливаются другие ценности и образ жизни. Современные достижения американского духа ограничены потребительскими ценностями. Западные страны периодически потрясают уличные беспорядки в слишком жестоких для цивилизованного общества формах. Набирает силу и становится агрессивнее движение антиглобалистов. Западное общество расколото, культурная элита озлоблено фрондирует по отношению к финансовой и политической элите. В слоях элиты, которые формируют общественное мнение, распространены нигилистические настроения, девальвируются традиционные западные ценности, разлагается «буржуазная» мораль. Борьба за «политкорректность» по отношению к деструктивным идеям и элементам, за равенство религий, идеологий, искусств, рас и народов привела к чрезмерному влиянию на общественное мнение маргинальных групп – национальных,  социальных и сексуальных меньшинств.

Правящие слои отделяются от общества: не участвуют в общественной жизни, стремятся дерегулировать государственность, уменьшить свою подотчетность, увести свои активы в оффшоры, уйти от налогов, размыть представления о финансовых преступлениях. В США невозможно узнать, кто владеет транснациональными корпорациями с оборотами в триллионы долларов. Меньше государства – больше транснациональных корпораций, государство вытесняется корпорациями. Приватизация государства ведёт к декриминализации коррупции, коррупция становится легальной.

Из-за угасания национального духа и падения рождаемости западноевропейские страны подвержены массовой миграции из Азии, Африки и арабских стран. Большинство эмигрантов не переплавляется в этническом котле, а создает ареалы традиционного кланового общества, чуждые западному индивидуалистическому и демократическому обществу.  Мультикультурализм фрагментирует и разлагает западное общество, уже сейчас порождая новые кризисы. В обозримом будущем большинство населения западных стран будет состоять из мигрантов и их потомков. Через двадцать лет и в США большая часть населения будет афроамериканцами и латиноамериканцами. Это обостряет вопрос о идентификации и исторической роли западно-христианской культуры и цивилизации.

Защищаясь от террористической угрозы, западная цивилизация вынуждена отказываться от фундаментальных ценностей, ограничивать свободу личности, – главное завоевание Запада за последние три века. Отступая от своей системы ценностей, Европа переживает кризис идентичности, выход из которого чреват тоталитаризмом (подобно трансформации Веймарской республики в Германии в фашизм).

История вершиться не стратегическими решениями мирового правительства или мировых гегемонов, не тайными соглашениями элит или спецслужб. История представляет собой арену бесконечной борьбы, в которой непрерывно меняются субъекты действия и доминирования, их цели, союзники и противники. В пределах мира сего не может быть полных и окончательных побед. Поэтому мировое будущее явит иной облик, чем строят глобализаторы или видят обреченные. Как это было неоднократно, на пике цивилизационного успеха и энтузиазма ход истории внезапно изменится настолько, что последние станут первыми.

 

Население Земли растёт ускоряющимися темпами, ближайшие десятилетия увеличится вдвое, из-за чего вскоре большинство будет лишено условий выживания, питания, здоровья, образования. 95% прироста населения в мире приходится на беднейшие регионы, что усиливает противостояние между развитыми странами и остальным миром. Кроме того, растущий дефицит жизненных ресурсов дестабилизирует ситуацию в странах с высоким приростом населения, что принуждает их к ужесточению государственных режимов и стимулирует радикализм в обществе.

Государства-лидеры, не способные предложить решения мировой демографической проблемы, приступили к насаждению нового мирового порядка. Так как ресурсов планеты хватит на поддержание высокого уровня жизни только стран золотого миллиарда, то абсолютное большинство населения Земли – мировой периферии – приговорено к деградации и вымиранию. Мировая коммуна с лицом, припудренным демократией, представляет собой социальную утопию, антихристианский хилиазм – тысячелетнее натуралистическое царство на земле. Попытки реализации глобальной утопии грозят глобальными потрясениями. Человечество как единый организм живо многообразием народов, культур, цивилизаций, языков и стилей жизни. Однополярный мир, который подавляет большинство жителей планеты, – неустойчив, нежизнеспособен, и будет рано или поздно отторгнут в стремлении человечества к самосохранению.

 

Современное общество подвержено постоянному воздействию глобальных факторов, которые кардинально меняют жизнь в пределах одного поколения. Глобализация ускоряет темп творческого разрушения, люди и общество в целом не успевают адаптироваться к новым формам жизни; новое не прорастает органично из существующего, но взрывает социум; новые идеалы и ценности не оппонируют традиционным, но вымарывают их из действительности. Вследствие этого инновации воспринимаются не как естественные, закономерные, а как катастрофические.

С другой стороны, новые проблемы по инерции пытаются решать с помощью устаревших средств и концепций, что неплодотворно и порождает состояние безысходности. В результате этого социальное напряжение и катастрофы назревают в тех измерениях, где общество не привыкло их ждать. Век тревоги пошатнул социальные устои в большинстве стран, даже вполне благополучных.

 

Информационная революция обесценивает многие традиционные механизмы государственного управления (выборы, налогообложение, лицензирование). Для сохранения государственности ищутся новые формы управления обществом и создаются новые международные структуры управления. В этих условиях малые нации расстаются с некоторыми функциями этнического государства (восточно-европейские, прибалтийские страны). Пытаясь сохранить свою государственность, крупные нации вынуждены радикально менять политику и государственное управление, что ведёт к изменению национальных ценностей, приоритетов и целей.

Мировая информационная сеть способствует непосредственному динамичному соприкосновению, объединению и спутыванию различных культур, мировоззрений, традиций, что обостряет конфликты между ними. Информационная и культурная экспансия Запада угрожает идентичности многих народов, что усиливает социально-политическую напряженность в мировой деревне, провоцирует национальный и религиозный фундаментализм, экстремизм, этнический сепаратизм, ксенофобию, терроризм.  Разложение государств, размывание национальной идентичности усиливает роль цивилизационной идентичности, что порождает новые конфликты, столкновения цивилизаций. Углубление пропасти между цивилизованным миром и беднейшим большинством человечества обостряет угрозы для Запада.

Помимо проблем межцивилизационных отношений, порожденных объективными глобальными процессами, более острые проблемы порождает глобальное насаждение нового мирового порядка. Однополярный мир означает не только гегемонию США, но полный контроль планеты транснациональным капиталом. Силовые операции США, игнорирующие мнение мирового сообщества, взрывают зыбкий международный порядок. Глобальная «гуманитарная» интервенция попирает вековечные идеалы и ценности большинства народов, что отзывается в них крайне болезненно. Отверженные цивилизации, не имея ресурсов сопротивляться западной экспансии на легальном поле, становятся источником антизападного экстремизма и терроризма.

Доминирующая в современном мире западно-христианская цивилизация переживает крушение. На всемирную повестку дня выходит проблема: либо одна из современных цивилизаций приобретет общемировой характер, либо сложится унифицированная глобальная цивилизация? Любой из вариантов в свою очередь несёт всеобщие изменения и катаклизмы.

 

Глобализация усилила всемирное распространение западных ценностей, преимущественно идеалов американизма. США стали сверхдержавой массовой культуры. Глобализация служит насаждению в мире культурных (по существу – антикультурных) голливудских стандартов, калифорнийского идеала жизни, представляющего собой апологию духовной деградации. «Сталин хотел всемогущества, а Микки Маусу удалось стать вездесущим… Дисней-колонизация глобальной культуры покоится на феномене столь же древнем, как и сама цивилизация: на соперничестве между трудным и лёгким, медленным и быстрым, сложным и простым. Первый член в каждом из этих противопоставлений связан с удивительными достижениями культуры, тогда как второй соответствует нашей апатии, усталости и тяге к расслаблению. Disney, McDonalds,,s и MTV рассчитаны именно на удовлетворение стремления к лёгкому, быстрому и простому…Голливуд – это международный генератор важнейшего сырья для постматериализма…Усилители с обратной связью всё более повышают степень глобального единообразия…Логическим конечным продуктом в области культуры стал бы монотонный американский «визг» по всему миру» (Г.П. Мартин, Х. Шуман).

Глобализм не способен на партнерство и диалог культур, всякая иная культура с позиций абстрактных общечеловеческих ценностей воспринимается как никчемность. Глобалистская идеология постмодернизма, утверждая эпоху непрерывных поисков новизны, легализует всеобщее смешение всего со всем, преодоление всех существующих барьеров, отказ от традиционных ценностей. Недействительными признаются прежние гражданские, государственные и национальные образования. Всеобщая перемена низвергает не только традиционные, но и все существующие устои и авторитеты. Бытие в глобализаторской картине мира рассыпалось, поплыло: «Время прекратилось, пространство исчезло. Мы теперь живём во всемирной деревне… в единовременном происшествии» (Маршалл Маклюэн). Человек уже не самостоятельная и ответственная личность, а точка исчезновения, через которую протекает агрессивный информационный поток. В глобальном информационном поле доминируют сообщения о всеобщей нестабильности: о войнах, бунтах, убийствах, катастрофах, инфляции, преступности, надругательстве, растлении, разврате… Упорядоченное, традиционное, высокоценное – профанируется, девальвируется. Общество как согласованного единства индивидуальных точек зрения превращается в безличную массу, требующую хлеба и зрелищ.

Культурная глобализация примитивизирует мировоззрение, вымарывает из сознания высокую духовность. Насильственно нивелируя национальные культуры, неолиберальная глобализация не объединяет человечество, а вносит новые разъединения. Примитивная манипуляция обществом, низкий уровень культуры, духовности и нравственности стимулируют агрессивные взаимоотношения людей и народов. Поэтому в глобализированном мире конкуренция и соперничество вырождаются во взаимную агрессию. В прошлом бесчеловечная жестокость была ограничена в пространстве и во времени (войны, кровавые режимы фашизма, сталинизма, красных кхмеров), сейчас непредставимые бесчинства могут вспыхнуть в любой момент в любом месте планеты. Глобалистская интеграция насаждает мегаобщество, находящееся в состоянии борьбы всех против всех. С другой стороны, унифицированная глобальная культура связывает национальные элиты общими интересами, отторгая их от национальных культур, превращая их в пятые колонны транснационала  в собственных странах.

 

Глобализация не способствует позитивным изменениям в защите и сохранении окружающей среды. Агрессивная деятельность транснациональных корпораций обострила проблемы обеспечения водой, топливом, сырьевыми ресурсами. Загрязнение окружающей среды, истощение природных ресурсов несёт возрастающую угрозу существованию человечества. Масштаб влияния человека на природу сопоставим с масштабами самих природных процессов, отчего исчерпывается экологическая прочность планеты. Окружающая среда уже не способна поглощать и гасить человеческое воздействие, природа всё больше отвечает на активность людей катастрофическими реакциями.

Инерция развития человечества направлена на самоистребление, ибо антропогенная нагрузка на биосферу приближается к предельно допустимой. Осознание этого побуждает к поискам новых форм энергии. Становится очевидным, что дальнейшее существование человечества возможно при изменении направления развития цивилизации. При этом существующие альтернативы мышлению глобалистского энтузиазма (экологическое мышление, концепция устойчивого развития, добровольное ограничение потребления, приоритет качественных характеристик в жизни человека) оказываются паллиативами, предлагающими эфемерный выход.

В основе техносферы как искусственного создания человека заложены его творческие идеи, поэтому в техносфере запечатлено понимание человеком себя, его отношение к Богу и к природе. Нынешняя искусственная или вторая природа нацелена на увеличении хаоса (энтропии) в природе. Глобальный антагонизм техносферы с биосферой выражает, прежде всего, глобальный духовный кризис, отражает потерю подлинных жизненных ориентиров человечества в своём доме бытия.

 

Мировое богатство не перераспределяется в пользу бедных народов, а концентрируется в постиндустриальных странах. В странах золотого миллиарда живет 17% населения Земли и потребляется 70% всех мировых ресурсов. Более половины из ста крупнейших экономик мира представляют транснациональные корпорации. Около четырехсот миллиардеров владеет богатством, сопоставимом с состоянием половины населения Земли. За пределами стран золотого миллиарда через приводные ремни Всемирного банка, МВФ, ВТО «Они строят мир, в котором все общественные службы действуют во благо частных корпораций, все товары и услуги для местного потребления импортируются из-за границы и оплачиваются в валюте, занятой в иностранных банках. В то же время все продуктивные мощности и природные ресурсы находятся в собственности и управлении глобальных корпораций, работающих на экспорт с целью стимулирования внешнеторгового обмена, необходимого для погашения иностранных займов. Этот экономический абсурд является мечтой глобальных финансистов и корпораций. И это совсем не то, о чём мечтает большинство населения Земли» (Дэвид Кортен). Действия Всемирного банка увеличивают задолженность слаборазвитых стран. МВФ вынуждает их отменять контроль за потоками денег и товаров через границы, что ведёт к разрушению национальных экономик, задолженности и нестабильности стран. ВТО ограждает транснациональные корпорации и финансовый капитал от контроля национальных правительств.

С середины девяностых годов ХХ века благодаря развитию высоких технологий и возможностям глобализации развитые страны преодолели зависимость от поставок сырья и энергии, а также стали крупнейшими поставщиками продовольствия на мировой рынок. Постиндустриальный мир обретает большую независимость от мировой экономики, отрывается от развивающихся и новых индустриальных стран. Поскольку ресурсов планеты всем не хватит, мировая периферия рассматривается как помеха для поступательного развития. Для прикрытия неизбежной экспансии стран золотого миллиарда формулируется концепция однополюсного мира, которая декларируется как справедливая или даже идеальная модель миропорядка.

Теоретики глобализации прагматически оценивают наступающую экономическую эру через формулу 20:80. Вскоре для функционирования мировой экономики будет достаточно 20% населения, остальные 80% обречены на деградацию. В странах золотого миллиарда проживает 20% населения планеты, владеющие более 80% мирового валового продукта, более 80% мировой торговли и 85% сбережений на внутренних счётах. В странах золотого миллиарда пятая часть населения будет вести полноценную жизнь, остальные будут принуждены к адаптации путем самоограничения.

Глобализация разводит экономические «ножницы» между Севером и Югом, развитыми и бедными странами. Странам мировой периферии навязывается экономический курс, к краху. Современные информационные технологии позволяют мгновенно перебрасывать мощные финансовые ресурсы, обрушивая национальные рынки, спекулируя и создавая огромные состояния. Сверхскоростной капитализм с турбонаддувом – турбокапитализм позволяет делать деньги, не осуществляя действий в материальной сфере. Современная мировая финансовая система – «Это своеобразная перевернутая пирамида. Узкое её основание – финансы, обслуживающие реальный сектор или поток товарных благ. На их долю сейчас приходится не более 10-12 процентов от общего оборота мировых финансовых ресурсов. Весь остальной денежный капитал находится в свободном плавании, не имеет реального материального наполнения. Это рынок, где деньги делают деньги, то есть рынок игроков в рулетку» (Д.С. Львов). Если в XIX  веке объём материальных активов был больше финансовых, то ныне материальные активы составляют сотые доли процентов по отношению к финансовым активам. Непрерывно надувающийся виртуальный финансовый пузырь рано или поздно лопнет, развалив мировую экономику. При этом всем странам будет не легко, но катастрофа постигнет зоны сверхпотребления – США и Западную Европу.

Расширяется сфера свободы для капитала, при этом ограничиваются свободы личности. Мировые финансы сосредоточены в США как главном офисе транснациональных корпораций. Финансовая глобализация оказывается очередной формой американизации всего мира. Вашингтонский консенсус – пакет полулегальных соглашений, заключённых в восьмидесятые годы между Министерством финансов США, МВФ и Всемирным банком, учредил механизм экономической глобализации как унифицирования экономики всех стран в угоду транснациональному капиталу. Всем странам за пределами золотого миллиарда навязывается экономический курс, разрушающий экономический суверенитет государств и подчиняющий контролю виртуального наднационального капитала Уолл-Стрита. «Мировая финансовая система превратилась, по существу, в глобальный спекулятивный конгломерат, функционирующий не в интересах развития национальных экономик, роста промышленного производства и уровня жизни людей, а в интересах укрепления позиций стран золотого миллиарда. Это раковая опухоль на живой ткани мировой экономики» (Д.С. Львов). Мировая экономика превращается в хаотический транснациональный поток капитала, в котором финансовая сфера эмансипировалась от реальной сферы. ТНК ввергли человечество в форму дикого капитализма (турбокапитализма) в мировом масштабе.

