9. Опять о религии абхазов
В религии абхазов Царству Небесному соответствует понятие ХЫХЬ ИҚОУ: то, что наверху. В этом Верхнем мире есть ЖәҨАНГУАШәҦХЬАРА: Небесные врата, за которыми находится АНЦәА ИТәАРҬА: место, где сидит Бог; иногда о каком-то красивом месте, холме говорят “подобно тому месту, где Бог сидит”. В этом мире царствует Всевышний в зримом облике ШЬАШәЫ, от Которого “исходят золотые лучи”; жрец святилища ДЫДРИПШ рассказывал о видениях, в которых ШЬАШәЫ предстает “седовласым, с раскаленными ногами”. С Верхнего мира прилетают ангелы: АШАЦәА и АМААЛЫҚЬ; неумирающий пророк АПААИМБАР имеет связь с Верхним Миром. В абхазских молениях редко произносится имя Самого Бога: старики говорили, что когда часто произносится Его имя, “у Него голова болит от этого” – здесь прототип более поздней заповеди Моисея: “не поминай имени Господа Бога твоего всуе”. Поэтому в обычных молениях абхазов, всегда обращенных к Богу, непосредственно называют Верхний мир, то, что наверху. А Самого Бога чаще всего именуют: «Сотворивший нас»: «посмотри на нас теплым взглядом, Сотворивший нас».
В абхазских религиозных преданиях можно найти и представления о Царстве Божьем на земле. В какой-то мере его прототипом было нартское общество, идеальное и справедливое – несмотря на постоянные препятствия со стороны врагов. Мать и глава этого общества Сатаней Гуаща имела доступ к Всевышнему и обладала особой Божественной силой АДОУҲА; с помощью этой силы оказывала благотворное воздействие на людей и природу, противостояла враждебным, отрицательным влияниям. Ее сын Сасрыква получал силу АДОУҲА от матери и умножал ее своими подвигами и трудами. Учителя нартов АЕРГИ, немногочисленные, но могущественные, еще в большей степени, чем нарты, обладали этой силой, полученной от Бога.
10. В начале было Слово
Рассмотрим еще один аспект христианских представлений о Божественном Человеке. Иоанн Богослов развивает учение о Нем, то есть об Иисусе до воплощения, как о СЛОВЕ БОЖИЕМ. Перекликается с книгой Бытия: В НАЧАЛЕ СОТВОРИЛ БОГ…(БЕРЕШИТ БАРА ЭЛОХИМ…) Евангелие от Иоанна, изначально написанное, как и большая часть других книг Нового Завета, на греческом языке. Это начало, (Ин. 1:1-17), торжественно читается во время Пасхальной Заутрени на разных языках мира.
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО, И СЛОВО БЫЛО У БОГА , И СЛОВО БЫЛО БОГ. ОНО БЫЛО В НАЧАЛЕ У БОГА. ВСЕ ЧЕРЕЗ НЕГО НАЧАЛО БЫТЬ, ЧТО НАЧАЛО БЫТЬ, И БЕЗ НЕГО НИЧЕГО НЕ НАЧАЛО БЫТЬ, ЧТО НАЧАЛО БЫТЬ. В НЕМ БЫЛА ЖИЗНЬ, И ЖИЗНЬ БЫЛА СВЕТ ЧЕЛОВЕКОВ. И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ, И ТЬМА НЕ ОБЪЯЛА ЕГО(Ин.1:1-5).
ИОАНН ИКНЫҬә АГУРӶЬАҼҲәАША.
АЛАГАРҬАН ДЫКОУП АЖәА, АЖәА ДИЦЫКОУП АНЦәА, АЖәА ДЫНЦәОУП. АЛАГАМҬАН ИАРА АНЦәА ДИЦЫКОУП. ИКАЛАЗ ЗЕГЬЫ ИАРА ИЛА АКАЛЕИТ, ИАРА ИДА АКГЬЫ ЗЫКАМЛЕИТ, ИКАЛАЗ АКНЫТә. АҦСТАЗААРА - БЗАЗАРА ИАРА ИМОУП, УБРИ АҦСТАЗААРА - БЗАЗАРА АУАЛ РЗЫ ЛАШАРОУП. УИ АЛАШАРА АЛЫШЬЦАРА ПЫЛХАТ АҼЫ ИҦХОИТ, АЛАШЬЦАРА ПЫЛҲАҬ АҼЫ ИҦХОИТ, АЛАШЬЦАРА ПЫЛХАҬ АЛАШАРА ИЗАХАМҦЕИТ (абх. пер. И.Хварцкия).
Говоря о Божественной Энергии, излучаемой Богом, апостол называет СЛОВО также СВЕТОМ. При этом он не оставляет сомнений в том, что это СВЕТ несотворенный. "Человек Иоанн" (Креститель), о котором Сам Иисус сказал: “из рожденных женщинами не вставал больший” (Мф.11:11), все же “не был свет”. Возможно, Иоанн Богослов знает о древнем таинстве сотворения человека через духовное рождение в Адаме, когда говорит о новом рождении в Иисусе Христе:
А ТЕМ, КОТОРЫЕ ПРИНЯЛИ ЕГО, ВЕРУЮЩИМ ВО ИМЯ ЕГО, ДАЛ ВЛАСТЬ БЫТЬ ЧАДАМИ БОЖИИМИ, КОТОРЫЕ НЕ ОТ КРОВИ, НИ ОТ ХОТЕНИЯ ПЛОТИ, НИ ОТ ХОТЕНИЯ МУЖА, НО ОТ БОГА РОДИЛИСЬ (1:12-13).
ИАРА ДЫЗДЫЗКЫЛАЗ, ИАРА ИХЬӠХАЗҴАЗ, АМЧ РОУИТ АНЦәА ИҾЫНТә ИКАЛАРАТәЫ, УРТ АШЬА АКУМ, АЦәЕИЖЬ АҬАХХАРА АКУМ ИКАЗҴАЗ, АХА АНЦәА ИҾЫНТә ИКАЛЕИТ.