Транснациональный капитал действует по законам мирового рынка, или беззаконию, для которого этот рынок предоставляет невиданные возможности. «Сейчас нет ни идеологии, ни поп-культуры, ни международной организации, ни даже экологических проблем, которые связывали бы страны мира более тесно, нежели электронная сеть глобальных денежных машин банков, страховых компаний и инвестиционных фондов… В своей работе охотники за прибылью перемещаются со скоростью света в глобальной сети данных со многими ответвлениями, в этакой электронной Утопии, ещё более замысловатой, чем сложные математические расчёты, лежащие в основе индивидуальных сделок» (Г.П. Мартин, Х. Шуманн).

Новые хозяева планеты – мировая финансовая элита ведёт себя в духе первоначального капитализма вполне хищнически: «Глобальным борцовским броском новый Интернационал капитала переворачивает с ног на голову целые страны и социальные порядки… Глобальная экономическая интеграция не является естественным процессом: она сознательно продвигается целенаправленной политикой…Когда исчезла угроза диктатуры пролетариата, все силы были брошены на построение диктатуры всемирного рынка… Глобализация оказывается западнёй для самой демократии… Отторгнутые отвечают отторжением… Мир большей частью мутирует в люмпен-планету, львиная доля богатства которой сосредоточена в мегаполисах с мегатрущобами, где миллиарды человек влачат жалкое существование» (Г.П. Мартин, Х. Шуманн).

Вместе с тем, мировое информационное пространство позволяет народам оценить степень поляризации – богатства Центра и бедности мировой Периферии, что создаёт взрывоопасную ситуацию во многих регионах и в мире в целом. Сложившаяся модель экономической глобализации чревата стагнацией, ибо отвергает альтернативные варианты развития в мировом масштабе, а также подавляет развитие национальных экономик. За последние десятилетия ухудшаются условия стимулирования новых изобретений. Не случайно последний принципиально новый товар на потребительском рынке – это персональный компьютер, всё последующее представляет собой усовершенствование и развитие уже существующего. С тех пор принципиально нового человечество ничего не изобрело. «Глобальная суицидальная экономика» (Дэвид Кортен) перекрывает перспективы и для собственного развития.

 

Зародившийся в XIX веке терроризм в XXI веке приобретает глобальный характер. При этом количество людей, профессионально задействованных в терроре во всём мире, не увеличилось на порядки (их счёт идет на тысячи). Как и прежде, террористы в большинстве своём являются представителями среднего класса, либо из богатейших семей, они, как правило, хорошо образованы. Вопреки распространенному мнению, обездоленность сама по себе не порождает терроризм, и нынешние террористы не борются за социальное равенство. Можно вычленить набор психологических и интеллектуальных характеристик, обладатели которых генетически склонны к маргинальности, к предельной протестности, к радикализму,  что делает их подходящим материалом для терроризма. Во всяком обществе всегда наличествует определённая часть, не способная адекватно адаптироваться в жизни. Можно выделить цивилизационные факторы, провоцирующие рост радикализма в обществе. Но основным является феномен гибели богов: когда в сознании общества обесценивается традиционная культура и нравственность, когда низвергаются авторитет и защитные функции государства, тогда количество духовно больных людей резко увеличивается, а у изначально ущербных резко возрастает агрессивность.

Как и прежде, террористы – это люди, по тем или иным причинам выпавшие из традиционного социума, не сумевшие органично адаптироваться в цивилизационно чуждой среде, объединившиеся в тесные дружеские союзы в противостоянии враждебному окружению. В дореволюционной России террористы – это представители радикальной интеллигенции, оторванной от традиционной русской культуры и взращенной на иллюзиях русского Запада (орден русской интеллигенции). Большинство современных международных террористов – выходцы из исламских диаспор западных стран, не сумевшие встроиться в западное общество. Этот фактор оказывается одной из причин придания терроризму международного характера.

Как правило, террористы рекрутируются из психически здоровых людей, но они заболевают духовно, идейно, и как следствие – нравственно. Во все времена террористическое сообщество – это орден идейных маньяков. Идейная мания заразительна, как и большинство болезней. В периоды разложения традиционной духовности ослабляется духовное здоровье человека, формируется питательная среда для экстремистских идеологий. В начале ХХ века террористы насаждали анархистскую, радикально социалистическую или коммунистическую утопию. В настоящее время наиболее распространенной в мире идеологией терроризма является радикальный исламизм, противостоящий транснациональной экспансии, своего рода анти-крестовый поход. Основной мобилизующей силой, толкающей многих людей в разных концах земного шара в чёрную дыру мирового террора является исламская идеологическая мания: объединение всех мусульманских стран в единый халифат, создание исламских халифатов в Европе, на территории России; главное же – не только борьба с западными странами, но создание всемирного халифата. Поистине глобальный ответ глобализации. Эта утопия оказалась подходящей для радикальных слоев исламской диаспоры в западных странах. Свидетельством того, что терроризм основывается не на материальных мотивах, а на идеалах, является феномен мучеников-шахидов. Готовность смертника пожертвовать собой ради интересов группы единомышленников, во имя идеалов, обличающих пороки разложившегося западного общества, – это тотальная форма идеализма, но идеализма ложного, утопического.

Терроризм всегда одевался в различные одежды. В международном терроризме аккумулируются сегодняшние проблемы, он использует все достижения глобализации. Всемирное распространение терроризм получает с помощью глобальной информационной сети, которая позволяет доносить до мировой общественности действия и манифесты немногочисленных радикальных групп. Ныне у мирового терроризма нет общего руководящего ядра, существующие центры регулярно подвергаются разгрому, между террористическими операциями нет координации, а группы не обязательно связаны между собой. Но Интернет наполнен террористическими манифестами, рецептами изготовления и применения современных террористических средств, отчётами об удачных операциях. Лидеры терроризма по преимуществу не организуют теракты, а пишут призывы и манифесты. У многочисленных анонимных сторонников в огромном мире это находит отклик, – так формируется сетевая организация глобального террора. Теракты в Мадриде совершили люди, не связанные с Алькаидой, но они прочитали в Интернете манифест об иракском джихаде и устроили взрывы перед выборами для того, чтобы добиться смены правительства в Испании, – и добились. Потворствует глобальному террору безволие и трусость лидеров западных стран, так же как отсутствие государственной воли и некомпетентность российских властей.

Невозможно установить какие-либо преграды распространению терроризма через Интернет. Но Всемирную паутину можно и должно использовать для противопоставления инфернальной утопии подлинно позитивного пассионарного мировоззрения. Все средства коммуникации, в том числе мировая информационная сеть должны использоваться для установления конструктивных контактов и взаимодействия здоровых элит и духовных вождей стран исламской и христианской цивилизаций.

Террористов используют в своих интересах разнообразные силы. Бизнес и политический истеблишмент исламских стран финансово стимулирует антизападную и антиамериканскую направленность террористических групп, пытаясь перевести фундаменталистскую энергетику из своих стран во вне. Исламские фундаменталисты стремятся навязать террористическим группировкам свою идеологию (борьбу за мировой халифат или Салафитское государство), направить террор против врагов радикального исламизма. Наркокартели ловят рыбку в мутной воде. Спецслужбы солидных государств, структуры транснационального капитала для борьбы с конкурентами не гнушаются поддержкой террористических групп, а также распространением радикальных идеологий. Так терроризм становится международным фактором. Выйдя на мировую арену, террористы внедряются в болевые точки различных стран, переориентируя местные конфликты на фундаменталистскую утопию. Международные террористические группы оказываются проводниками интересов разнообразных политических сил, спецслужб, наркокартелей. Преступно глупые действия ельцинского режима заварили чеченский котёл, после чего исламский джихад радикализирует и выводит в новое измерение трагическую ситуацию на Кавказе. В исламской утопии Россия рассматривается как ответвление прогнившей западной цивилизации, а Кавказско-Поволжские республики – как территории будущего исламского государства.

Поистине глобальным терроризм делает заказ на терроризм глобализаторов. Мифологизация международного терроризма используется для оправдания экспансии и установления контроля над геостратегическими территориями планеты. Не случайно области «террористической угрозы» совпадают с регионами, в которых сосредоточены дефицитные стратегические ресурсы. И не случайно Ирак был захвачен под аккомпанемент утверждений об оружии массового поражения (которого там не оказалось) и об угрозе терроризма (который расцвёл в стране после вторжения США). Фобия терроризма используется для возрастания контроля над населением и мобилизации аппарата подавления в головном офисе –  в США. Не случайно необъяснимыми и не объяснёнными остались вопросы о том, как масштабный террористический акт 11 сентября мог быть подготовлен без ведома мощнейших в мире спецслужб. Поэтому террористически угрожающими регионами объявляются те, которые оказываются целью экспансии США, а террористические акты совершаются, как правило, там и тогда, где и когда это выгодно геополитическим интересам США. Спецслужбы США не обязательно организуют теракты, но они влияют в собственных интересах на идеологию и практику международного терроризма.

Спецификой глобализации является всеобщая открытость и взаимосвязь, поэтому в распоряжении международного терроризма рано или поздно могут оказаться современные технологии. Традиционный терроризм не угрожал обществу как таковому, не затрагивал его основ. Современный высокотехнологичный терроризм способен спровоцировать системный кризис в странах с развитой информационной структурой, и даже  кризис мирового сообщества. К сожалению, если ситуация в мире не изменится коренным образом, то использование террористами оружия массового поражения – только вопрос времени. Это ещё раз свидетельствует: борьба с террором силовыми и технологическими способами может только ограничить его, либо изменить время и место удара. Отложенный террористический акт может оказаться на порядок мощнее предотвращенного. Искоренение терроризма возможно только в измерении идейном, духовном, религиозном.

Таким образом, основой глобального терроризма является современная форма идеомании, спровоцированная экспансией западной цивилизации потребления (основанной, в свою очередь, на глобальной идеологической мании). Терроризм как смертельный вирус цивилизации мутирует, меняет формы для преодоления иммунитета и поражения общественного организма. Террористы ощущают себя носителями великой миссии, не сознавая, что это миссия мирового мора. Их сознание и чувства особо настроены на обнаружение немощей общества для нанесения удара в незащищенные места. Будучи духовными маньяками, террористы в большинстве своём неизлечимы, поэтому бороться с ними можно только их изоляцией и истреблением. Но для успешной борьбы с террористической болезнью необходимо, прежде всего, наращивать иммунитет общества, – его духовное и нравственное здоровье. Обострение национальных, социальных проблем, обездоленность и маргинализация большей части общества готовят почву для терроризма. Но провоцирующую атмосферу для терроризма создают повальный нигилизм творческой интеллигенции, разрушение традиций и нравственности, культ растления, насилия, катастрофизма в СМИ, безответственность, порочность и коррумпированность правящего слоя. Терроризм (не оправдываемый сам по себе) – это «звонок» о глубоком неблагополучии в обществе, о неразрешённости его важнейших проблем. Причём, социальные и политические проблемы являются следствием проблем нравственных, духовных, религиозных. В ответ на рост террора необходимо опознать болевые точки и провести всевозможную духовно-нравственную и общественно-государственную профилактику. Наряду с этим необходимо опознавать «точки поражения», через которые болезнь инъектируется либо насаждается извне в организм общества, затем профилактически и хирургически их обезвреживать. Это позволит диагностировать на ранних этапах заражения, спасти множество потенциальных рекрутов идеологической мании и предотвратить многие жертвы террора.

 

Интернет из средства информационного общения превращается в особую виртуальную реальность, киберпространство, которое вначале отображает, дублирует жизненную реальность, затем замещает её, вытесняет полноценную жизнь мнимостью.

Информационная революция усугубляет тенденции научно-технической цивилизации, где форма вытесняет содержание, а цель замещается средствами достижения к ней. Количество информации в Интернете увеличивается экспоненциально. Резкое улучшение средств коммуникации позволяет обмениваться любой информацией, что не углубляет представления о мире. В Интернете доминирует собственно коммуникация – операция передачи, трансляция. Преобладает маниакальный бессистемный обмен информацией, при котором форма общения заменяет сущность, смысл, знание. В ситуации, когда все могут распространять любую информацию, Интернет забит произвольными бессмысленными высказываниями. В огромном информационном потоке знание и его приобретение составляют малую, непрерывно уменьшающуюся долю. В результате глобальная информационная сеть превращается в свалку информационного шума, в котором теряется, не замечается подлинная и ценная информация. Чрезмерное количество информации не воспринимается, – «передозировка информации приводит к дезинформации» (Жан Бодрийяр). Правда теперь не скрывается от общества, она обречена затеряться в огромном потоке информации.

Огромный объём вторичной информации создал между человеком и реальным миром своего рода информационное облако, которое ближе и доступнее, чем реальность. Погружение в виртуальный мир отгораживает от живой жизни. В результате информация о «переваренном» и «недопереваренном» восприятии влияет более непосредственно и сильно, чем сама реальность. Человек всё больше ориентируется и действует в жизни на основе информационного мира. В результате информационный барьер снижает эффективность сознания и провоцирует неадекватные действия.

В информационной эре человек существует в атмосфере агрессивной информационной среды, которая во многом навязывает порочные установки, ложные смыслы и ценности. Эфир и публицистика переполнены так называемым белым шумом – бессмысленным или малоосмысленным информационным потоком, который не является необходимой для жизнеобеспечения человека, не соответствует его основным жизненным интересам, более того, малопонятен для большинства населения. Большая часть информации примитивизирует и раскалывает сознание и чувства человека, пробуждает агрессивные аффекты, прививает низменные вкусы, атрофирует позитивную волю, в конечном итоге, зомбирует, встраивая в сознание определённые потребительские программы. Замечено, что у детей, вырастающих у компьютера, не формируются общие понятия о физическом мире, такие как влажность, сила, инерция… Виртуальная реальность не предоставляет возможностей для формирования нормальных человеческих эмоций, чувств, а также психологических, социальных навыков, взаимоуважения и любви. Виртуальное сознание не способно воспринимать сферы высокой духовности.

Компьютеризация повседневной жизни внедряет в обиход виртуальную реальность – компьютерные симуляции реальных вещей и поступков. Развитие информационных технологий в основном ориентировано на совершенствование визуальных и звуковых эффектов, поэтому работа на компьютере достигает всё большего сходства с управлением реальными объектами, а коммуникации в режиме on-line становятся всё более неотличимыми от общения в реальном пространстве и времени. Киберпротезы – виртуальные магазины, корпорации, сообщества, бизнес, виртуальные развлечения, преступления и отпущения грехов – вытесняют реальные социальные формы и роли компьютерными симуляциями. Поэтому пользователи виртуального зазеркалья подвержены искажениям сознания. Всецело существуя в виртуальном измерении, они манипулируют псевдореальными образами, конструируют индивидуальный мир фикций и иллюзий, который для них более комфортен и близок, чем подлинная жизнь. В результате человек утрачивает связи с близкими. Появился новый тип молодых людей, – «компьютерный мальчик», который днём выглядит как разбуженная сова, не способный вступать в непосредственный контакт даже с такими как он.

В зомбированном сознании стираются представления о критериях истины, добра, красоты. Виртуальное сознание обладает способностью безнаказанно игнорировать реальность, которая по каким-либо причинам его не устраивает. В той степени, в какой происходит отрыв от реальности, виртуальный наркотик вызывает ощущение эйфории творчества и познания, социального успеха, безнаказанности, повседневного душевного комфорта. Безнаказанное и потому безответственное виртуальное сознание не имеет никакого отношения к подлинному творчеству, а лавинное увеличение количества бессмысленной информации не является собственно знанием. При этом предельный виртуализм одновременно является предельным материализмом, полная непредметность оказывается полной бездуховностью, ибо виртуальная реальность пробуждает и обслуживает только инстинкты потребления. Виртуальное сознание представляет собой современную форму духовного прельщения.