Человек Иисус есть воплощенное СЛОВО. О нем свидетельствует Иоанн, говоря о двух природах Иисуса: как человек, Он есть “идущий за” Иоанном, как предвечное Слово Он “был прежде” Иоанна; здесь апостол проясняет также отношение благовестия Иисуса к делу Моисея.
Завершая свое великое богословское свидетельство, Иоанн отождествляет СЛОВО с СЫНОМ, в Котором становится видимым невидимый Бог: БОГА НЕ ВИДЕЛ НИКТО НИКОГДА; ЕДИНОРОДНЫЙ СЫН, СУЩИЙ В НЕДРЕ ОТЧЕМ, ОН ЯВИЛ (Ин.1:18).
В некоторых древнейших кодексах Нового Завета вместо выражения “Единородный Сын” стоит “Единородный Бог”, что, очевидно, не меняет смысла текста. Учение Иоанна о СЛОВЕ БОЖИЕМ настолько отличается от сложившихся к тому времени еврейских и греческих представлений (хотя и отдаленно перекликается с ними), что это учение нужно рассматривать как Богооткровенное в своей основе. Именно тогда, в Откровении на острове Патмос, Иоанн впервые узнал это новое имя Иисуса: “Слово Божие”: “И увидел я отверстое небо, и вот, конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует… Имя Ему: “Слово Божие” (Откр.19:11-13). И это Имя вошло в Евангелие от Иоанна, написанное позже Откровения.
11. Логос как Энергия
Тем не менее в Евангелии Иоанна мы видим, что это откровение глубоко продумано и отчеканено в четкие формулы на греческом языке. Оно написано Иоанном в городе Ефесе, в глубокой старости, когда в христианских общинах были хорошо известны и стали привычными остальные три Евангелия. Задача Иоанна состояла не в повторении известных фактов из жизни Иисуса, но в развитии строгого богословского учения для противостояния грозной опасности: нарастающей гностической ереси, посредством которой Сатан начинал свою многовековую упорную работу по овладению человеческим умом. Только религия Слова, религия Логоса могла отнять у “отца лжи” (Ин.8:44) решающую для конечного исхода борьбы великую сферу человеческого разума.
Христианство как религия, Новый Завет как целостное учение есть совместный плод еврейского и греческого духа. Огромный массив живого и пламенного религиозного опыта евреев был осмыслен, приведен в стройную и логическую картину мира с помощью понятий и методов, с помощью того стиля мышления, который веками вырабатывался лучшими умами Эллады.
Иоанн Богослов, вводя новое для Св. Писания понятие Логос Λογος: Слово – тем самым связывает библейское учение о Боге с высшими достижениями греческой философии, которые сконцентрированы в гераклитовском и стоическом понятии ЛОГОС. Не случайно Иоанн последние годы своей проповеди провел в городе ЭФЕС, где за 600 лет до него создавал свое учение о ЛОГОСЕ Гераклит Эфесский. Идея Логоса есть представление о мире как о гармонично согласованном, разумном целом. Внутри этого целого, по словам Гераклита, “все течет”, “нельзя дважды войти в одну и ту же реку”, ибо в каждый момент это уже другая река. Вещи и даже субстанции вещей переходят, перетекают друг в друга, но во всем этом есть нечто неизменное: ЛОГОС – ритм взаимоперехода, законосообразность взаимоотношений вещей. Иоанн говорит: “в Нем была жизнь” – Логос есть внутренняя структура и ритм этой вечной жизни.
Понятие ЛОГОСА, отодвинутое на второй план у Платона и Аристотеля (которые при этом детально проработали вопрос о соотношении мира идей и форм с миром вещей), возрождается у стоиков, сыгравших большую роль в подготовке греко-римского мира к принятию христианства. Стоики описывают ЛОГОС как эфирно-огненную, тонко-материальную душу космоса, как совокупность формообразующих потенций и сил, которые они называли “семенными логосами”, от которых “зачинаются вещи”. Именно эллинскому гению мы обязаны представлением о том, что мир, бытие, вещи имеют свой внутренний закон, порядок, Логос. Но только Иоанн Богослов поднимает понятие ЛОГОСА на предельную высоту, отождествляя Его с Сыном Божиим, с Божественным Светом, с видимым образом невидимого Бога; Бог, таким образом, тоже имеет Свой ЛОГОС, или Сам Логос имеет Божественный статус. В этом представлении о внутренней разумности, закономерности бытия лежит основной пафос и предпосылка классической европейской философии, а также современной науки.
Поскольку для исхождения Божественной природы вовне, для зримого самовыражения невидимого Бога твердо установлено паламитское понятие: ЭНЕРГИЯ, то Логос можно понимать как ту же Энергию, но под аспектом формы, структуры, внутренней организации. В этом аспекте Божественная Энергия есть также Божественная Мысль и Божественное Слово, а мир “окрест Божества”, мир Божественных Энергий, Царство Божие есть мир несотворенных, предвечных Божественных Идей, Царство Логоса, царство разума и смысла. В более узком смысле, в отличие от логосного аспекта, понятие Энергии подчеркивает динамический, действующий, волевой аспект Божественного Самовыражения и Самоисхождения. Третий же аспект Энергии: онтологический, сущностный, субстанциональный, природный, тач что можно говорить даже о Божественной Материи.
12. Сначала надо смолоть зерно
В абхазском языке непосредственно понятия Логоса нет, но есть те корни, из которых это понятие могло вырасти. Близкими по звучанию являются (А)ЛАГА(РҬА) или (А)ЛАГА(МҬА): начало; (А)ЛАГА(РА): молоть зерно. Можно предположить существование более древней, адамитской формы АЛАГААН: начало, буквально свет (АЛА) рая (ГАН) Божьего (АН). Ключевым фактом, однако, служит общность корней АЖәА: слово и АЖәЛА: семя (род, семья, потомство), откуда АЖәЛАР: народ. Сравнением произнесенного слова с посеянным семенем проникнуты евангельские притчи Иисуса, в абхазском же эти понятия просто совпадают! Как могло возникнуть такое совпадение? Не есть ли это языковая проекция адамитсткого таинства, в котором сотворение человека сопровождалось не только символическими действиями, но и обязательными сакральными словами. Так и в христианстве таинство нового рождения (крещение) содержит два обязательных компонента: погружение в воду (или окропление водой) и произнесение слов: “крещается во имя Отца и Сына и Святого Духа”. Такое истолкование подкрепляется другими значениями АЖә, а именно АЖәЫҬә: ветхий, очень древний и АЖәҨАН: небо – букв. “слова Бога (АН)” или “семена Бога”. Формант Ҩ означает “внутри”;
ср. АҨ: помещение, емкость, дом, древнее название дольмена; УАҨ: человек, но УА – тоже “человек”.
М. б. УА: просто человек “из племени адама”, УАҨ: человек из дольмена, прошедший таинство, адамит.
В связи с этим АЖәҨАН может иметь смысл: слова (семена) Бога, идущие внутрь (человека). Несколько неожиданным может показаться АЖә: корова, но и эта ассоциация приобретает глубокий смысл, если сакральные, Божественные слова были записаны на коже (корова = кожа, обычная параллель во многих языках). Сравним АЖәҨАН с очень древним ШХАКИМ שהכים: небеса (вместо обычного ШАМАИМ), где возникают ассоциации с ШКУЛ שכל: ум, учиться;
с ШКИНА שכינה: Дух Божий, Слава Божия;
но также с ША שה: ягненок,
т.е. снова “кожа”, или, м.б. жертвоприношение “небесам”.
Если вспомнить, что “орошение земли” (Быт. 2:6), которое мы интерпретировали как “одухотворение, обучение” племени адама, тоже ШКА, то содержание понятий евр. ШХАКИМ и абх. АЖәҨАН становится очень близким. Само ШАМАИМ שמים можно понять и как “имена”, от ШЕМ שם. Священный характер написанного слова выражен в словах АНҴАРА: наносить письмена – здесь сохранено имя Бога АН; АҨҨРА: писать – м. б. связано с понятиями “человек” и “дольмен”, т. е. с таинством адамитской инициации.
Если АНҴАРА: наносить письмена – букв. “Бог учит”,
АҴАРА: учиться;
то АХУЦРА: думать – связано с
АХЫ: голова и ЦЫРА: зерно, близкое по смыслу к АЖә: семя, слово;
т.е. АХУЦРА: “слово в голове!”
Кстати, не отсюда ли рус. “Без царя в голове”, т.е. глупый, не имеющий мыслей; такие видоизмененные заимствования могли возникать при интенсивных связях Руси с “обезами” (абхазами) в период Абхазского Царства VII-XII в.в., если не намного раньше (племя РУСОВ проживало в районе Керчи уже в начале послепотопных времен!). Глубокое, изначальное представление о том, что мысль исходит из центра, середины человеческого существа, из сердца, выражено в АГУҬАКЫ: мысль – букв. “то, что в сердце (ГУ)”, а также в СГУЫ ИҬОУП: я думаю об этом – букв. “лежит в сердце”. Сравним это с библейскими выражениями: “от избытка сердца говорят уста”; “из сердца доброго выходят помышления добрые, а из сердца злого – помышления злые”; “сложила слова эти в сердце своем” и т.п.
13. Логос – единый корень религии и науки
В связи с понятием Логоса и вопросом о происхождении науки, отметим замечательное открытие, принадлежащее Т.П. Шакрыл, которая установила, что в абхазском языке сохранилась особая грамматическая форма, применяемая исключительно для выражения универсальных закономерностей. В других современных языках такая форма отсутствует, но установлено ее наличие в древнегреческом. Когда мы констатируем единичный факт: “на востоке восходит Солнце” или утверждаем неизменный закон природы: “Солнце восходит на востоке”, то употребляем одну и ту же форму глагола: “восходит”. Коренное различие смыслов устанавливается с помощью контекста, интонации или вспомогательных слов. Можно сказать, что естественному, ненаучному языку идея объективной закономерности чужда или, точнее, незнакома. Между тем в абхазском языке имеется особая глагольная связка АУП, которая употребляется только для выражения закономерных событий; соответствующая ей отрицательная связка АКУМ. Таким образом, фундаментальная предпосылка научного и философского мышления заложена в грамматическом строе абхазского языка и, по нашему убеждению, восходит к языку адамитскому.
Мы имеем все основания утверждать, что идея объективной закономерности так же не могла возникнуть естественным путем, как не могла сама собой возникнуть идея небесного Бога-Творца: обе идеи могли быть сообщены древнему человеку только путем особого откровения. Первой наукой в древности была, безусловно, астрономия (точнее, астрология) и ее создателем традиционно считается грч. ГЕРМЕС = егип. ТОТ = библ. ЕНОХ. Именно он мог запечатлеть научный (или прото-научный) стиль мышления в грамматическом строе адамитского языка; этот особый языковой пласт доныне сохранился в абхазском. О древнейшем развитии астрономии на территории Абхазии свидетельствует культура кромлехов, неразрывно связанная с дольменной культурой. Установлено, что кромлехи (самый знаменитый из них – Стоунхендж в южной Англии) служили одновременно календарями, обсерваториями и жертвенниками, связанными с культом умерших. Однако исследование абхазских кромлехов находится лишь в самой начальной стадии; на этом пути исследователей, возможно, ожидают самые интересные и неожиданные открытия.
Здесь можно высказать мысль о двух аспектах адамитского откровения: персоналистическом и объективном. Семитские народы оказались наиболее восприимчивы к откровению Бога как Личности и, соответственно, к личностному восприятию человека и мира; тогда как индоевропейцы, особенно греки, стали преимущественными носителями второго аспекта – идеи Логоса, идеи Космоса, подчиненного строгим, неизменным, объективным законам, установленным Тем же Творцом. Но первоначально эти два аспекта откровения не отделялись друг от друга: известно во всяком случае, что шумерские и египетские жрецы еще совмещали как религиозное, так и научное восприятие мира. В наши дни осознание единого корня религии и науки необходимо для преодоления их трагического антагонизма. Это осознание необходимо также для разрешения глубоких противоречий между индоевропейской (арийской) и семитической (еврейской и исламской) духовностью.