Когда искусственно созданные образы становятся более важными, чем люди, предметы и поступки, создаётся почва для симуляционных технологий – технологий виртуальной реальности. С их помощью власть имущие способны централизованно управлять и программировать социальные процессы, усиливать манипулирование общественным и индивидуальным сознанием. В информационную эпоху многие социальные конфликты возникают не по поводу подлинных жизненных ценностей, а из-за символических благ. Человек утрачивает связь с обществом и становится к нему безразличным. Общественная жизнь заменяется виртуальным сетевым социумом, который представляет собой анонимную, бесформенную общность без территории и культуры.  Политика превращается в сферу манипулирования информацией и культурными кодами. Политик, бизнесмен, художник, ученый стремятся не к передаче жизненных фактов, а к созданию привлекательного образа, побуждающего к аффективным действиям. Мировая информационная сеть становится сферой лже-информации, псевдо-информации, идеоманий.

Во все времена в культуре, в общественном сознании и в общении людей было множество ложной, мнимой, искаженной, либо тривиальной, бесполезной информации. Но носители здравого смысла и творческого гения вновь и вновь прорывались через трясину обыденщины к подлинным смыслам, чем и жива человеческая культура. Информационная революция предложила изнеженному и ограниченному культом потребительства человеку глобальную пошлость, которая не требует интеллектуальных и духовных усилий. Интернет забит глупостью, бессмыслицей, ложью, больными фантазиями, собранными повсюду. Выход из информационного тупика потребует от человека стимулировать развитие механизмов ориентации в реальности, которые альтернативны узко-рациональному, техническому, потребительскому мышлению. Это – целостный разум, интуиция, творческое воображение, эстетическое восприятие, нравственность, совесть, религиозность.

 

Искусственная природа с ускорением теснит природу естественную: новые технологии меняют состояние общества, индивидуальное и общественное сознание, а теперь претендуют на изменение генотипа человека. Апологеты информационной глобализации убеждены, что «электронная система является продолжением центральной нервной системы» (Маршалл Маклюэн). Поэтому возможно создание суперинтеллекта, который будет воспроизводить деятельность человеческого мозга и превосходить наиболее умных людей во всех областях, включая творчество, науку, здравый смысл и социальные навыки. Машины с искусственным интеллектом (ИИ) будут способны создавать более совершенные машины, которые, в свою очередь, помогут строить ещё лучшие… При этом ИИ не будет нуждаться в обучении. Это открывает невиданные возможности в военной сфере (создании средств уничтожения и порабощения людей), в получении прибылей, многообразных благ, выгод, развлечений… Нередки примеры технотронной маниакальности: «Под воздействием технического прогресса биовид homo sapiens в третьем тысячелетии неизбежно эволюционирует в новый вид человека под названием “homo kubernetike organon” (человек-киборг)… Это не зомби, а реальный живой человек, жизнь которого обеспечивается кибернетическими органами, позволяющими ему выйти на качественно новый социальный уровень самосознания» (А. Бондарь).

Перед лицом унылых перспектив утешить может тот факт, что искусственный интеллект – утопия. Машинный «суперинтеллект» может только частично имитировать отдельные функции человеческого мозга, он не способен имитировать все функции мозга, тем более уподобиться ему. Ибо наука не способна познать мозг (как и все сложные природные феномены) полностью и окончательно. Во всякий момент истории эмпирические орудия науки будут открывать новые аспекты деятельности мозга, а рационалистический научный арсенал по этому поводу будет предлагать новые модели человеческого мозга. Наука давно и во многом имеет дело не с реальностью, а с непрерывным моделированием реальности. Теперь очередная модель человека и его мозга очередной раз претендует заменить реальность.

Современное  натуралистическое сознание не может осознать очевидную истину, что искусственная природа не способна продублировать живую природу, иначе это была бы одна и та же природа. Тем более, искусственная природа не способна преобразоваться в природу живую. Если наука изучит функционирование мозга, она никогда не воспроизведёт его в полном объеме. Более того, человеческий интеллект, а тем более – разум, не сводится к функционированию мозга. Если учёный возвышается над примитивным натурализмом и пытается изучить феномен сознания, то его научный взор ограничен рационалистическими предрассудками. Учёным остаются неведомы тысячелетние философские и богословские традиции изучения феномена человеческого сознания. Чего стоит «открытие» авторитетного руководителя института мозга Бехтеревой, что после многолетнего изучения мозга и сознания она вынуждена допустить существование некоей иной реальности, которую она называет «зазеркальем». Наука способна учитывать количественные характеристики человеческого мышления (объём информации и скорость её обработки), но не способна углубиться до духовной сущности человеческого интеллекта (ума), а тем более разума (высшего ума).

Таким образом, функционирование мозга – это ещё не интеллект, не ум, а тем более – не разум. Наука же не способна подлинно осознать функции мозга, тем более интеллекта (ума, разума). Она не способна  полностью сымитировать деятельность интеллекта, тем более – воспроизвести его адекватную материальную копию.

Современные «алхимики» примитивнее средневековых. Те стремились перестановкой мест слагаемых (материальных элементов) вывести новую породу материи (искусственное золото). Эти пытаются тем же приемом перестановки материальных субстратов вывести новую субстанцию – человеческую жизнь с вечной душой. Тем удалось по ходу дела проанализировать и дифференцировать материальные элементы настолько, что они сложились в науку химию и таблицу Менделеева. Эти недалеки от того, чтобы в тупом усердии аннигилировать даренную человечеству частицу космоса – земную природу. Тем, как теперь оказалось, недоставало методологии, ибо нынешняя наука близка к воспроизводству заданных параметров материалов. Но современным алхимикам недостает мозгов, чтобы осознать границы онтологически возможного и недопустимого: высшие сферы бытия содержат низшие и потому способны их воспроизводить; низшие же формы бытия только отражают высшие, но они не способны самодостаточно их воссоздавать.

Слепо натуралистический научный подход редуцирует (примитивизирует) представления об интеллекте, сводит их к формальной структуре для обработки информации. Человек может воспроизвести искусственное подобие некоторых своих функций, но он по сути бытия не способен искусственно создать себе подобие. Малый творец – человек – призван совершенствовать себя, а искусственная природа может являться для этого одним из средств. Но в современной техногенной цивилизации средство превращается в содержание и цель существования. Наука давно превратилась из сферы технологий в сферу мировоззрения, исключающего не натуралистическое и мировоззрение. В результате человек отехнечивается не в том смысле, что самосовершенствуется благодаря созданию всё более совершенной техники, а в том, что наиболее совершенное существо в природе уподобляется своим искусственным созданиям, примитивизирует свою природу, отсекает её высшие пласты. Это невиданное торжество постулата атеиста материалиста Ламметри: «Человек – машина». Если человек в конце концов сможет оглупить себя до уровня самых умных машин, то действительно «люди не будут рассматривать постепенное замещение биологических людей искусственно созданными машинами как нечто обязательно плохое… Некоторые постлюди могут даже найти для себя полезным отказаться от собственного тела и жить в качестве информационных структур в гигантских сверхбыстрых компьютерных сетях» (Ник Бостром).

Методы отехнечивания человеческого организма множатся на глазах. «Постчеловек (posthuman) – это потомок человека, модифицированный до такой степени, что уже не является человеком… Постлюди могут оказаться полностью искусственными созданиями (основанными на искусственном интеллекте) или результатом большого числа изменений и улучшений биологии человека или трансчеловека» (Ник Бостром). Можно представить, что в тело человека могут имплантироваться микрочипы с колоссальной базой данных, которые управляются непосредственно мозгом и сознанием. Но зуд научной фантазии нацелен не на усовершенствование человека, а на совершенствование механизмов, которым может быть подчинено существование человека.

Так, уже прогнозируется конструирование наноботов (микроскопических роботов). Миллионные популяции молекулярных роботов (кибернетическая пыль) могут внедряться в человеческое тело, путешествуя по капиллярам, по мозгу, изучая и исправляя всяческие повреждения в клетках и генах, более того, строя новые нейроны, клетки и целые системы организма. Некоторые мыслители сознают опасности такого рода проектов: «Не превратиться ли команда наноботов-целителей в бригаду нано-франкейнштейнов в случае сбоя компьютера… Нашпиговывая человеческое тело “полуживыми” наноботами, мы запросто можем проскочить тот порог киборгизации человека, когда уже трудно будет отличить, где кончается биология и начинается электроника. Не случайно для этой армады наноботов, обслуживающих потребности биологического организма человека, придумано очень образное название – “серая слизь”…Земная популяция вида гомо сапиенс имеет все шансы превратиться в популяцию человекоподобных существ, полностью состоящих из кибернетических клеток-наноботов, из “серой слизи”» (Андрей Ваганов). Многие учёные уверены, что человеческое сознание когда-нибудь будет отделено от материального носителя – человеческого тела (которое накладывает множество ограничений, в частности на перемещение в космических масштабах),  и будет перенесено на другой материальный носитель – на чипы. Но, поскольку живая природа принципиально и несоизмеримо сложнее искусственной, то попытки отехничить высшее явление жизни – человеческий интеллект – чреваты деградацией человека. Реализация подобных научных проектов приведёт к тому, что на месте человеческого рода некоторое время будут существовать запрограммированные человеком механизмы, где человек не превратится в машину, а принесёт себя в жертву машинам.

Есть реальный, а потому более опасный путь биологической самотрансформации человеческого вида на основе научных открытий. Достижения в области молекулярной биологии создают возможность для управления растительными, животными и человеческими геномами. Генная инженерия нацелена на «улучшение» человеческого вида посредством изменения человеческого генома, создания культивированной мозговой ткани, неограниченного продления жизни пересадкой клонированных органов или репродуктивным клонированием людей. Учёные уверены, что нанотехнологии, благодаря непосредственному доступу к головному мозгу и органам чувств, позволят каждому человеку стать своего рода терминалом. Более того, достижения нанотехнологий будут способны разобрать организм человека на атомы и манипулированием атомами воссоздать его копию. В конечном итоге, подобные научные достижения грозят превратить человека из существа биологического в био-техногенное, из духовного, нравственного, разумного – в информационный фантом. На каком-то экспериментальном этапе не исключено случайное или намеренное создание вируса, организма или механизма (или чего-то интегрированного), который уничтожит человеческий вид.

Наиболее катастрофичны попытки трансформации человека – опыты по клонированию. В этих методологиях наука выходит за пределы собственно натуралистического измерения, что не осознается самими учеными. Каждое живое существо содержит животную душу – энтелехию, как форму тела, запечатлённую в каждой клетке и в генотипе организма. Судя по всему, наука вторгается в промежуточную энтелехийную область тонкой телесности, или телесной духовности, а современные научные методы воссоздают на другой основе древние магические способы воздействия на энтелехийную реальность. Низшая или животная душа – энтелехия – связана с телесностью до полного и окончательного прекращения её жизнедеятельности, после чего она отлетает в область природной, космической души – мировой энтелехии. Можно изъять или «законсервировать» (заморозить) какие-то фрагменты организма, которые сохраняют энтелехийную информацию. Можно представить возможность реконструирования энтелехии конкретного живого существа, а также на основе «схваченной» формы тела воссоздание самого тела. Натуралистические научные технологии в принципе могут «добраться» до воздействия на энтелехии тел и через них реконструирования самих тел, но не более того. Воссоздание тела на основе «выделенной» энтелехии как формы конкретного тела онтологически возможно, другой вопрос, в какой полноте это доступно и насколько воспроизведённая матрица искажает «образец». Можно представить, энтелехийное дублирование животных. Но нужно отдавать себе отчёт, что у человека помимо энтелехии есть высшая душа как творение Божие, как вечный индивидуальный дух, который и делает его собственно человеком. Со смертью человека его вечная душа покидает тело и окончательно отходит в трансцендентные измерения бытия. Нет и не может быть по природе вещей каких-либо натуралистических (то есть принципиально внедуховных) технологий, способных воздействовать на духовные сферы и вернуть отлетевшую вечную душу на землю. «Воспроизведённое» человеческое тело может в той или иной степени отражать энтелехийную форму «образца», но оно будет лишено собственно человеческой души, поэтому никогда не сможет явить не только конкретного человека, но и человека вообще. Другими словами, опыты по клонированию человека способны при высоком развитии технологий дойти до дублирования живых человеческих тел, которые будут обладать фрагментами энтелехии (животной души) и, следовательно, будут не более чем животными. Если это произойдёт, можно представить какого рода манкуртов наплодит современная наука.

В глобалистской цивилизации нет никаких табу, способных контролировать самоубийственное познавательное любопытство человека научного.

 

Сверхусложнение и ускорение темпов цивилизации

Система постиндустриальной цивилизации усложняется в геометрической прогрессии. Сверхсложный, динамично меняющийся мир превышает возможности современных форм познания; в результате человечество не может осознавать и предвидеть собственное развитие. Всегда человек был частью создаваемой материальной цивилизации. Но сейчас степень отчуждения от самого себя на порядки превосходит былые эпохи. Вопрос в том, количественный или качественный характер носит современное взрывное изменение?

Время биологическое быстрее геологического, социальное – биологического, а технологическое – социального. С последней четверти ХХ века скорость развития технологий превышает скорость осознания обществом причин и следствий этого развития. Попытки «догнать» реальность количественным ускорением и усложнением сознания (ментальная эволюция) оказываются утопией. Осознание причин и следствий исторического процесса, то есть его смысла, требует качественной переориентации сознания, его духовного обновления и метафизической укоренённости.

Время существования мировых цивилизаций меняется согласно графику экспоненты (цивилизационная экспонента). Тысячи лет длились Египетская, Китайская, Индийская цивилизации. В пределах одной тысячи лет – Греческая и Римская. Сотни лет существовали Европейское Средневековье, Новое время. В Новейшей истории за десятки лет сменилось несколько цивилизационных парадигм: научно техническая цивилизация, индустриальная цивилизация, цивилизация массового потребления и масскультуры. На наших глазах за годы меняются цивилизационные коды: постиндустриальное общество, информационное общество. Темп технологических революций возрастает, а их синергетическое воздействие увеличивается. Какова природа последующей эпохи: наноцивилизация, которая произвёдет революцию в манипулировании материей, подобной той, какую произвели компьютеры в манипулировании информацией; приход на смену информационному обществу – космологического общества, космического образа жизни!? Что ж потом: цивилизационные формы будут меняться за месяцы, дни, часы..?! Очевидно, что развитие человечества подходит к точке турбулентности, в которой либо прекратит своё существование, либо вынуждено будет перейти в иные измерения жизни. Чтобы выжить, человек должен кардинально преобразоваться сам.

 

 

Несмотря на планетарные амбиции, глобализация вовсе не глобальна, ибо лишена не только подлинно вселенской заданности, но и всеобщего распространения. За информационным и экономическим забором, который выстраивают глобализаторы, остаётся множество стран и целый материк – Африка. Претендуя на универсальную картину мира, глобалистская экспансия насаждает однообразное фрагментарное мировоззрение, ограниченное натуралистическим измерением. Насильственная унификация жизненного разнообразия противоречит сущности бытия, поэтому чревата для человечества катастрофой. Глобалистский мессианизм не глобален хотя бы потому, что не только насаждает только одну из форм цивилизации, заведомо отказываясь от партнерства и диалога культур, но нацелен на уничтожение всего иного. Это не более чем глобальная локализация. Декларируя объединение человечества, глобалистские технологии внедряют новые формы разобщения и агрессии, по существу хаотизируют мир.

Глобализация превращается в форму экспансии западной цивилизации. Насаждая утопию однополярного мира (однополюсным ничто не может быть по природе вещей), она делит человечество на два враждующих полюса: золотой миллиард и остальная – большая часть мира. «Если эволюция продолжится в том же направлении, что и сейчас, то Африка, например, превратится в хранилище людских резервов, только их трудно будет отнести к человеческому роду. С другой стороны, мы получим суперклон белой расы, очень продвинутый в развитии и располагающий современнейшим технологическим инструментарием, властью и деньгами. И если прежние противоречия выливались в кризисы, то нынешняя ситуация в перспективе создаёт идеальные условия для мировой революции. А как иначе обитатели будущего всемирного гетто смогут оспорить огромные привилегии абсолютного меньшинства населения?.. Я не вижу силы, способной сломать всё более отчетливую линию демаркации между хозяевами и изгоями» (Жан Бодрийяр).

Секулярное научное мировоззрение не способно всецело осознать и разрешить проблемы, которые порождены научно-технической цивилизацией и её детищем – глобализацией. Оценить проблемы глобализации и адекватно ответить на её угрозы невозможно с позиций глобалистского мировоззрения. Ибо как современное детище западного мировоззрения оно ограничено натуралистической рационалистической сферой, отвергая духовные и метафизические измерения. Инструментальный научный разум позволяет частично ответить на некоторые частные вопросы либо отдалить гибельные последствия каких-либо процессов. Но наука не способна по существу решить ни одну из глобальных проблем современной эпохи, ибо даже эффективные научные открытия и изобретения используются человеком как к добру, так и ко злу.

В глобализации доминирует плоское измерение: натуралистические унифицированные жизненные ценности. В глобалистском сознании отсутствует подлинно глобальный вертикальный порыв и прорыв к высшему, духовному, небесному. Тотальный рационализм и натурализм эпохи гуманизма заканчивается всеобщим релятивизмом, беспринципностью и властью силы («Раз Бога нет, то всё позволено» – Ф.М. Достоевский). Для решения современных катастрофических проблем необходимо более углубленное и всеобъемлющее сознание. Вселенским и универсальным, то есть подлинно глобальным, может быть только религиозное мировоззрение. Ибо религиозному видению открыто и то, чем владеет натуралистическое сознание, но, помимо этого, оно способно зреть то, что напрочь скрыто для натуралистического взгляда на мир.

Религиозное сознание ориентировано на метафизические основы бытия. Христианство – вселенская религия, Православие – наиболее полное и адекватное исповедание христианского благовестия. Православие содержит богословские и философские истины, дающие возможность универсального и глубинного видения мироздания. Вместе с тем современное христианское сознание не вполне способно ответить на эпохальные вызовы. Распространенный в православной среде обскурантизм не позволяет осмыслить актуальные явления, ограничиваясь навешиванием ярлыков, демонизацией современных тенденций (ИНН). Православная общественность, как и всё общество, подвержена соблазнам нынешнего времени, прежде всего рецидивам натуралистического сознания.

Среди православных людей в России распространено мнение, что Отцы и Учителя Церкви некогда дали ответы на все случаи жизни. Мы цитируем эти ответы, но не учимся у Отцов отвечать самостоятельно, в то время как безответственная пассивность по отношению к мировым проблемам не соответствует христианскому благовестию, скорее близка буддистскому индифферентизму. Святые Отцы и Учителя Церкви разработали учение о Боге на все времена, вместе с тем они были выдающимися мыслителями своего времени, владели основными достижениями современной им культуры и адекватно понимали историческую ситуацию. Святоотеческая литература – это прежде всего уникальный духовный, богословско-философский порыв при ответе на вызовы эпохи. Святоотеческое богословие – это вечный ответ на проблемы, возникающие в историческом времени. Святоотеческие формулы и категории нетленны именно потому, что они углубили, уточнили и отточили христианские представления в противостоянии соблазнам и ересям эпохи. В этом историческое назначение христианского человечества. Святоотеческий пример духовного, интеллектуального, творческого служения должен учить и вдохновлять нас в борьбе с пагубными веяниями современности. Одной из главных проблем, подлежащих православному осмыслению, и является феномен глобализации.

Глобализация открыла невиданный простор силам добра и зла, по всем измерениям человечество вступает в эру глобального риска. В катастрофические эпохи усиливаются апокалиптические настроения. Но актуализация ожиданий конца света, как правило, свидетельствует о близкой гибели современной формы цивилизации.

Распространены апокалиптические настроения и среди русской православной общественности. В христианских представлениях главным признаком последнего времени считается апостасия – всецелое и окончательное отпадение человечества от Бога. В сегодняшнем мире (впрочем, как и в другие времена) без труда можно увидеть многие признаки апостасии: отступление от веры в Бога и богоборчество, упадок нравственности и общественных отношений, всеобщее распространение пороков и нечестия, разложение семейных начал, разрушение традиционных форм жизни, нарушение установленных законов, умножение бедствий. Поэтому среди православных людей распространено мнение о полной и окончательной апостасийности современной эпохи, которая являет собой приуготовление прихода человека греха, человека беззакония – антихриста. При этом с образом антихриста ассоциируется современная глобализация, а удерживающим от окончательного падения человечества во власть антихриста видится православная Россия.

К неизбежному разочарованию православных русских патриотов, наша великая и многострадальная Россия не только не является удерживающим, но и не может им быть по природе вещей. Не следует поддаваться обезоруживающей гордыне. Подлинный удерживающий в бытии – Спаситель, Богочеловек. А проекцией этого глобального удерживания в мире сем является богочеловеческое творческое усилие, которое не может быть персонифицировано в истории. Творец свершил Свое, и каждому человеку протянута Божественная десница помощи. В пределах мира сего каждый призван самоопределиться – причаститься ли промыслительному действию в обретении собственного спасения. Праведное самоопределение возвышает до праведности, и праведники являются в разные эпохи и в различных местах. Их синергическое напряжение являет единство Божественного и человеческого начал, почему и удерживает мир сей от окончательной гибели.

Никому не известен срок Второго пришествия Спасителя; таинственно и время непосредственного перед ним пришествия антихриста. Поэтому утверждение, что мы живем в последние времена, не соответствует духу и букве новозаветного благовестия. Христиане не должны поддаваться засилью натурализма в современной цивилизации. А представления об окончательной апостасийности нынешнего времени основаны на натуралистическом мировидении. Ф.М. Достоевский образно сформулировал христианское понимание смысла истории: «В мире дьявол с Богом борется, и поле битвы – сердца людей». Это означает, что во все времена и в каждую эпоху идет борьба, результаты которой отражаются в вечности. Было и есть множество «антихристов», являющихся прообразами антихриста, но был и есть сонм праведников – Божьих людей, чьим духовным усилием держится и преображается бытие. Ни один из исторических периодов не может вместить все итоги предшествующих эпох и в этом смысле не может стать завершением истории – в положительном либо отрицательном значении. Бытие не может завершиться победой одной из сил, действующих в какую-либо эпоху. В истории обнажаются не только силы богоборчества, но и дух Богоутверждения, – иначе мирское существование давно прекратилось бы. Если когда-нибудь мировое творение прекратит бытие, то смысл и итоги его явятся в совершенно ином измерении – на Новой Земле и на Новом Небе.

Вместе с тем натуралистический уклон современного человечества усиливает апостасийные силы в истории. Ей противостоит религиозное напряжение, в том числе и в России. Катастрофичность научно-технологическо-технотронно-информационно-глобалистской цивилизации тоже вопиет о необходимости возвращения к истокам – к подлинно религиозному мировоззрению.

 

На вызовы эпохи способно дать ответ только вселенское религиозное сознание. Подлинно глобальное и универсальное религиозное мировоззрение может быть основано только на вселенской христианской религии, на православном исповедании, соединяющем человека с истинным Богом. Православное благовестие несёт полноту истины, но это не значит, что православные люди обладают ею по определению. Творческое напряжение, которое необходимо при ответах на эпохальные угрозы, требует трансформации современного православного мировоззрения через погружение в православное предание – «Вперёд к Отцам» (Г.В. Флоровский).

Христианство как религия духа по преимуществу сосредоточивает человека на основополагающей – Божественной сфере бытия. Взгляду подлинно духовной мудрости открыта полнота бытия во всех его проявлениях и частностях. Но до такового возвышаются только отдельные христианские гении и праведники. В большинстве же своём христиане, как и все люди, не избегают мировоззренческой ограниченности, косности, отчего и в православной среде расхожими становятся основные заблуждения и мифологемы эпохи.

Со времён Возрождения христианское сознание подстерегают крайности спиритуализма и натурализма. Радикальный спиритуализм средневековья табуировал адекватное восприятие многих жизненных сфер, демонизировал некоторые явления. В результате те вопросы и проблемы, которые вытеснялись за ограду Церкви, рассматривались в нехристианском измерении. Радикальная реакция на христианский спиритуализм средневековья – новоевропейский натурализм – сосредоточил познание на материальной сфере. Натуралистический интерес разросся до натуралистического мировоззрения, исключающего всякое иное, – в апологию атеизма и материализма. Многие натуралистические предрассудки свойственны и православным людям. Необходимо преодолеть ограниченность радикального спиритуализма и фантомы натурализма, ориентируясь на вселенское православное мировоззрение.

Христиане призваны углублять христианские представления о бытии и на основе их давать ответы на вызовы эпохи. При этом возможно использовать и частный взгляд других религий – в тех сферах, на которые христиане не обращали внимания или обращали мало в силу исторической инерции и неизбежной ограниченности, как и всякого человека, христианских мыслителей. Нехристианские религии сосредоточены на более частных сферах реальности, но наряду с заблуждениями содержат и адекватные представления об отдельных сторонах сущего. В силу этого нехристианские религии ставят вопросы, которые не возникают в христианстве, но истинный ответ на которые можно дать только с позиций христианства.

Христианское мировоззрение восприняло положительный метафизический опыт дохристианских религий и переплавило его в тигле патристического богословия. Но из-за спиритуалистической инерции православное мировоззрение не восприняло некоторые достижения иных религий в познании мирского существования. Так, конфуцианство разработало филигранную социальную этику. Индуизм и буддизм сосредоточены на владении и управлении человеческой плотью. Греческая религиозность подарила миру великую философскую и эстетическую культуру. Римская религиозность была основой имперского строительства и римского правопорядка. Иудаизм явил систему мононационального социального выживания и вживания. Многие языческие магические культы культивировали извечную связь человека с природным Паном, с разнообразными духами природы, не все из которых являются адскими бесами. Мировоззренческие достижения различных религий могут быть осмыслены в свете христианского благовестия и обрести подлинность и полноту.

Никакие сферы человеческого бытия не следует игнорировать либо демонизировать. Ибо человек – сложносоставное существо, обладающее и нетленным Божественным духом, и низшей, или животной, душой (энтелехией), и материальным телом. Мы одновременно существуем в различных измерениях – духовном, энтелехийном, материальном, социальном. И мы призваны знать, чем обладаем, на что, во имя чего и против чего мы должны опираться на пути спасения. Поэтому универсальное христианское мировоззрение призвано осмыслить и положительные достижения, и негативный опыт всех религий мира. В том числе и для того, чтобы здраво и осознанно противостоять современным антихристианским реакциям, исходящим от иных форм религиозности. Необходимо также религиозно осмыслить натуралистическое, научное и магическое мировоззрения, с тем чтобы осознать историческое значение их продуктов.

Универсальное христианское мировоззрение призвано расширить сознание человека до измерений вечности, до транссознательного, с высот которого возможно подлинное осмысление феноменов подсознательного, бессознательного, предсознательного, внесознательного. Это позволит более глубоко и более адекватно понимать и материальную природу, и нематериальные явления. Вселенское христианское сознание позволит человеку выстроить адекватное отношение к бытию, к себе, к природе и миру.

Если современная цивилизация окончательно впадёт в натуралистическое прельщение и будет стремиться к коренному физическому, биологическому, социальному преобразованию через изменение человеческого генома и искусственное воспроизводство людей, это будет не возрастание в бытии, а самоубийство собственно человеческого рода. Духовное преображение позволит обновить и физическую, и биологическую, и социальную жизнь людей. Человек в измерении вечности оказывается не безответственным манипулятором природного вещества, а венцом творения Божьего, малым творцом, призванным к преображению бытия. Человек способен к подлинному созиданию, черпая творческие силы в своём божественном происхождении, достоинстве и назначении. В духовном измерении природа открывается как мастерская сотворца Божьего, материя и результат богочеловеческого сотворчества. А земной шар оказывается не случайным плевком Галактики и сгустком мёртвой материи, а живым существом, соприродным человеку. Такое отношение позволит не эксплуатировать Землю, а установить с нею плодотворный контакт и сотрудничество.

Цельное религиозное сознание способно осмыслить надысторические, предысторические, постысторические реальности как сферы и формы бытия вечной человеческой души. Всемирная история творится не только вовне, но и отражена в душе и в теле человека, – как вселенский путь вечной души к Богу. Судьба народа генной памятью встроена в судьбу человека. Новый религиозный опыт позволит человечеству омудриться вечными духовными истинами, в свете вселенского богочеловеческого творческого предназначения открыть новые измерения истории, лицезреть современные перспективы, в том числе и проблемы глобализации.

Для религиозного сознания очевидно, что единство человечества не может возникнуть на основе экономики, политики, технологий. Органичное единство человеческого рода может прорасти только с возрастанием духовности – основы человеческого бытия. Подлинно глобальной может стать только цивилизация духа. И если это состоится, то планета будет населена не нивелированным мегаобществом, а цветущим многообразием народов, культур, цивилизаций. Человечество сохранится не торжеством жестокого социал-дарвинизма, где проигравший погибает и победителю достается всё, а миром гармонии интересов.

Таким образом, в универсуме западного натуралистического мировоззрения невозможно адекватно осознать и предотвратить ни один из глобальных кризисов мировой цивилизации. Россия пережила катастрофы ХХ века вопреки влиятельнейшим мировым силам, толкающим её к гибели. Русский народ призван к возрождению, ибо его историческая миссия – в создании новой формы мировой цивилизации, выводящей человечество из гибельных тупиков. Не только слабость, но и сила России в том, что она находится вне эпицентра разрушительной глобализации.

Православному сознанию открыто, что Россия является вместилищем спасительных для человечества ресурсов (пространственных, природных, сырьевых, технологических и человеческих) и ценностей (социальных, нравственных, культурных, религиозных, духовных). Русские несут уникальный исторический опыт, который востребован современностью. Наша соборность и уживчивость необходимы человечеству для мирного сосуществования культур и народов, для поисков здоровых форм миропорядка. Русская мировая функция – взаимообмен и взаимообогащение цивилизаций и культур. Русское долготерпение, выносливость и жертвенность дают шанс преодолеть грядущие катастрофы. Русская духовность и творческий гений способны ответить на эпохальные вызовы. Угрозы глобализации вопиют: либо человеческая цивилизация прекратит своё существование, либо станет подлинно религиозной, вселенской, духовной. Русская православная религиозность может стать основой духовного обновления человечества. Россия – это лоно зарождающейся новой цивилизации, цивилизации духа и спасения.

В современности сосуществуют несколько глобальных проектов: Западный проект (финансовый капитализм), в основе которого свобода наживы, Красный проект (СССР – Восточная Европа), основанный на равенстве в рабстве, Исламский проект, представляющий собой манию справедливости. Россия способна выдвинуть Русский проект выживания – соборное человечество.

 

 

 

 

 

С начала XX века в России обнажилось эпохальное противостояние. Русская духовная революция выразилась в церковном пробуждении, в культурном возрождении, в творчестве христианских философов, в реформах Петра Столыпина. На противоположном полюсе концентрировались силы инфернальной духовности, которая и победила в 1917 году. В этой борьбе создавались смыслы и ценности, которые отражали новый исторический опыт. Многие творческие плоды русских мыслителей и писателей оказались не востребованы современниками, но подлинные ценности противостояли болезням века. Достижения русского творческого гения оказываются актуальными сейчас, когда подводятся итоги века революций и когда Россия обретает новые формы жизни.