14. Выковать человека
Вернемся к вопросу о Боге невидимом и Боге видимом. Для Адама именем Всевышнего невидимого Бога было АН; как же называл Адам Того, Кто стоял перед ним, Божественного Человека, с Которым он беседовал в Эдеме? Абхазская мифология сохранила и это имя: ШЬАШЪЫ – Он живет на небе и служит непосредственным “представителем”, зримым явлением Всевышнего АНЦЪА. К ШЬАШЪЫ, от Которого “исходят золотые лучи”, абхазский народ обращается с молитвой: “Да не потеряем свет, исходящий от Тебя. Да простится нам наше незнание”.
В народных представлениях Он стал прежде всего “кузнечным богом”: именно Его “долями”, или, точнее, долями “небесной кузни” являются железные части символической священной кузни, которая и сейчас стоит во многих абхазских дворах. Кузнечный мотив находит дальний отзвук и в новозаветной метафоре, в описании прославленного человека Иисуса, открывшегося Иоанну: “ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи” (Откр. 1:15); халколиван – название ливанской меди; печь – образ кузни. Идея творения в древнейшей религии была выражена в образе Бога как Небесного Кузнеца: Всевышний не только Своими руками делает человека, но сотворяет и материал, небесное (метеоритное) железо, из которого Он выковывает его оружие, а иногда и части его тела. Впоследствии этот образ воспроизводится в библейском рассказе о сотворении человека из “праха земного”, что в древности понималось буквально как “глина”. Именно факт своей сотворенности Богом дает человеку отнологическое право спорить со Своим Создателем: “Объяви мне, за что Ты со мною борешься?… Твои руки трудились надо мною, и образовали всего меня кругом, – и Ты губишь меня? Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня? Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотию одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой?”(Иов.10:2-12).
Образ сотворения человека Небесным Кузнецом находит свое выражение в абхазском языке. АЖЬИ: кузнец; АЖЬИРА: кузня; АЖЬЫХҴә: раскаленная железная палка и т.п. Но в то же время, абх. АЖЬЫ: плоть, мясо; так, моление о благополучных родах называется АЖЬАҲАРА, где второй корень АҲАРА: ткать. Таким образом выясняется, что в древности понятие железо-плоть-кузнец выражались одним словом. Отголосок древнего почитания ШЬАШәЫ как Небесного Кузнеца содержится в названии первого месяца года. В абхазском он называется “месяц ШЬАШәЫ”; если удастся доказать, что индоевропейское ЙАНУАР восходит к имени нартского кузнеца АЙНАР, то окажется, что культ ШЬАШәЫ совпадает с культом кузнеца АЙНАР.
Идея сотворения человека в кузне находит прямое и мощное отображение в нартском эпосе, имеющем множество вариантов, в которых неизменно присутствует наделенный необыкновенной, чудесной силой кузнец, выковывающий главного героя эпоса Сасрыкву.
Приведем один из вариантов нартского сказания о сотворении Сасрыквы, записанный профессором Ж. Дюмезилем в Анатолии со слов убыха Тевфика Эсенча: “Льапш подошел к камню и ударив молотком, сбил верхнюю часть камня. Когда они посмотрели – новорожденный сидит в камне. Он испускал огонь со всех сторон. Льапш кузнечными щипцами взял новорожденного за бедра и окунул три раза в воду. Огонь, который он излучал, прекратился .... Нарты стоявшие сильно удивились. Льапш сказал: Я дал ему имя Саусырыкьуа” (А.М. Гадагатль, стр. 195).
В частом употреблении в нартском эпосе термина “железный”: абх. АИҲАҬәЫ, Е.И.Крупнов видит “отражение самой сущности ранне-железного века”: железная скамья нартов, железная балка над очагом, железные ворота; у Сасрыквы железные ноги, он рос в железной колыбели, сидит на железном седле; у богатыря Нарчхоу железные усы (Е.И. Крупнов, стр. 373). В древнем абхазо-адыгском обществе кузнецы рассматриваются “как жрецы – представители особой касты” (И.А. Аджинджал). Связь железа с небом отражена, в частности, в абхазском нартском сказании о мече Сасрыквы. Когда малолетнего Сасрыкву не взяли в военный поход, он запряг зубров в огромный плуг нартов и начал пахать. Рассердившись на заупрямившегося зубра, он бросил в него “ком глины”, который неожиданно пронзил зубра насквозь. Оказалось, что это кусок железа, да такого прочного, что от него гнулось лезвие плуга. Сасрыква понял, что это не обычное железо, но АФЫРХЫ: пуля Афы – божества грозы. Из этого небесного железа кузнец Айнар выковал знаменитый меч Сасрыквы.
15. Божество кузни или Бог - кузнец?
Приходя к выводу об “исключительном архаизме” предания о ШЬАШәЫ, В.Г. Ардзинба пишет: “Во-первых, кузнец Айнар представляет собой образ, возникший на основе Шьашвы. Поэтому детальное изучение функций Айнара в нартском эпосе и других фольклорных текстах может существенно расширить наши представления об образе Шьашвы. Во-вторых, Шьашвы – это не столько божество кузни, сколько бог-кузнец” (В.Г. Ардзинба, стр. 276).
Выводы В.Г. Ардзинба вплотную подводят к нашей гипотезе о существовании в древности особого обряда “вочеловечивания”, включения в род Адама. Говоря о Сасрыкве, он подчеркивает: “Новорожденный не плачет, не издает ни звука до того момента, как нартский кузнец закалит его. В результате закалки происходит резкая перемена в поведении младенца – он подает голос. Иначе говоря, именно в результате закалки происходит собственно рождение героя, подобно тому как завершается становление кузнеца или как после прохождения инициационных обрядов юноша включается в число полноправных членов коллектива” (там же, стр. 284).