В начале XX века новое религиозное сознание и богоискательство интеллигенции через искушения и соблазны возвращали к духовному отечеству – Православию. Открытие вечных истин создавало вдохновенную творческую атмосферу: «По своему духовному напряжению, по страстности исканий, по богатству принесённых им плодов период этот имеет мало параллелей в истории русской культуры» (С.А. Левицкий). Русский религиозный ренессанс проявился в двух формах: эстетической, представленной модернистами и символистами (Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, Ф.К. Сологуб, Л.Н. Андреев, А.Н. Бенуа, А. Белый, А.А. Блок, А.М. Ремизов), и философской, персонифицированной кающимися марксистами (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, П.Б. Струве, С.Л. Франк, Н.О. Лосский, Г.П. Федотов).

В творчестве расширялись духовные горизонты русского человека. «Русская культура переживала Возрождение в стилистических формах модерна. Особенность русского Возрождения в том, что избранных периодов классической древности было несколько: античность, Древний Египет, западноевропейское Средневековье, но доминировало, конечно, отечественное наследие (прежде всего, русское Высокое Средневековье XIV–XV веков). Анализ эволюции русской живописи от плакатно-политического передвижничества к тому же модерну Нестерова, Билибина, Кустодиева, художников “Мира искусства” показывает, что тенденции деструкции уступают место тенденциям созидания» (В.Л. Махнач). Как всегда в России, чистое искусство выводило к духовным прозрениям. «Поэзия символистов выходила за пределы искусства, и это была очень русская черта. Период так называемого “декадентства” и эстетизма у нас быстро кончился, и произошёл переход к символизму, который означал искания духовного порядка, и к мистике. Вл. Соловьев был для Блока и Белого окном, из которого дул ветер грядущего. Обращённость к грядущему, ожидание необыкновенных событий в грядущем очень характерны для поэтов-символистов. Русская литература и поэзия начала века носили профетический характер. Поэты-символисты, со свойственной им чуткостью, чувствовали, что Россия летит в бездну, что старая Россия кончается и должна возникнуть новая Россия, еще неизвестная» (Н.А. Бердяев). Грядущее виделось в очистительной революционной буре, что было соблазном культурного ренессанса.

В художественном отношении творчество поэтов и писателей серебряного века представлено фейерверком блестящих талантов, но мировоззрение их осталось двойственным, яркие прозрения чередовались с настроениями упадничества, осознанием разложения культуры, увлечением тёмной мистикой, оккультизмом, поисками разного рода знамений. Атмосфера декаданса сочетала религиозные переживания, метафизические искания с отторжением от подлинного источника духовности – Православия. Мода на античность с культом телесности в символизме оппонировала христианскому аскетизму. «У нас был культурный ренессанс, но неверно было бы сказать, что был религиозный ренессанс. Для религиозного ренессанса не хватало сильной и сосредоточенной воли, была слишком большая культурная утончённость, были элементы упадочности в настроениях культурного слоя, и этот высший культурный слой был слишком замкнут в себе… В нашем ренессансе элемент эстетический, раньше задавленный, оказался сильнее элемента этического, который оказался очень ослабленным. Но это означало ослабление воли, пассивность… Ренессанс стоял не только под знаком Духа, но и Диониса. И в нём смешался ренессанс христианский с ренессансом языческим… Мироощущение поэтов-символистов стояло под знаком космоса, а не Логоса. Поэтому космос поглощает у них личность; ценность личности была ослаблена: у них были яркие индивидуальности, но слабо выражена личность. А. Белый даже сам говорил про себя, что у него нет личности. В ренессансе был элемент антиперсоналистический. Языческий космизм, хотя и в очень преображенной форме, преобладал над христианским персонализмом» (Н.А. Бердяев).

Н.А. Бердяев свидетельствует о двоящемся духе времени: «В начале века Д.С. Мережковский играл главную роль в пробуждении религиозного интереса и беспокойства в литературе и культуре. Это – литератор, до мозга костей живущий в литературе и словесных сочетаниях и отражениях более, чем в жизни… Его романы… свидетельствуют об эрудиции, имеют огромные художественные недостатки, они проводят его идеологические схемы, и о них было сказано, что это – смесь идеологии с археологией… Книга “Л. Толстой и Достоевский” – блестящая, но испорченная… риторикой, идеологическим схематизмом, мутью двоящихся мыслей, преобладанием словесных сочинений над реальностью. У Мережковского отсутствует нравственное чувство, которое так сильно было у писателей и мыслителей XIX в. Он стремится к синтезу христианства и язычества и ошибочно отождествляет его с синтезом духа и плоти. Иногда остаётся впечатление, что он хочет синтезировать Христа и антихриста… Характерно, что символисты начала века, в отличие от Вл. Соловьева, верили в Софию и ждали её явления, как Прекрасной Дамы, но не верили в Христа. И это нужно определить как космическое прельщение, под которым жило это поколение… Влиял не дневной Вл. Соловьев с его рационализированными богословскими и философскими трактатами, а Соловьев ночной, выразившийся в стихах и небольших статьях, в сложившемся о нём мифе… Вяч. Иванов хотел не только примирить, но и почти отождествить Диониса и Христа. Он, как и Мережковский, вносил много язычества в своё христианство, и это было характерно для ренессанса начала века… Проблема личности была ему чужда. Вяч. Иванов имел склонность к оккультизму, который вообще процветал в России около 10-го года нашего века». Властители умов ориентировали сознание современников на религиозные проблемы, но и сеяли соблазны.

 

Наряду с художественным творчеством пробудилась религиозная философская мысль. Складывалось религиозно-философское направление, представители которого, переболев марксизмом, обратились к идеализму и духовным ценностям. Исследование проблем идеализма – Бог и мир, место человека в истории и за пределами исторического времени, в вечности – привело к христианскому мировоззрению. Путь от марксизма к идеализму и Православию стал типичным для ищущей русской интеллигенции. Русская религиозная философия начала XX века имеет два основных возбудителя – русскую классическую литературу XIX века и религиозно-философскую систему Владимира Соловьёва. Некоторые философы начинали как литературные критики, впервые по достоинству оценившие великую русскую литературу XIX века, наполненную мировоззренческими проблемами, особенно Достоевского (художника-метафизика) и Толстого. Сильно было влияние Ф.М. Достоевского с его философией в образах. Метафизически ориентированная русская классическая литература пробуждала философскую мысль. «По свойствам русской души, деятели ренессанса не могли оставаться в кругу вопросов литературы, искусства, чистой культуры. Ставились последние вопросы. Вопросы о творчестве, о культуре, о задачах искусства, об устройстве общества, о любви и т.п. приобретали характер вопросов религиозных. Это вопросы – всё тех же “русских мальчиков”, но ставших более культурными» (Н.А. Бердяев). Соловьёв, создатель первой в России системы христианской философии, во многом не понятый современниками, был вновь открыт в начале ХХ века новым поколением русских философов, переживших искушения нигилизмом, позитивизмом, марксизмом. Знакомство с Владимиром Соловьёвым развернуло русскую мысль к религиозному созерцанию, к метафизике: «Традиционное миросозерцание левой интеллигенции пошатнулось. Вл. Соловьёв победил Чернышевского» (Н.А. Бердяев). Соловьёв задал многие темы русской философии: софиологию, богочеловечество, этику, эсхатологию.

Новое религиозное мировоззрение декларировали авторы сборника «Проблемы идеализма» (1902), который выражал поворот от идеологизированного мышления к реальной философии, в традициях русского умозрения соединяющей философскую и нравственную проблематику – о смысле жизни, о нравственном и духовном идеале.

Повышение интереса к религиозным проблемам в обществе сопровождалось изменением отношения к Церкви и контактами с церковными иерархами. В 1901–1903 годах в Петербурге проводились религиозно-философские собрания, где на встрече представителей творческой интеллигенции с наиболее образованными церковными иерархами обсуждались проблемы христианства и культуры, взаимоотношения интеллигенции и Церкви. Около 1908 года в Петербурге по инициативе Н.А. Бердяева, в Москве по инициативе С.Н. Булгакова и Киеве по инициативе профессоров Духовной академии было образовано религиозно-философское общество, которое организовывало публичные собрания и дискуссии. Московское общество называлось «Памяти Вл. Соловьева». «На этих собраниях присутствовала наиболее талантливая часть университетской философской молодёжи, и здесь уже предчувствовался подлинный расцвет русской философии и русской духовной культуры в предреволюционные годы» (Б.П. Вышеславцев).

Оригинальная русская философия изначально приобрела религиозный характер. «На Западе существовало резкое разделение между богословием и философией, религиозная философия была редким явлением, и её не любили ни богословы, ни философы. В России в начале века философия, которая очень процветала, приобретала религиозный характер, и исповедание веры обосновывалось философски» (Н.А. Бердяев). В 1910 году религиозно-философское общество создаёт издательство «Путь», главной задачей которого была борьба с материализмом и позитивизмом. В первые десятилетия века определились темы философского творчества, расцвет которого произошёл уже после революции 1917 года. «Вопрос об отношении христианства к полу превратился в вопрос об отношении христианства к миру вообще и к человечеству. Ставилась проблема религиозной космологии и антропологии» (Н.А. Бердяев).

 

Глубоким богословом и философом был священник Павел Флоренский. Бердяев характеризует сложный душевный и творческий склад Флоренского: «Его консервативность и правость носили не столько реалистический, сколько романтический характер… П. Флоренский был человеком утончённой культуры, и в нём был элемент утончённой упадочности. В нём совсем нет простоты и прямоты, нет ничего непосредственного, он всё время что-то прикрывает… Этот реакционер по эстетическому чувству, во многом является новатором в богословии… Книга П. Флоренского “Столп и утверждение истины” по своей музыке производит впечатление падающих осенних листьев. В ней разлита меланхолия осени… Её можно было бы причислить к типу экзистенциальной философии… Мысль его всё же нельзя назвать творческим словом в христианстве. Он – слишком стилизатор, слишком хочет быть традиционным и ортодоксальным. Но по душевному складу своему он всё-таки новый человек… Он слишком понимал движение Духа как реакцию, а не как движение вперёд. Но он ставит проблемы не традиционные… Характерно, что в книге, которая представляет целую богословскую систему, хотя и не в систематической форме, почти совсем нет Христа. П. Флоренский старается скрыть, что он живёт под космическим прельщением и что человек у него подавлен. Но, как русский религиозный мыслитель, он тоже по-своему ждёт новой эпохи Духа Св.». С.С. Аверинцев, отмечая попытки философа противопоставить православное мировоззрение либеральному гуманизму, писал, что Флоренский стремился «перенести в церковную науку изощрённейшие приемы дискурса так называемого серебряного века, характерное подчёркивание именно тех моментов традиционного православия, которые своей суровой архаичностью в наибольшей степени создают шок для современного сознания». Флоренский сумел философски объединить метафизику и вероучение, вслед за Вл. Соловьевым разрабатывал учение о софийности, о Софии тварной, которая одухотворяет своей любовью тварный мир. «В духе христианского платонизма он стремился к всеобщему охвату бытия и выявлению в нём духовной первоосновы. Истина открывается в божественной любви, творчество вдохновляется Софией. Учение о консубстанциальности соединяет древнюю, христианскую и новоевропейскую философию. Тонкие лингвистические наблюдения, раскрытие смысла иконостаса, философия символа, намеченные черты “конкретной метафизики” привлекают до сего дня внимание исследователей» (М.Н. Громов). Универсальный мыслитель, обладающий энциклопедическими знаниями, П.А. Флоренский совершил ряд научных прозрений. Смерть в большевистском лагере оборвала его гениальное творчество.

Ярким, противоречивым мыслителем был Василий Васильевич Розанов. «Неподражаем философский импрессионизм В.В. Розанова, перешедшего от неудачного наукообразного стиля в трактате “О понимании” к парадоксально-исповедальному способу выражения неуловимой мысли» (М.Н. Громов). Розанов сочетал литературный талант с тонкой психологической наблюдательностью и метафизической углубленностью, тяготение к чувственному, плотскому язычеству, с искренней православной верой. Его волновали проблемы веры, брака, любви, пола, культ земли. Особенное место в космологии Розанова занимали проблемы пола, через который человек мистически связан со своей природой: «Связь пола с Богом – большая, чем связь ума с Богом, даже чем связь совести с Богом» (В.В. Розанов). Он был уверен в происхождении всего из «мистико-материнской утробы универса». «Всё творчество Розанова есть апофеоз рождающей жизни… У В. Розанова, возвращающегося к юдаизму и язычеству, энергия пола освящается как рождающая новую жизнь и этим побеждающая смерть» (Н.А. Бердяев). Он отстаивал самоценность индивидуального бытия, в индивидуальном начале видел основание и смысл истории. Мировоззрение Розанова было одновременно натуралистично и мистично, он нюансированно чувствовал природную сторону жизни, остро переживал мистические основы природного космоса: «Розанов – это какая-то первородная биология, переживаемая как мистика» (Н.А. Бердяев). Это сочетание наделяло его неповторимым взглядом и сочной публицистикой, он многое умел заметить, остроумно разоблачить кумиров, утверждать ценность живой жизни. Захваченный стихией плоти и мировой души, он духовную основу бытия чувствовал слабо, что было причиной его сложных отношений с христианством и Церковью. «Розанов из страха принял православие, но православие без Христа, – православный быт, всю животную теплоту православной плоти, всё языческое в православии он всегда любил в православии и всегда жил в этой коллективной животной теплоте, – не любил он и не мог принять лишь Христа. Нет ни единого звука, который свидетельствовал бы, что Розанов принял Христа и в Нём стал искать спасение… православие так же нужно Розанову для русского стиля, как самовар и блины» (Н.А. Бердяев).

 

Философские основы нового религиозного мировоззрения, оппонирующего господствующим взглядам, были сформулированы в книге «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции» (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, М.А. Гершензон, А.С. Изгоев, П.Б. Кистяковский, П.Б. Струве, С.Л. Франк). В ней рассматривались проблемы исторической необходимости и человеческой свободы, роль насилия в общественной жизни, взаимоотношения независимой личности и общества, религиозных основ культуры. Авторы «Вех» единодушны в утверждении христианской истины: духовная жизнь человека определяет социальные и политические формы общества. Культура понимается ими как творческая реализация духовных ценностей, а творчество – как полнота человеческой свободы. Веховцы критически проанализировали мировоззрение и психологический склад революционной интеллигенции. «В начале века велась трудная, часто мучительная, борьба людей ренессанса против суженности сознания традиционной интеллигенции, – борьба во имя свободы творчества и во имя духа. Русский духовно-культурный ренессанс был встречен очень враждебно левой интеллигенцией, как измена традициям освободительного движения, как измена народу, как реакция… Речь шла об освобождении духовной культуры от гнёта социального утилитаризма… нужно было преодолеть материализм, позитивизм, утилитаризм, от которых не могла освободиться левонастроенная интеллигенция» (Н.А. Бердяев). Русская интеллигенция с её воинствующим атеизмом, материалистическими и позитивистскими предрассудками отрицала духовные основы жизни, божественное достоинство и ответственность, творческое призвание личности. Орден революционной интеллигенции (интеллигентская кружковщина) радикализировался от народничества к марксизму, навязывал разрушительную идеологию стране. Вновь после славянофилов прозвучал призыв к образованным слоям покаяться и вернуться к народным истокам – христианству (к «религиозной философии» – Н.А. Бердяев, к «христианскому подвижничеству» – С.Н. Булгаков, к «религиозному гуманизму» – С.Л. Франк). Авторы сборника поставили диагноз духовной болезни общества, предрекли грядущие катастрофы, предуказали пути духовного возрождения.

Призывы к покаянию большинство образованного общества встретило критически. Политический спектр российского общества высказался по поводу «Вех» отрицательно: кадеты – сборником «Интеллигенция в России» (1910), либералы – «В защиту интеллигенции» (1909), эсеры – «“Вехи” как знамение времени» (1910), большевики – «Из истории новейшей русской литературы». Критика была крайне односторонней, духовные проблемы в «Вехах» оказались вне рассмотрения, полемика свелась к политическим обвинениям. Наиболее радикальным был вождь русской духовной контрреволюции Ленин: в реферате «Идеология контрреволюционного либерализма» он квалифицировал «Вехи» как «энциклопедию либерального ренегатства». Поражённый интеллект нации маниакально толкал её к гибели – духовной и социально-политической.