В исследованиях В.Г. Ардзинба находят подкрепление также и наше понимание ШЬАШәЫ как видимого проявления Бога Творца в библейско-христианском контексте: “Ритуал в кузне у абхазов мог представлять собой акт символического создания или воссоздания вселенной. Главным творцом ее является кузнец” (там же, стр. 298). Наконец, в именовании ШЬАШәЫ-АБЖЬНЫХА: “ШЬАШәЫ - семь святынь”, можно усмотреть подтверждение представления о Нем, как о Небесном Человеке, центре и средоточии мира Божественных Энергий. Анализируя архаический обряд поклонения ШЬАШәЫ, в котором семь свечей скручиваются в одну, В.Г. Ардзинба предполагает, что получившаяся большая свеча “может соотноситься с ШЬАШәЫ как единым целым и, одновременно, семичастным”. В.Г.Ардзинба пишет: “ Божество кузни именуется “семь святынь” или “семь братьев” потому, что оно включало в себя семь духов покровителей, т.е. ШЬАШәЫ одновременно целое и его части” (там же, стр. 280). Первое в истории откровение “видимого Бога” – образ ШЬАШәЫ-АБЖЬНЫХИ перекликается с последним – апокалиптическим образом Иисуса, который именуется: “Имеющий семь духов Божиих и семь звезд” (Откр. 3:1); Он ходит среди “семи золотых светильников” (Откр. 1:12-13; 2:1); Он имеет “семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю” (Откр. 5:6). Об Иисусе Откровения, из уст Которого выходит “острый с обеих сторон меч” (Откр. 1:16;2:12;19:15), а также о “тысячелетнем царстве” того же Откровения (20:4) напоминает пламенная молитва, обращенная к ШЬАШәЫ участниками кузнечного таинства:
О ШЬАШәЫ, все семь святынь!
Ты, чей кинжал пронзает,
Ты, чей кинжал вонзается!
Одари своей лаской,
Одари своей милостью,
Сотвори для нас тысячи лет! (В.Г. Ардзинба, стр.291)
16. Четыре кузнеца
Отголосок древнейшего предания о “Небесном кузнеце” сохранился у евреев. Толкуя видения пророка Захарии (гл. 2, гл.3), Талмуд говорит о “четырех кузнецах”: это Енох, Илья, затем Мессия из колена Иосифа, которого народы земли закуют в оковы и подвергнут мучениям (Пс. 22:8-16) и наконец, Мессия из колена Иуды, который убьет врага “дыханием уст своих” (Ис.11:4) (Еврейская энциклопедия, ст. Эсхатология). К Мессии из колена Иосифа Талмуд относит пророчество Захарии о “жителях Иерусалима”: “Они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают о единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце” (Зах.12:10). Однако апостол Иоанн связывает это пророчество с распятым Иисусом, Мессией из колена Иуды (Ин.19:37; Откр.1:7).
Пророчество же о Мессии из колена Иосифа в христианском контексте необходимо, как мы покажем далее, отнести к Михаилу, царю-помазаннику Христова царства на земле(Откр.1:7). В данном случае для нас важно то, что талмудическое употребление понятия “кузнецы” не имеет прямой опоры в Св. Писании: речь поэтому может идти об устном предании, сохраненном с глубокой древности и восходящем к адамитской традиции.
17. Первое имя видимого Бога
В абхазском варианте нартского эпоса ШЬАШәЫ упоминается как представитель Всевышнего АНЦәА, обладающий всей Его силой и властью; Он живет на небе и наделяется некоторыми антроморфными чертами. С этим пониманием ШЬАШәЫ как видимого проявления АНЦәА можно связать однокоренное слово (бзыбский диалект) АШЬАШЪЫР: тень; т. е. видимая “тень” невидимого Бога. С культом ШЬАШәЫ можно связать абхазский космогонический миф о “разверзании небесного свода” или “открытии небесных ворот”: ЖәҨАН-ГУАШәҦХЬАРА. Это грандиозное и редкое явление иногда сопровождается ярким сиянием, но чаще – видением райского неба; тот, кто удостоился его увидеть, испытывает огромную радость и получает благословение на всю жизнь: изобилие, семейное счастье, необычное долголетие. Тема “отверстого неба” проходит и через все библейское повествование (Иез. 1:1; Пс. 77:23; Мал. 3:10;Мф. 3:16; Деян. 7:56, 8:11; Откр. 4:1,11:19,19:11) и завершается великим апокалиптическим видением воинствующего Иисуса: “И увидел я отверстое небо, и вот конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует ... Имя Ему: Слово Божье... На одежде и на бедре Его написано имя: Царь царей и Господь господствующих” (Откр. 19:11-16).
В связи с ролью ШЬАШәЫ в древнейшей религии представляет особый интерес этимология этого имени и связанные с ним в абхазском языке ассоциации. Укажем прежде всего на производный термин, в который ШЬАШәЫ как компонент входит целиком: ЭЙЩЬАЩәЫЛОУ. В бытовом контексте это слово употребляется, когда о нескольких людях хотят сказать: “они во всех отношениях подходят друг другу”, “подходящая компания”. Аналогичный смысл дает толкование, связанное с АЕШЬА: брат и АШәРА: созреть, откуда ШЬАШәЫ: “созревшее, прочно сложившееся братство”. Метафорой полноты Божественного бытия может служить АШЬШЬАҲА: абсолютный покой – ср. славянское “вечный покой” и евр. ШХАКИМ: небеса, ШАКАТ: покой. Таким образом, имя ШЬАШәЫ со свойственной древним языкам метафоричностью и конкретностью дает намек на высочайшую реальность: сущностное единство нескольких лиц – то, что на русском языке отчасти передается словом “соборность”, вошедшим в церковно-славянский текст Символа Веры как перевод греч. КАФОЛИКОС (καθολικος): вселенский.