 

Таким образом, «в предгрозовой ситуации распада империи напряжённо работало сознание, в экзистенциальных потрясениях войн и революций, ценой жестоких страданий накапливался и осмыслялся уникальный опыт, наступало то прозрение истины, которое нельзя обрести ни в каких университетах и академиях» (М.Н. Громов). Религиозные искания интеллигенции вели к воссоединению с русскими духовными традициями – с Православием, но духовные усилия были недостаточными и непоследовательными: «Религиозный ренессанс связан с духовной структурой, которой не хватало нравственного характера. Была эстетическая размягченность. Не было волевого выбора» (Н.А. Бердяев). К десятым годам добавились новые расколы в обществе: «Несчастье русского ренессанса начала ХХ в. было в том, что в нём культурная элита была изолирована в небольшом круге и оторвана от широких социальных движений того времени… Русские люди того времени жили в разных этажах и даже в разных веках. Культурный ренессанс не имел сколько-нибудь широкого излучения… Творческие идеи начала ХХ в., которые связаны были с самыми даровитыми людьми того времени, не увлекли не только народные массы, но и более широкий круг интеллигенции. Революция нарастала под знаком миросозерцания, которое справедливо представлялось нам философски устаревшим и элементарным и которое привело к торжеству большевизма… Деятели русской революции вдохновлялись идеями уже устаревшего русского нигилизма и материализма и были совершенно равнодушны к проблемам творческой мысли своего времени. Их не интересовали Достоевский, Л. Толстой, Вл. Соловьев, Н. Федоров и мыслители начала ХХ века, их удовлетворяло миросозерцание Гельвеция и Гольбаха, Чернышевского и Писарева; по культуре своей они не поднимались выше Плеханова. Ленин философски и культурно был реакционер, человек страшно отсталый, он не был даже на высоте диалектики Маркса, прошедшего через германский идеализм. Это оказалось роковым для характера русской революции: революция совершила настоящий погром высокой русской культуры. Интеллигенция совершила акт самоубийства. В России до революции образовались как бы две расы» (Н.А. Бердяев). Духовная болезнь в разных формах поразила образованный слой: «Вина тут лежит на обеих сторонах. У деятелей ренессанса, открывавших новые миры, была слабая нравственная воля и было слишком много равнодушия к социальной стороне жизни. Деятели же революции жили отсталыми и элементарными идеями» (Н.А. Бердяев).

После катастрофы 1917 года была издана книга «Из глубины. Сборник статей о русской революции» (1918), в которой приняли участие большинство авторов «Вех». В сборнике проанализирован духовный смысл происходящего, но это был глас вопиющего в пустыне. Тираж арестовали и уничтожили большевики (единственный экземпляр вывез из России Бердяев), только в 1967 году книга переиздается в Париже. Название сборника – из псалма Давида: «De profundis» («Из глубины взываю к тебе, Господи»), который читается при погребении. Из глубины российской трагедии раздался профетический голос, обращённый в будущее во имя грядущего возрождения: «Старая Россия, в которой было много зла и уродства, но также и много добра и красоты, умирает. Новая Россия, рождающаяся в смертных муках, ещё загадочна. Она не будет такой, какой представляют её себе деятели и идеологи революции. Она не будет цельной по своему духовному облику. В ней более резко будут разделены и противоположены христианское и антихристианское начала. Антихристианские духи революции родят своё тёмное царство, но и христианский дух России должен явить свою силу. Сила этого духа может действовать в меньшинстве, если большинство отпадёт от него» (Н.А. Бердяев). Сборник подводил итог русского религиозного сознания и религиозно-философского ренессанса в России. Отныне религиозная традиция продолжилась в русском зарубежье. Грядущее возрождение во многом предвосхищено творчеством русских религиозных философов. Некоторые из них погибли в коммунистических лагерях, большая часть выслана в 1922 году по указу Ленина за границу – взамен смертной казни.

 

После высылки продолжилось творчество русских религиозных философов, которые «дали убедительное изложение традиционного православного вероучения на языке и в понятиях современной культуры» (Н.М. Зернов). Русская философия совершила прорыв потому, что шла «вперёд к отцам» (Г.В. Флоровский), – возрождала традицию православного философского и богословского мышления. В семидесятые годы Вселенский патриарх Афинагор, знаток русской культуры, назвал русскую религиозную философию XX века неопатристикой.

Николай Александрович Бердяев – гениальный и плодотворный философ XX века. Если философию рассматривать по существу – как созидание новых смыслов, – то Бердяев вывел из небытия в бытие наибольшее количество смыслов. Уже в начале XX века он совместно с другими русскими философами, в частности со Львом Шестовым, на два десятилетия раньше европейских мыслителей утвердил экзистенциальный и персоналистический подход в философии. После Бердяева философия стала персоналистически ориентированной. В творчестве Бердяева рассмотрение человеческой личности обрело новую глубину и вместе с тем живую конкретность, преодолевающую объективированность рационалистического познания. Это проблемы персоналистической революции, экзистенциальной диалектики Божественного и человеческого, реальности духа, богоподобного творчества человека и объективации духа, духовной свободы и рабства, эсхатологической метафизики и метаистории, дегуманизации человека. Бердяев писал: «Я определяю свою философию как философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую, философию персоналистическую и философию эсхатологическую… Всё, мной написанное, относится к философии истории и этике, я более всего – историософ и моралист, может быть, теософ в смысле христианской теософии Фр. Баадера». Бердяева называли певцом свободы, ибо он углубил представления о свободе человека. Он видел трагическую двойственность человеческого существования: отпадения свободы в рабство – объективацию духа. Его учение об объективации имеет многие проекции в различных областях философии. Бердяев был прекрасным историософом, культурологом. Не занимаясь специально историей философии, он давал бесподобные характеристики коллегам-философам, умея оценить по достоинству истинное и выявляя заблуждения. Вместе с тем Николая Бердяева всю жизнь преследовал некий философский кошмар: как только он затрагивал тему «Россия и коммунизм», ему отказывали философская интуиция и здравый смысл. В результате он оказался авторитетом для апологетов русофобской традиции, а к концу жизни пытался обнаружить положительные стороны в сталинизме.

Лев Шестов критиковал рационалистическую традицию в философии, одним из первых в XX веке остро ставил проблемы трагического в человеческом существовании (философия трагедии), которые первичнее проблем бытия и мышления. В этом смысле он предшественник экзистенциализма. Истина для Шестова носит глубинно личностный характер, а духовные поиски личности ведут её от разума к откровению – от Афин к Иерусалиму. В этом Шестов зачинает религиозную персоналистическую традицию. Его гносеология противопоставляет откровение – разуму, личность – объективному бытию, свободное индивидуальное мышление – логоцентризму: «Но незаконченные, беспорядочные, хаотические, не ведущие к заранее поставленной разумом цели, противоречивые, как сама жизнь, размышления – разве они не ближе нашей душе, нежели системы, хотя бы и великие системы, творцы которых не столько заботились о том, чтобы узнать действительность, сколько о том, чтобы “понять её”?» (Л. Шестов). Н.А. Бердяев, со свойственной его перу лаконичностью и образностью отмечавший достоинства и слабости в творчестве своих коллег, о Л. Шестове заметил: «Религиозность, к которой он шёл, была скорее библейская, чем евангельская… Главное для Шестова была вера, противополагаемая знанию. Он искал веры, но он не выразил самой веры».

О крупнейшем философе и богослове протоиерее Сергии Булгакове Николай Бердяев писал: «Он остаётся верен основной русской идее Богочеловечества. Богочеловечество есть обожение твари. Богочеловечество осуществляется через Духа Святого. Софиологическая тема есть тема о Божественном и тварном мире. Это есть тема, прежде всего, космологическая, которая интересовала русскую религиозную мысль более чем западную. Нет абсолютного разделения между Творцом и творением. Есть предвечная, не тварная София в Боге, мир платоновских идей, через неё наш мир сотворен, – и есть София тварная, проникающая в творение. О. Сергий Булгаков называет свою точку зрения панентеизмом в отличие от пантеизма. Можно было бы это назвать также панпневматизмом. Происходит как бы сошествие Духа Святого в космос. Панпневматизм вообще характерен для русской религиозной мысли… Философия его не принадлежит к типу экзистенциальному. Он – объективист и универсалист. В своей первооснове – платоник… Отец Сергий Булгаков – одно из течений русской религиозной мысли, главным образом сосредоточенных на теме о божественности космоса. Самой большой правдой его остается его вера в божественное начало в человеке. Он – горячий защитник всеобщего спасения». Протоиерей Сергий Булгаков создал универсальную систему православного богословия, в которой глубоко анализируются проблемы христианского богословия: триипостасности, христологии, ангеологии, экклесиологии, персонализма. К нему более всего можно отнести характеристику – неопатристика, в том смысле, что он в традициях святоотеческой мысли пытался давать ответы на вызовы современной эпохи. Как глубоко творческая натура, он в своих поисках уходил за пределы постижимого большинством современников; как у всякого подлинного новатора, в его богословских построениях присутствуют элементы произвольности. Множество споров вызвала софиология Булгакова. Но оппоненты не смогли ответить на уровне его умозрения, примитивизировали проблему и нередко искажали его мысли. В частности, отца Сергия обвиняли в том, что он вводит четвертую – софийную – ипостась Божества, тогда как он четко определял, что представления о Софии – Премудрости Божией отражают только общую природу Ипостасей Божественной Троицы. Консервативная традиция, исполняя положительную охранительную роль, всегда воспринимает болезненно новое слово в богословии.

Н.О. Лосский и С.Л. Франк развивали проблемы интуиции и откровения как форм постижения Абсолюта. «Наиболее замечательными представителями чистой философии были Николай Онуфриевич Лосский и Семён Людвигович Франк, которые создали оригинальные философские системы, которые можно назвать идеал-реализмом. Самая их манера философствовать более напоминала немецкую. Но направление их было метафизическое, когда в Германии еще господствовало враждебное метафизике неокантианство. Н. Лосский создал своеобразную форму интуитивизма, которую можно было бы назвать критическим восстановлением наивного реализма… С. Франк ближе к классическому германскому идеализму. Он, подобно Вл. Соловьеву, хочет создать философию всеединства. Сам он называет себя продолжателем Плотина и Николая Кузанского, особенно последнего. В общем, его философия принадлежит к платоновскому течению русской философии» (Н.А. Бердяев). Николай Лосский сочетал типично русскую экзистенциально-персоналистическую проблематику с гегелевской рационалистичностью философского метода. В учении об интуитивизме он пытается выявить гармонию онтологического и гносеологического аспектов бытия. Семён Франк, с одной стороны, с немецкой педантичностью и сухостью исследовал глубокие философские проблемы, с другой – ярко и образно писал о проблемах социальной философии. Франк создавал концепцию живого знания, соединяющую достижения теоретической философии с персоналистической философией жизни.

Русское философское умозрение на протяжении веков было ближе к платоновской, чем к аристотелевской традиции. Методология русской философии в XX веке была обширной – от рационализма и интуитивизма у Н.О. Лосского до экзистенциализма и персонализма Н.А. Бердяева, от фрагментарных заметок («Опавшие листья») и литературных эссе В.В. Розанова – до фундаментальных построений протоиерея Сергия Булгакова. Алексей Федорович Лосев в своём творчестве соединил платонизм, гегелевскоую философию, феноменологию Э. Гуссерля и русскую христианскую философию, разрабатывал философию имени как явления Божественной сущности, невыразимой в трансцендентном единстве, рассматривал символ как форму явления Абсолюта. В его работах советского периода присутствуют попытки найти некий рациональный смыл в марксизме, иногда неизбежные пароли господствующей идеологии. Тома античной эстетики представляют собой своеобразную энциклопедию смыслов, понятий и категорий античной философии. В опубликованных работах советского периода мы узнаём другую сторону философа – тайного монаха: в «Эстетике Возрождения» и книге о Вл.С. Соловьёве уже не сухой рационалистический стиль, а яркий, страстный, образный язык экзистенциальной и персоналистической философии.

Георгий Петрович Федотов, замечательный философ культуры, развивал принципы историософии, стремясь изучать практическую действительность через духовные идеалы, ибо творческое сознание человека преображает историческое бытие. В век вселенских катастроф Георгий Федотов пытается осмыслить идеи конца. Эсхатологические зарницы требуют от человека предельной дисциплины и ответственности, что формулируется в максиме личной жизни и культурного творчества: «Живи так, как если бы ты должен был умереть сегодня, и одновременно так, как если бы ты был бессмертен; работай так, как будто история никогда не кончится, и в то же время так, как если бы она кончилась сегодня» (Г.П. Федотов). Пророчества Апокалипсиса являются одновременно и угрозой, и утешением: «Угроза для грешного мира, утешение для верного остатка!» (Г.П. Федотов). Христианский философ был уверен, что все благие усилия и творческие достижения человека не пропадают – они преобразятся и сложатся, как камни в стены Вечного Града. С этим философским настроем Федотов описывает историю русской святости, русскую православную культуру, выявляя в них древние тенденции, сказывающиеся на современной жизни, рассматривает многие проблемы в судьбе России ХХ века, противоречивую роль русской интеллигенции.

«Основная тема русской мысли начала XX в. есть тема о божественном космосе и о космическом преображении, об энергиях Творца в творениях; тема о божественном в человеке, о творческом призвании человека и смысле культуры; тема эсхатологическая, тема философии истории» (Н.А. Бердяев). Эти темы остались актуальными для русских философов в изгнании и в коммунистическом рабстве. Лев Платонович Карсавин рассматривал вопросы историософии, личности в истории, Православия как смыслообразующего основания истории, человечества как симфонической личности. В его работах было много точных и глубоких мыслей, но утопическое учение о всеединстве, восходящее к Вл.С. Соловьёву, у Л.П. Карсавина стало философским основанием для разработки концепции идеократии – порочной во всех отношениях. Блестящая книга «Пути русского богословия» протоиерея Георгия Флоровского стала не только основным библиографическим справочником по истории духовной культуры России, но впервые явила грандиозное здание многовековой русской религиозной мысли. Несмотря на страстный тон и определённую пристрастность протоиерей Георгий Флоровский впервые выявил важные закономерности и тенденции в истории русской мысли. Его завету «вперёд к Отцам» следуют лучшие представители русской философии и богословия.

Основные труды протоиерея Александра Шмемана посвящены литургическому богословию как анализу основ бытия человека. С этого богословского фундамента он характеризует духовные соблазны эпохи, говорит об идеологизме как одержимости утопической абсолютизируемой идеологией: «Идеологизмом я называю сам факт пленённости и одержимости сознания идеологией, сущность которой всегда в сочетании отвлечённой и утопической идейной схемы с абсолютной верой в её практическую “спасительность” и с фанатическим волевым подчинением ей действительности». При всеобъемлющем, эпохальном кризисе церковная жизнь тоже подвержена эрозии: «Жизнь церковного народа никогда не была совершенной, идеальной, но по мере времени кризис этот превратился в некое хроническое, нормативное состояние, в некую подспудную “шизофрению”. И “шизофрения” эта отравляет Церковь, подкапывает саму основу церковной жизни» (прот. Александр Шмеман). Возрождение общества возможно только через возрождение Церкви, а центром церковного возрождения является евхаристическое служение: «Многим, может быть, покажется странным, что в ответ на кризис я предлагаю обратить наше внимание не на обсуждение составляющих его элементов, а на Таинство Евхаристии, на Церковь, этим таинством живущую. Да, я верю, что именно тут, в этом святая святых Церкви, – источник чаемого возрождения, в этом восхождении Церкви к Трапезе Господней, в его Царствие. И я верю, как всегда верила Церковь, что начинается это восхождение с выхода из мира сего, прелюбодейного и грешного, с “отложения всякого попечения”. Не идеологическая суета и шум, а – дар неба, вот призвание Церкви в мире, вот источник её служения» (прот. Александр Шмеман). Подлинным возвратом к Отцам является литургическое богословие протоиерея Александра Шмемана.