Имя ШЬАШәЫ несет в себе не только психологический, но также и онтологический оттенок (связь с сущностью), ср. родственное абх. слово АЩАРА: считать чем-то, напр. “это дерево я посчитал за яблоню”. Далее, первый слог ЩЬА: абх. “кровь” – но в библейском, вообще в древнем словоупотреблении “кровь” часто сближается с понятиями “сущность, суть”, а также “душа, жизнь”. Поскольку АШәА: подобный, такой же, тождественный, напр. САШәА: подобно тому как я, то ШЬАШәЫ: подобная, тождественная кровь или сущность, т. е. видимый ШЬАШәЫ имеет “ту же сущность”, что невидимый АНЦәА. Это позволяет предположить, что имя ШЬАШәЫ есть древнейшее и кратчайшее выражение того представления о Боге, которое лежит в основе еврейской и христианской религиозности и нашло свое четкое выражение в христианском богословии: в учении Афанасия Великого о том, что СЫН, т.е. Бог видимый, единосущен (ОМОУСИОС, ομοουσιος) ОТЦУ т.е. Богу невидимому. Первая анти-тринитарная ересь – арианская, была направлена именно на то, чтобы разрушить веру в сущностное тождество Отца и Сына. В борьбе с арианством и последующими ересями выковалось учение о Св. Троице: термин “единосущие” был введен в недра невидимой Троицы и стал означать природное сущностное тождество Трех Лиц. Сопоставляя тринитарный догмат с учением св. Григория Паламы об Энергиях, можно утверждать, что термин “единосущие” истинен в двух неразрывных смыслах: Три Лица единосущны друг другу и Троица единосущна Своей Энергии.
Еще один вариант этимологизации первоимени Небесного Кузнеца может быть выведен из параллели с абх. А-Шә-АРА: 1) измерять, платить; 2) испуг, страх. В таком случае ЩЬА + АШәРА = ШЬАШәЫ: платящий кровью или, наоборот: принимающий плату крови, взвесивший цену крови. Возможно, этот оттенок смысла имени ШЬАШәЫ (как и сам термин АШәАРА) установился после того, как ШЬАШәЫ принял жертву Авеля: кровь ягнят и козлят – прообраз крови самого Авеля, а в будущем – крови Иисуса.
Абхазский язык позволяет прочесть ШЬА/Р/ШәЫ как: сгустившаяся кровь, от ШЬА: кровь и АРШәЫ сгущать; это можно понимать в том смысле, что ШЬАШәЫ сконцентрировал, “сгустил” в Себе Божественную сущность (“кровь”), так что сделал ее видимой. В таком случае отголосок предания о ШЬАШәЫ, по образу Которого сотворен Адам, можно усмотреть в стихах Корана:
Читай! Во имя Господа твоего, который создает –
Создает человека из сгустившейся крови
96:2, пер. Г.С. Саблукова
В религии абхазов Царству Небесному соответствует понятие ХЫХЬ ИҚОУ: то, что наверху. В этом Верхнем мире есть ЖәҨАНГУАШәҦХЬАРА: Небесные врата, за которыми находится АНЦәА ИТәАРҬА: место, где сидит Бог; иногда о каком-то красивом месте, холме говорят “подобно тому месту, где Бог сидит”. В этом мире царствует Всевышний в зримом облике ШЬАШәЫ, от Которого “исходят золотые лучи”; жрец святилища ДЫДРИПШ рассказывал о видениях, в которых ШЬАШәЫ предстает “седовласым, с раскаленными ногами”. С Верхнего мира прилетают ангелы: АШАЦәА и АМААЛЫҚЬ; неумирающий пророк АПААИМБАР имеет связь с Верхним Миром. В абхазских молениях редко произносится имя Самого Бога: старики говорили, что когда часто произносится Его имя, “у Него голова болит от этого” – здесь прототип более поздней заповеди Моисея: “не поминай имени Господа Бога твоего всуе”. Поэтому в обычных молениях абхазов, всегда обращенных к Богу, непосредственно называют Верхний мир, то, что наверху. А Самого Бога чаще всего именуют: «Сотворивший нас»: «посмотри на нас теплым взглядом, Сотворивший нас».
В абхазских религиозных преданиях можно найти и представления о Царстве Божьем на земле. В какой-то мере его прототипом было нартское общество, идеальное и справедливое – несмотря на постоянные препятствия со стороны врагов. Мать и глава этого общества Сатаней Гуаща имела доступ к Всевышнему и обладала особой Божественной силой АДОУҲА; с помощью этой силы оказывала благотворное воздействие на людей и природу, противостояла враждебным, отрицательным влияниям. Ее сын Сасрыква получал силу АДОУҲА от матери и умножал ее своими подвигами и трудами. Учителя нартов АЕРГИ, немногочисленные, но могущественные, еще в большей степени, чем нарты, обладали этой силой, полученной от Бога.
10. В начале было Слово
Рассмотрим еще один аспект христианских представлений о Божественном Человеке. Иоанн Богослов развивает учение о Нем, то есть об Иисусе до воплощения, как о СЛОВЕ БОЖИЕМ. Перекликается с книгой Бытия: В НАЧАЛЕ СОТВОРИЛ БОГ…(БЕРЕШИТ БАРА ЭЛОХИМ…) Евангелие от Иоанна, изначально написанное, как и большая часть других книг Нового Завета, на греческом языке. Это начало, (Ин. 1:1-17), торжественно читается во время Пасхальной Заутрени на разных языках мира.
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО, И СЛОВО БЫЛО У БОГА , И СЛОВО БЫЛО БОГ. ОНО БЫЛО В НАЧАЛЕ У БОГА. ВСЕ ЧЕРЕЗ НЕГО НАЧАЛО БЫТЬ, ЧТО НАЧАЛО БЫТЬ, И БЕЗ НЕГО НИЧЕГО НЕ НАЧАЛО БЫТЬ, ЧТО НАЧАЛО БЫТЬ. В НЕМ БЫЛА ЖИЗНЬ, И ЖИЗНЬ БЫЛА СВЕТ ЧЕЛОВЕКОВ. И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ, И ТЬМА НЕ ОБЪЯЛА ЕГО(Ин.1:1-5).
ИОАНН ИКНЫҬә АГУРӶЬАҼҲәАША.
АЛАГАРҬАН ДЫКОУП АЖәА, АЖәА ДИЦЫКОУП АНЦәА, АЖәА ДЫНЦәОУП. АЛАГАМҬАН ИАРА АНЦәА ДИЦЫКОУП. ИКАЛАЗ ЗЕГЬЫ ИАРА ИЛА АКАЛЕИТ, ИАРА ИДА АКГЬЫ ЗЫКАМЛЕИТ, ИКАЛАЗ АКНЫТә. АҦСТАЗААРА - БЗАЗАРА ИАРА ИМОУП, УБРИ АҦСТАЗААРА - БЗАЗАРА АУАЛ РЗЫ ЛАШАРОУП. УИ АЛАШАРА АЛЫШЬЦАРА ПЫЛХАТ АҼЫ ИҦХОИТ, АЛАШЬЦАРА ПЫЛҲАҬ АҼЫ ИҦХОИТ, АЛАШЬЦАРА ПЫЛХАҬ АЛАШАРА ИЗАХАМҦЕИТ (абх. пер. И.Хварцкия).
Говоря о Божественной Энергии, излучаемой Богом, апостол называет СЛОВО также СВЕТОМ. При этом он не оставляет сомнений в том, что это СВЕТ несотворенный. "Человек Иоанн" (Креститель), о котором Сам Иисус сказал: “из рожденных женщинами не вставал больший” (Мф.11:11), все же “не был свет”. Возможно, Иоанн Богослов знает о древнем таинстве сотворения человека через духовное рождение в Адаме, когда говорит о новом рождении в Иисусе Христе:
А ТЕМ, КОТОРЫЕ ПРИНЯЛИ ЕГО, ВЕРУЮЩИМ ВО ИМЯ ЕГО, ДАЛ ВЛАСТЬ БЫТЬ ЧАДАМИ БОЖИИМИ, КОТОРЫЕ НЕ ОТ КРОВИ, НИ ОТ ХОТЕНИЯ ПЛОТИ, НИ ОТ ХОТЕНИЯ МУЖА, НО ОТ БОГА РОДИЛИСЬ (1:12-13).
ИАРА ДЫЗДЫЗКЫЛАЗ, ИАРА ИХЬӠХАЗҴАЗ, АМЧ РОУИТ АНЦәА ИҾЫНТә ИКАЛАРАТәЫ, УРТ АШЬА АКУМ, АЦәЕИЖЬ АҬАХХАРА АКУМ ИКАЗҴАЗ, АХА АНЦәА ИҾЫНТә ИКАЛЕИТ.
Человек Иисус есть воплощенное СЛОВО. О нем свидетельствует Иоанн, говоря о двух природах Иисуса: как человек, Он есть “идущий за” Иоанном, как предвечное Слово Он “был прежде” Иоанна; здесь апостол проясняет также отношение благовестия Иисуса к делу Моисея.
Завершая свое великое богословское свидетельство, Иоанн отождествляет СЛОВО с СЫНОМ, в Котором становится видимым невидимый Бог: БОГА НЕ ВИДЕЛ НИКТО НИКОГДА; ЕДИНОРОДНЫЙ СЫН, СУЩИЙ В НЕДРЕ ОТЧЕМ, ОН ЯВИЛ (Ин.1:18).
В некоторых древнейших кодексах Нового Завета вместо выражения “Единородный Сын” стоит “Единородный Бог”, что, очевидно, не меняет смысла текста. Учение Иоанна о СЛОВЕ БОЖИЕМ настолько отличается от сложившихся к тому времени еврейских и греческих представлений (хотя и отдаленно перекликается с ними), что это учение нужно рассматривать как Богооткровенное в своей основе. Именно тогда, в Откровении на острове Патмос, Иоанн впервые узнал это новое имя Иисуса: “Слово Божие”: “И увидел я отверстое небо, и вот, конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует… Имя Ему: “Слово Божие” (Откр.19:11-13). И это Имя вошло в Евангелие от Иоанна, написанное позже Откровения.
11. Логос как Энергия
Тем не менее в Евангелии Иоанна мы видим, что это откровение глубоко продумано и отчеканено в четкие формулы на греческом языке. Оно написано Иоанном в городе Ефесе, в глубокой старости, когда в христианских общинах были хорошо известны и стали привычными остальные три Евангелия. Задача Иоанна состояла не в повторении известных фактов из жизни Иисуса, но в развитии строгого богословского учения для противостояния грозной опасности: нарастающей гностической ереси, посредством которой Сатан начинал свою многовековую упорную работу по овладению человеческим умом. Только религия Слова, религия Логоса могла отнять у “отца лжи” (Ин.8:44) решающую для конечного исхода борьбы великую сферу человеческого разума.
Христианство как религия, Новый Завет как целостное учение есть совместный плод еврейского и греческого духа. Огромный массив живого и пламенного религиозного опыта евреев был осмыслен, приведен в стройную и логическую картину мира с помощью понятий и методов, с помощью того стиля мышления, который веками вырабатывался лучшими умами Эллады.
Иоанн Богослов, вводя новое для Св. Писания понятие Логос Λογος: Слово – тем самым связывает библейское учение о Боге с высшими достижениями греческой философии, которые сконцентрированы в гераклитовском и стоическом понятии ЛОГОС. Не случайно Иоанн последние годы своей проповеди провел в городе ЭФЕС, где за 600 лет до него создавал свое учение о ЛОГОСЕ Гераклит Эфесский. Идея Логоса есть представление о мире как о гармонично согласованном, разумном целом. Внутри этого целого, по словам Гераклита, “все течет”, “нельзя дважды войти в одну и ту же реку”, ибо в каждый момент это уже другая река. Вещи и даже субстанции вещей переходят, перетекают друг в друга, но во всем этом есть нечто неизменное: ЛОГОС – ритм взаимоперехода, законосообразность взаимоотношений вещей. Иоанн говорит: “в Нем была жизнь” – Логос есть внутренняя структура и ритм этой вечной жизни.