 

Русская философия новые смыслы созидает во многих темах метафизики: о природе Божественного и ипостасях Божественной Троицы, о реальности духа, о свободе и рабстве человека, о происхождении зла. Русская религиозная философия совершила грандиозный метафизический прорыв в постижении смыслов бытия. Тяжеловесная по сравнению с нею западная мысль занимается фундаментальной обработкой философских тылов. «Русская философская мысль, развивавшаяся на основе греко-православных представлений, в свою очередь во многом заимствованных у античности, кладёт в основание всего Логос… Русская самобытная философия представляет собой непрекращающуюся борьбу между западноевропейским абстрактным ratio и восточно-христианским, конкретным, богочеловеческим Логосом и является беспрестанным, постоянно поднимающимся на новую ступень постижением иррациональных и тайных глубин космоса конкретным и живым разумом» (А.Ф. Лосев).

Русская философская мысль с момента своего пробуждения была не абстрактно-рационалистической, но жизненно ориентированной, не только теоретической, но и практической. «Едва ли можно назвать хотя бы одного русского мыслителя, который не выступал бы одновременно в качестве морального проповедника или социал-реформатора. Русский мыслитель не довольствуется, как правило, теоретическими рассуждениями: он стремится улучшить мир или возвести идеал» (В.Ф. Шаповалов). Глубокие метафизические прозрения оказывались ключами для раскрытия тайн мирового бытия, жизни общества и человека. Поэтому русская философия всегда была метаэкзистенциальной.

Более всего русские философы и богословы внесли в разработку христианских представлений о личности. В проблемах персонализма сказалась неопатристичность русской философско-богословской мысли. В отличие от западноевропейской индивидуалистической традиции, где личность рассматривается как природная индивидуальность, русская мысль развивает традиции Отцов Церкви, в которых человек предстает как образ и подобие Бога, соратник в Божием творении, малый творец бытия. У С.Л. Франка, протоиерея Сергия Булгакова, Н.А. Бердяева, Владимира Николаевича Лосского личность предстает свободной, самодостаточной, сувереном своего бытия, владельцем своей природы, не уничтожающим природу, а стремящимся превзойти и преобразить её. Человек как самовластное существо, как царь мира, как существо превосходное (превосходящее все формы жизни) призван творчески овладеть природой, мирозданием. Высшее назначение человека – сотворчество Богу в миротворении.

Важнейшей в русской мысли была историософская тема, особенно историософия России. Русские философы, как выразители соборного национального сознания, органично взаимодополняли друг друга. Многое из созданного ими не теряет своей актуальности, становится жизненно важным в духовном возрождении России. Русская философия разоблачила заблуждения, опознала формы духовных болезней трагического столетия, описала судьбу России, национальные идеалы и характер, предуказала пути возрождения. В этом смысле особое место в плеяде русских философов занимает Иван Александрович Ильин.

Многие достижения русской философии не были оценены, оказались пророческими, они будто сформулированы для нынешних поколений, призванных к подведению итогов российской трагедии и к совершению русского духовного прорыва. Русская философия описывает образы Нового Бытия – Нового Неба и Новой Земли, в свете которых осмысляется опыт российской трагедии ХХ века, а также смертельные тупики современной цивилизации.

 

В России с тридцатых годов ХХ века религиозная мысль была подавлена. Философы либо физически истреблялись (отец Павел Флоренский, Л.П. Карсавин), либо уходили во внутреннюю эмиграцию (А.Ф. Лосев). Остатки религиозного мировоззрения теплились в творчестве некоторых русских поэтов (Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Борис Пастернак, Анна Ахматова). Казалось, сфера культуры окончательно выжжена и протравлена богоборческой идеологией. Но когда во второй половине ХХ века произведения русских философов просачиваются в коммунистическую Россию, многими читающими людьми они воспринимаются как глоток свежего воздуха, как благой завет из прошлого, обращённый к ним во имя достойного будущего. Русская классическая литература ХIХ века была доступна советскому человеку, и в коммунистическом аду она была источником живой жизни, духовных традиций, в том числе и религиозности. Но подлинное возвращение религиозного сознания интеллигенции началось со знакомства с произведениями русских философов, после чего и русская художественная классика читалась углубленнее, чем позволяли разного рода социальные трактовки – от социалистического до критического реализма. Христианизация вела пытливый ум к открытию духовных сокровищ Православия, к вхождению в Церковь. Если в начале ХХ века русская творческая интеллигенция проделывала путь от марксизма к идеализму, а затем к православному мировоззрению во многом под влиянием русской классической литературы, то в конце века новый возврат к Православию осуществлялся под влиянием русской философии ХХ века. Вместе с тем, как и в начале века, в первую очередь возрождается художественное литературное творчество, затем пробуждается религиозно-философская и богословская мысль. Произведения деревенщиков Валентина Распутина, Василия Белова, Виктора Астафьева возрождают лучшие традиции русской художественной литературы: ориентацию на духовность человека, нравственный пафос, метафизическую углубленность. После русской катастрофы русская литература не может не проникнуться трагическим жизнеощущением, в котором светится христианское упование.

Явление писателя-мыслителя Александра Исаевича Солженицына было провиденциальным для России, – культурная почва, способная породить великую творческую личность, явно жива. Сам писатель говорил о литературной близости ему Льва Толстого, но в его творчестве отразилась и метафизическая трагедийность Фёдора Достоевского. Много сказано об огромном влиянии на общество его первых произведений, особенно повести «Один день Ивана Денисовича». Но «Красное колесо» недооценено в наше время. Литературные формы духовной эпопеи разноплановы и резки, что трудно для восприятия. Нередко перехлестывают через край и языковые эксперименты писателя. Всё же эта великая литература захватывает. В грандиозных узлах Солженицын раздвигает горизонты историософии России, раскрывает новые аспекты российской трагедии, многое со временем становится более актуальным. Здесь продолжается русская традиция философичности художественной литературы. В исторической эпопее Солженицын в наибольшей степени открывается как большой художник: «Октябрь шестнадцатого» – одна из вершин русского романа. Это не пресловутый поток сознания, а густой бурный ток жизни, поток экзистенции – автора, героев, общества, России. «Красное колесо» Солженицына читается мучительно, с чувством трагической безысходности. Необозримая панорама событий – таких далёких и таких близких личной судьбе каждого из нас – подавляет величайшими смыслами, которые она несёт, но и захватывает, не отпускает. Читать этот монументальный труд, как осознавать крест своей судьбы, – тяжело, но не читать невозможно. Непревзойденная русская классическая литература обогащена новыми образами, сюжетами, проблемами. Русские писатели XIX века не смогли достойно описать любовную драму простолюдина. Только некоторые писатели в советский период раскрывают душу простого человека (вопреки соцреализму), преисполненную глубоких, сильных чувств, которые дворянской литературой были приписаны образованным сословиям. У Солженицына вечная тема любви захватывает величественными проявлениями, сложнейшими отношениями, испепеляющими страстями при подлинно русском целомудрии. Поразительный факт, но проникнутая религиозным пафосом русская классическая литература не описала драмы богопостижения заблудшей, мятущейся души (каковыми и являлись герои этой литературы). Приближался к этому Николай Лесков, но он описывал сложившиеся религиозные типы, а не процесс и акт богоузнавания. Метафизическое творчество Достоевского решает глубочайшие религиозные проблемы, – в его произведениях герои являются персонификацией этих проблем-идей. В советский атеистический период никто из писателей не приближался к этой теме. Солженицын описывает внутреннюю бездну богооставленности души, из последних сил тянущейся к церковной паперти и в ответ на последнюю надежду получающей спасительные токи благодатного очищения. Любовь к Богу обретается через любовь к ближнему – простая истина открывается в наше путаное время. Путь воцерковления современного человека после трагедий богоборческого века не может быть елейно приторным, это путь очистительных страданий и возрождения на грани смерти. Солженицын не только движет геополитическими глыбами, но и формирует новые души. Судьбы героев переживаются как судьбы близких, – они и близки, потому что мы, соотечественники, связаны судьбой своего Отечества и единством национального характера. Романы «Красного колеса» пробуждают чувство сопричастности величайшей трагедии родины.

С девяностых годов ХХ века традиция русской художественной литературы будто замерла, культура захватывается апологетами авангарда и постмодернизма. Авторы подлинно русской литературной традиции проникаются социальным и политическим пафосом, но им удается стать властителями не многих умов – и потому, что слишком жестка и разнополярна борьба в обществе, и потому, что сами писатели не смогли ухватить нерв новых драматических событий. Вместе с тем с этого времени – после демонтажа режима государственного атеизма – возрождается традиция русской философской и богословской мысли.

 

В ХIХ веке духовной революции, явленной русскими гениями и русской святостью, противостояла духовная реакция идеологической мании, ввергшая Россию в коммунистический тоталитаризм ХХ века. Русская религиозная философия и богословие, художественная проза и поэзия ХХ века отвечают на эпохальный вызов. Русская неопатристика осмысляет истоки и значение российской катастрофы, болезни современной цивилизации, пути и формы духовного возрождения России. В творчестве русских гениев ХХ века предуказан духовный выбор русского народа, открывающий новые исторические перспективы для русской православной цивилизации. Историческая реализация наработанных духовных смыслов – назначение современных поколений России и искупительно-творческая миссия русских творческих сословий: «Если есть русская “интеллигенция”, как совокупность образованных людей, способных создавать себе идеалы и действовать во имя их, и если есть у этой “интеллигенции” какой-нибудь “долг перед народом”, то долг этот состоит в том, чтобы со страстью и упорством нести в широкие народные массы национальную идею как оздоровляющую и организующую силу, без которой невозможно ни возрождение народа, ни воссоздание государства. Это – целая программа духовного, культурного и политического возрождения России, опирающаяся на идейное воспитание и перевоспитание образованных людей и народных масс. Мы зовём всех, чьи души потрясены пережитым национальным банкротством и мировым позором, к обдумыванию и осуществлению этой программы» (П.Б. Струве).

Современный ведущий слой России имеет наработанное трагической судьбой народа духовное наследие, позволяющее ему исполнить свою творческую историческую миссию. «Все зависит от того, найдётся ли у нас… слой, который смог бы покончить с вековой оторванностью интеллигенции от народа и стать правящей и культурной элитой, выражающей национальную индивидуальность России, а не случайные находки в подстрочных примечаниях к европейской философии и не собственные или классовые вожделения… Русская интеллигенция должна быть перевоспитана в русском духе. И так как это перевоспитание почти невозможно, то дело идёт о создании новой русской интеллигенции» (И.Л. Солоневич).

Каждый человек в современной России, входя в ряды интеллигенции, не только получает образование и статус, но незримо становится под ярмо исторических грехов русской интеллигенции, принимает на себя её исторический долг: бремя грехов и ошибок, бремя обязывающих духовных достижений, бремя свободы и искупления, бремя исторического назначения, бремя любви к России и ответственности за неё. Перед русской интеллигенцией ныне стоят эпохальные задачи: осмыслить русскую историю; осознать историческую вину и взять за неё ответственность; продолжить всё истинное и благое в традициях интеллигентской культуры; найти подлинный путь к народу, к пониманию его бед и чаяний; опереться в обустройстве России на здоровые черты национального характера; исполнить долг творческого сословия – предложить народу оздоравливающие идеалы и подлинные ценности. «Откройте русскому человеку русский Свет, дайте отыскать ему это золото, это сокровище, сокрытое от него в земле! Покажите ему в будущем обновление всего человечества и воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским Богом и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий вырастет пред изумленным миром, изумлённым и испуганным, потому что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия, потому что они представить себе нас не могут, судя по себе, без варварства. И это до сих пор, и это чем дальше, тем больше!» (Ф.М. Достоевский).

 

 

 

Главные задачи духовного оздоровления человека в России определяли русские философы: «Если России суждено ещё возродиться – чудо, в которое, вопреки всему, мы хотим верить, более того, в которое мы обязаны верить, пока мы живы, – то это возрождение может быть теперь лишь подлинным воскресением, восстанием из мёртвых с новой душой, к совсем иной, новой жизни. И первым условием этого возрождения должно быть полное, окончательное сознание, как всей глубины нашего падения, так и его последних, подлинно-реальных духовных причин… Подобно утопающему, который ещё старается вынырнуть, мы должны отрешиться от головокружительного, одуряющего подводного тумана и заставить себя понять, где и как и почему попали в эту бездну» (С.Л. Франк). «Надо почиститься. Надо освободиться от власти бредовых идей. Надо следить за своим душевным и духовным здоровьем, бороться с безумием, подстерегающим людей, слишком долго и безнадежно страдавших» (Г.П. Федотов). Утопично надеяться, что после десятилетий беспамятства, лжи и насилия человек и народ восстанут в одночасье. Процесс возрождения трагически противоречив: старое и новое смешаны, приливы здоровья чередуются с острыми кризисами. С трудом восстанавливается историческая память, в которой ещё много провалов. Первые осознанные фразы пробиваются через невнятное бормотание и могут чередоваться с бредом. Мы учимся отделять рецидивы идеологического помутнения от трезвого слова. Необходимо называть истину – истиной, а бред – бредом, хотя они могут произноситься одними устами. Попытки осознания мы вынуждены предпринимать в полузабытьи, самостоятельные шаги совершаем в полном изнеможении, в момент, когда болезнь ещё смертельна. Борьба с духовным помрачением требует упорства и терпения, мобилизации здоровых сил. Источник здоровья – в духе нации, в богатейшей культуре и традициях государственности, в безмерном долготерпении, трудолюбии и талантливости народа, в неиссякаемых ресурсах страны.

Мы начинаем строить на пепелище, протравленном за девяностые годы новыми ядами, но наше достояние – сохранившийся духовный фундамент Родины, достижения трагической истории России. В развале можно различить признаки созидательных процессов. Обретение Родины начинается с очищения своей души, духовного самосовершенствования, которое и будет созидать по крупицам душу России. Николай Васильевич Гоголь работу «Нужно любить Россию» начал со слов: «Без любви к Богу никому не спастись». Безответственному и бездумному современному человеку жизненно важно вспомнить о своём небесном происхождении и вселенской миссии. В сегодняшнем мире не копошатся ничтожные твари (что внушают нам все идеологии), но стенают вечные души. Предельно униженный человек призван встать в полный рост своего богоподобного достоинства. Обрести память вечности и взращивать в себе божественное начало личности, откровение которого привнесло в мир христианство, – в этом залог выживания и спасения. Если не почувствует русский человек соратником Божиим, – не прорастёт в нём чувство личной ответственности, – не проявится и потребность в активном служении Родине. Необходимо восстановить чувство собственного достоинства, ощущение ответственного служителя Божия, уважение достоинства других как братьев во Христе, правосознание и чувство личной ответственности.

Власть духов зла отмерена степенью нашей безответственности и беспринципности. Мы обязаны очиститься от остатков идейного безумия, разоблачить ложь идеологий, осмыслить и разрушить механизмы их паразитирования. Понять сполна – означает принципиально изменить образ жизни: судить себя по совести и реально жить не по лжи. Диктатура совести – это не название конъюнктурного спектакля времен перестройки, а жизненный принцип тысячелетней истории православного народа: Владимир Соловьев определял диктатурой совести сущность русского самодержавия. В истории Древней Руси потрясает способность русского сознания к глубокому пронзительному покаянию, стремлению искупить свою вину в служении Родине. Выбор своего исторического пути как своего рода патриотического послушания непонятен и недоступен нашим западникам.

Современный человек плохо воспринимает реальности долга, служения, его призывают бороться за «свободы». Творец создал человека свободным, но свобода – величайшее бремя в мире сем. Бог создал человека сотворцом, малым творцом бытия, ответственным за всё в мироздании. Свобода реализуется не в горделивом самоутверждении, а в смиренно-дерзновенном исполнении божественного предназначения, вопреки всему, что этому противостоит. Ответственный духовный труд каждого в соответствии с его призванием и воспитует «самостоянье человека» (А.С. Пушкин), которое является залогом чести и достоинства. Свобода безусловна и первична как свобода внутреннего духовного самоопределения. Свобода – безусловная цель, но путь к ней тернист и долог. Когда стремление к внешней свободе становится самодовлеющим, человек порабощается идолами свободы. Свобода в современном мире по большей части понимается как освобождение от обязанностей и ответственности. Тогда как она дарована для исполнения назначения. Только ориентация на духовную сущность свободы позволит воссоздать органичные нормы свобод политических, социальных, экономических. Ибо степень внешних свобод  определяется свободой внутренней. Необходимо избегать вырождения свободы в своеволие и разбой, как это было во всех социальных революциях. Возрождающемуся обществу не следует спешить с борьбой за политические свободы, а стремиться возрождать нравственные и духовные достоинства человека.

Диссидентское движение и борьба за права человека в советский период были не только нравственным противостоянием насилию, но и идейной платформой, которая повторяла старые заблуждения русской интеллигенции. Если мы вновь будем сводить свободу человека к «сумме свойств данной ступени органического развития» (Н.К. Михайловский); если откажемся признать религиозный стержень личности; если мы зло будем видеть только в экономических и социально-политических формах, то мы обречены на новые круги разрушений и страданий. Ибо созидать в этом мире человек способен только при опоре на духовные ценности. Борьба с внешними формами зла может быть успешной только в том случае, если исходит из внутреннего духовного подвига. Личность воспитуется не условиями жизни, а напряженным внутренним деланием. Религиозно наполненная душа ощущает свои земные права, осознав обязанности перед Богом и людьми. Каждый человек призван осознать свой онтологический статус: место в истории, в жизни народа, своё национальное призвание.

 

Полноценное государственное строительство зачинается в измерениях духовных: «Государство, в его духовной сущности, есть ни что иное, как родина, оформленная и объединенная публичным правом; или иначе: множество людей, связанных общностью духовной судьбы, и сжившихся в единство на почве духовной культуры и правосознания… Право и государство возникают из внутреннего, духовного мира человека, создаются именно для духа и ради духа и осуществляются через посредство правосознания. Государство совсем не есть «система внешнего порядка», осуществляющаяся через внешние поступки людей”» (И.А. Ильин). Соответственно, воссоздание Российского государства требует, прежде всего, возрождения духовности в человеке.

Поскольку тяжелое наследие не оставило для этого органичных условий – ни традиций, ни общественных структур, ни кадров, – пришлось начинать эту работу в измерениях индивидуально-духовных и соборно-персоналистических. Прежде всего, необходимо формировать в обществе нравственно взыскательную атмосферу воспитания ведущего слоя. В этом велика роль творческих сословий. Русская интеллигенция призвана искупить свой исторический грех – открыться Православию и русской культуре, чаяниям народа и национальному служению. Воссозданный «образованный класс с русской душой, просвещенным разумом, твердой волей» (прот. Сергий Булгаков) будет способен нести в общество идеалы национального спасения.

Итак, наша судьба определится в духовных измерениях – преображением наших душ. Трудно поверить, но идейные блуждания нескольких десятков человек в XIX веке сдвинули огромные исторические пласты, перевернули Россию и весь мир. На этом отрицательном примере можно опознать закон исторической динамики: глобальные движения зачинаются не в массах и не на полях сражений, но в глубине души человеческой. Мы привыкли замечать идеи, овладевшие массами и излившиеся на исторические просторы. Но всё закладывается намного раньше – в лоне творческих поисков человека. Об этом говорят и ученые: «Каким будет общество, определяет в значительной степени мировоззрение, формируемое в первичных группах. Можно сказать, что те законы и институты, под сенью которых мы живем, это то, что уже сделано, готовый «продукт» работы прежних первичных групп и кругов общения, в определённой степени «отчуждённый» от произведших его людей… Когда всё начинает шататься и расползаться, когда хаос начинает наступать на социальный космос, тогда единственной силой, способной преодолеть этот процесс и вернуть космосу его стабильность, является личность со всеми социальными институтами, которые содержаться внутри неё в «снятом» виде (на уровне убеждений и архетипов), и с идеями о том, как эти институты действуют и как бы хорошо было, чтобы они действовали, то есть с тем новым динамическим моментом, который она может внести в данный космос» (Ксения Касьянова).

 

Духовное измерение истории открывает, что на рубеже веков заканчивается реализация тех идей, которые формулировались в России в XIX столетии. Подводятся итоги столкновения тех сил, которые были приведены в движение этими идеями. И наступает новый виток истории, когда формируются новые идеалы. В решающие моменты истории перед народом и человеком открываются новые возможности: в них сходятся линии прошлого и закладываются начала грядущего.

Есть основания полагать, что Россия входит в историческое измерение, которое можно охарактеризовать как новое духовное самоопределение. На переломе тысячелетия, увенчанного мученичеством, начинается новый эон в судьбе России. Современные политические события – день вчерашний. В них обретают исторические формы те духовные силы, которые сложились в прошлом.

Духовная память народа передавалась десятилетиями из поколения в поколение вопреки идеологическому террору и физическому истреблению е» носителей. «Этот древний и могучий механизм поддержания культуры до сих пор спасает нас. Лидия Чуковская в своей книге «Процесс исключения» с удивлением констатирует факт: «В нашей стране противостоит лжи и фальсификации стойкая память, неизвестно кем хранимая, неизвестно на чём держащаяся, но упорная в своей кротовой работе»… Не через прессу (точнее – не только через прессу) передаются память, принципы, «социальные архетипы». Они передаются от человека к человеку непосредственно, лично и строго доверительно, то есть через систему неформальных авторитетов. И воспринимаются и хранятся на уровне и в сфере «я». Чтобы изгладить такую память, нужно физически уничтожить человека: эту истину в своём параноическом безумии ясно видел Сталин. Только путём полного тотального физического уничтожения всех, кто может хоть в какой-то мере пользоваться авторитетом, можно блокировать процесс передачи культуры. И то, как показала история, только временно. Ахматова во второй половине 50-х годов со счастливым изумлением говорила: «Вот что значит великая страна. От них всё упрятали, а они всё открыли». У каждого самого «маленького» убитого и замученного на каторге были друзья. А «имеющий друга имеет другого себя»… Наши друзья – это наше бессмертие здесь на земле, на нашей земле, где сейчас мы присутствуем в самом начале грандиозной борьбы за нашу культуру. Для того чтобы эта борьба имела хоть какие-то шансы на победу, она должна быть именно грандиозной» (Ксения Касьянова).

В течение страшных десятилетий сталинизма в глубинах жизни – церковной, духовной, семейной, в кругу друзей – куда не смог проникнуть идеологический контроль, – сохранялись и передавались подлинные духовно нравственные традиции, позволявшие отстоять человеческое достоинство в условиях всеобщей лжи и тотального насилия. И вот с пятидесятых годов в обществе начался малозаметный, но живительный процесс духовной кристаллизации. В немногочисленных неформальных группах (первичных группах, как говорят социологи) люди стремятся общаться и относиться друг к другу не по-советски, а по-человечески, по православному, культивируя в себе подлинно духовные качества. Это незабываемая атмосфера свободного общения, где тебя ценят не за твой статус, состояние, связи, должность, профессию, а за твои нравственные достоинства, за то, что ты – человек. В.В. Вейдле в пятидесятые годы описывал подобную атмосферу дореволюционного российского общества: «В России, по крайней мере, в старой России, было нечто, чего может быть уже нигде не свете нет: ощущение очень большой свободы, не политической, конечно, не охраняемой законом, государством, а совсем иной, происходящей от тайной уверенности в том, что каждый твой поступок твои ближние  будут судить «по человечеству», исходя из общего ощущения тебя как человека, а не из соответствия или несоответствия твоего поступка закону, приличию, категорическому императиву, тому или иному формально установленному правилу».

Именно неформальные первичные группы «передают из поколения в поколение основу культуры данного народа – его архетипы и личностные качества. Кули утверждает, что «именно в них зарождается тот общепризнанный идеализм, который стремится выразиться в институтах», то есть в тех нормативно-культурных общественных системах, которые закрепляются посредством символов, «таких, как законы, конституции, билли и т.д.» Эти институты, хотя они кажутся человеку чем-то очень устойчивым, вечным, стоящим как бы вне его и над ним, в конечном счёте, складываются из бесчисленных человеческих влияний и под воздействием симпатий» (Ксения Касьянова). Даже не сознавая этого, участники неформальных дружеских групп тяготеют к архетипам русского национального сознания: воздержанию, самоограничению, нестяжанию, смирению, правдоискательству, и в высших точках – к самопожертвованию. Они сеют горчичные зерна подлинной духовности, постепенно распространяют в обществе новую нравственную атмосферу. «Борьба за поддержание и восстановление нравственности – эта «обречённая» борьба, которую невозможно довести до окончательной победы, – имеет для нас на современном этапе особое, совершенно неоценимое в историческом плане значение» (Ксения Касьянова).

В книге «О русском национальном характере», написанной в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов, Ксения Касьянова приходит к выводу, что этот малозаметный процесс нравственного собирания имеет всеобщий смысл: «Впервые за несколько столетий (со времен Возрождения) человек, так яростно самоутверждавшийся всеми средствами, так беззаветно веривший в свои силы и своё блистательное будущее, – возжелал смирения, выполнения моральных императивов и следования принципам воздержания. Может быть, впервые за всю свою историю человек этого захотел. Он почувствовал вдруг отвращение ко всем этим романтическим идеалам безгранично свободного сверхчеловека и пожелал возложить на себя моральные вериги. Он почувствовал уважение к настоящей морали, не той, которую… совершенная в своей уникальности личность имманентно порождает из себя, а к морали, которая представляет из себя «собрание правил банальных, но самых необходимых для жизни». И он согласен вести за эту мораль  «обреченную борьбу», а побеждать он не хочет. Это совершенно новое и беспрецедентное движение в нашем общественном сознании… даёт возможность поработать конструктивно, на пользу нам самим, а именно – на внутреннюю пользу, на пользу сиюминутную, не для каких-то туманных мирских идеалов в необозримом будущем. Будущее перестает нас волновать. Мы всё больше осознаём невозможность и ненужность устраивать его по своему усмотрению. Нужно действовать в пользу добра – всегда и неизменно – и не покушаться подменять собой Провидение. Слишком жалкими средствами мы будем пытаться выполнять Его работу… Утверждение абсолютизации моральных императивов, признание необходимости возвращения человеку комплексов, чувства греха, чувства своей виновности, готовности и умения каяться, отказываться от своих намерений и планов в тот момент, когда ясной становится их несовместимость с моральными постулатами, – вот, по-видимому, то, что современный человек старается восстановить в процессе своего правдоискательства. Восстановление в своих правах принципа смирения как высочайшей добродетели было бы возвращением из небытия одного из ярчайших архетипов нашей этнической культуры».

Основная движущая сила истории – духовное нравственное самоопределение личности. В творчестве гениев и пассионариев закладываются образы целых эпох. Всё безличное, что этому противостоит, – это анти-история, ибо разрушает преображающий смысл истории. И сегодня, в век невиданного разврата и развоплощения человека, разгула масс, торжества железных законов истории, в эпоху тотального потребительства, автоматизированности – мир спасет от гибели праведное персоналистическое усилие: творческое слово, ответственный выбор, нравственный подвиг духовной личности. Соборно-персоналистические принципы бытия открывают, что бескорыстное служение истине немногих может оказаться спасительным для всех: «Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12,32). Возрождение личности в России может опираться на уникальные духовные достижения русской истории и православной культуры, которые неуничтожимы и являются нашим спасительным наследством.

Это не означает жёсткой предопределенности происходящего. Всё может измениться в любой момент, так как судьба человека зависит от направленности его воли. Можно спастись в последнее мгновение, а можно и рухнуть на подъёме. Внутренне многое в России определилось, но будущие события, как всегда, окажутся неожиданными для современников. Главное происходит именно тогда, когда ждущие перемен отчаиваются и перестают ждать. В попытках разгадать будущее мы склонны проводить аналогии с прошедшим, и отчасти это помогает. Но происходящее сейчас – исторически беспрецедентно, и мы должны быть готовыми к тому, что грядущее окажется ни на что не похожим. Отсутствие чувства ответственности за историю делает многих слепыми, погруженными в суету или апатию. Большинство не верит в возможность перемен и не замечает их, но поскольку они вошли в жизнь, склонно считать, будто так было всегда и не могло быть иначе. Необходимо преодолеть историческую апатию и открыться преображающей динамике истории. Момент выбора судьбы требует особого сосредоточения памяти и напряжения самосознания, взыскательной оценки прошедшего и углубленного осознания настоящего.

Ныне в образованном слое наметился процесс, обратный дореволюционному разложению начала ХХ века – духовное собирание, нравственное средоточение, религиозное восстановление. Этот процесс выделяет в интеллигенции своего рода духовное братство тех, кто стремится искупить историческую вину перед народом, кто пытается осознать общие заблуждения и пороки, ищет пути из вавилонского пленения души России, обретает идеалы спасения Отечества. Есть, может быть, несколько тысяч человек в России, принявших бремя ответственности за духовную судьбу своей Родины. Они разрозненны, социально не защищены, многие не известны широкому кругу, но каждый движим велением совести и чувством долга. Эта круговая порука добра и является могучей единящей созидающей силой (евангельской закваской или горчичным зерном).

Русская православная культура возрождается за пределами циничной официозной идеологии и растленной масскультуры. Её создатели не мелькают на экранах телевизоров, а их творения обходят молчанием или же подвергают остракизму и хуле. Православный проповедник и миссионер, религиозный писатель и художник, христианский философ, ответственный гражданин и совестливый политик, – они созидают реальность духа, которая оздоравливает общественную атмосферу, повышает нравственную взыскательность людей. От немногочисленных тружеников духа и зависит будущее России.

 

Христиане – первые из тех, кто очнулся от всеобщего помутнения. Нам легче не потому, что мы лучше других, а потому, что с нами Бог. Это накладывает на нас и бремя великой ответственности. Только всепонимающая любовь, покаяние и взаимопрощение остудят накал всеобщей вражды и ненависти: «…Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, а дал нам слово примирения. Итак, мы – посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2Кор. 5,19-20). Любовь открывает, что враги наши – не люди, окружающие нас, а порабощающие нас духи. Православные русские первыми призваны остановить братоубийственную брань в своем народе и понять, что сеющие зло на нашей земле – не только враги наши, но и заблудшие наши братья. Обманутые и лгущие, больные и бесноватые, порочные и преступные, но наши сородичи, которых мы не должны отвергать. Самое трудное – в конкретной ситуации суметь сохранить чувство христианского милосердия и христианской бескомпромиссности. Но христианское нравственное очищение души не означает аморфности, безволия, псевдотерпимости.

В современном мире в разных проявлениях торжествуют антихристианские силы, что требует от православных усилия борьбы, но только христианскими средствами. Вражде и ненависти мира сего христиане призваны противостоять верностью заповедям любви, сострадания и милосердия: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумом твоим… Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22.37,39); «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5.44-45). Невозможно человеку удержаться на опаляющей высоте духа безмерной любви, но мы призваны сохранить искру его в себе, опамятоваться всякий раз в предстоянии перед решающим выбором. Стремиться действовать с полнотой любви к Богу и к людям, но с непримиримостью ко злу, ибо «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6.12). Самое трудное – отделить себя от современных духов злобы, но суметь найти путь к сердцу заблудших и падших врагов ваших. Но это и есть крёстный, единственно верный для христианина путь борьбы со злом. На этих началах православные люди могут стать достойными гражданами своего земного отечества.