Понятие ЛОГОСА, отодвинутое на второй план у Платона и Аристотеля (которые при этом детально проработали вопрос о соотношении мира идей и форм с миром вещей), возрождается у стоиков, сыгравших большую роль в подготовке греко-римского мира к принятию христианства. Стоики описывают ЛОГОС как эфирно-огненную, тонко-материальную душу космоса, как совокупность формообразующих потенций и сил, которые они называли “семенными логосами”, от которых “зачинаются вещи”. Именно эллинскому гению мы обязаны представлением о том, что мир, бытие, вещи имеют свой внутренний закон, порядок, Логос. Но только Иоанн Богослов поднимает понятие ЛОГОСА на предельную высоту, отождествляя Его с Сыном Божиим, с Божественным Светом, с видимым образом невидимого Бога; Бог, таким образом, тоже имеет Свой ЛОГОС, или Сам Логос имеет Божественный статус. В этом представлении о внутренней разумности, закономерности бытия лежит основной пафос и предпосылка классической европейской философии, а также современной науки.
Поскольку для исхождения Божественной природы вовне, для зримого самовыражения невидимого Бога твердо установлено паламитское понятие: ЭНЕРГИЯ, то Логос можно понимать как ту же Энергию, но под аспектом формы, структуры, внутренней организации. В этом аспекте Божественная Энергия есть также Божественная Мысль и Божественное Слово, а мир “окрест Божества”, мир Божественных Энергий, Царство Божие есть мир несотворенных, предвечных Божественных Идей, Царство Логоса, царство разума и смысла. В более узком смысле, в отличие от логосного аспекта, понятие Энергии подчеркивает динамический, действующий, волевой аспект Божественного Самовыражения и Самоисхождения. Третий же аспект Энергии: онтологический, сущностный, субстанциональный, природный, тач что можно говорить даже о Божественной Материи.
12. Сначала надо смолоть зерно
В абхазском языке непосредственно понятия Логоса нет, но есть те корни, из которых это понятие могло вырасти. Близкими по звучанию являются (А)ЛАГА(РҬА) или (А)ЛАГА(МҬА): начало; (А)ЛАГА(РА): молоть зерно. Можно предположить существование более древней, адамитской формы АЛАГААН: начало, буквально свет (АЛА) рая (ГАН) Божьего (АН). Ключевым фактом, однако, служит общность корней АЖәА: слово и АЖәЛА: семя (род, семья, потомство), откуда АЖәЛАР: народ. Сравнением произнесенного слова с посеянным семенем проникнуты евангельские притчи Иисуса, в абхазском же эти понятия просто совпадают! Как могло возникнуть такое совпадение? Не есть ли это языковая проекция адамитсткого таинства, в котором сотворение человека сопровождалось не только символическими действиями, но и обязательными сакральными словами. Так и в христианстве таинство нового рождения (крещение) содержит два обязательных компонента: погружение в воду (или окропление водой) и произнесение слов: “крещается во имя Отца и Сына и Святого Духа”. Такое истолкование подкрепляется другими значениями АЖә, а именно АЖәЫҬә: ветхий, очень древний и АЖәҨАН: небо – букв. “слова Бога (АН)” или “семена Бога”. Формант Ҩ означает “внутри”;
ср. АҨ: помещение, емкость, дом, древнее название дольмена; УАҨ: человек, но УА – тоже “человек”.
М. б. УА: просто человек “из племени адама”, УАҨ: человек из дольмена, прошедший таинство, адамит.
В связи с этим АЖәҨАН может иметь смысл: слова (семена) Бога, идущие внутрь (человека). Несколько неожиданным может показаться АЖә: корова, но и эта ассоциация приобретает глубокий смысл, если сакральные, Божественные слова были записаны на коже (корова = кожа, обычная параллель во многих языках). Сравним АЖәҨАН с очень древним ШХАКИМ שהכים: небеса (вместо обычного ШАМАИМ), где возникают ассоциации с ШКУЛ שכל: ум, учиться;
с ШКИНА שכינה: Дух Божий, Слава Божия;
но также с ША שה: ягненок,
т.е. снова “кожа”, или, м.б. жертвоприношение “небесам”.
Если вспомнить, что “орошение земли” (Быт. 2:6), которое мы интерпретировали как “одухотворение, обучение” племени адама, тоже ШКА, то содержание понятий евр. ШХАКИМ и абх. АЖәҨАН становится очень близким. Само ШАМАИМ שמים можно понять и как “имена”, от ШЕМ שם. Священный характер написанного слова выражен в словах АНҴАРА: наносить письмена – здесь сохранено имя Бога АН; АҨҨРА: писать – м. б. связано с понятиями “человек” и “дольмен”, т. е. с таинством адамитской инициации.
Если АНҴАРА: наносить письмена – букв. “Бог учит”,
АҴАРА: учиться;
то АХУЦРА: думать – связано с
АХЫ: голова и ЦЫРА: зерно, близкое по смыслу к АЖә: семя, слово;
т.е. АХУЦРА: “слово в голове!”
Кстати, не отсюда ли рус. “Без царя в голове”, т.е. глупый, не имеющий мыслей; такие видоизмененные заимствования могли возникать при интенсивных связях Руси с “обезами” (абхазами) в период Абхазского Царства VII-XII в.в., если не намного раньше (племя РУСОВ проживало в районе Керчи уже в начале послепотопных времен!). Глубокое, изначальное представление о том, что мысль исходит из центра, середины человеческого существа, из сердца, выражено в АГУҬАКЫ: мысль – букв. “то, что в сердце (ГУ)”, а также в СГУЫ ИҬОУП: я думаю об этом – букв. “лежит в сердце”. Сравним это с библейскими выражениями: “от избытка сердца говорят уста”; “из сердца доброго выходят помышления добрые, а из сердца злого – помышления злые”; “сложила слова эти в сердце своем” и т.п.
13. Логос – единый корень религии и науки
В связи с понятием Логоса и вопросом о происхождении науки, отметим замечательное открытие, принадлежащее Т.П. Шакрыл, которая установила, что в абхазском языке сохранилась особая грамматическая форма, применяемая исключительно для выражения универсальных закономерностей. В других современных языках такая форма отсутствует, но установлено ее наличие в древнегреческом. Когда мы констатируем единичный факт: “на востоке восходит Солнце” или утверждаем неизменный закон природы: “Солнце восходит на востоке”, то употребляем одну и ту же форму глагола: “восходит”. Коренное различие смыслов устанавливается с помощью контекста, интонации или вспомогательных слов. Можно сказать, что естественному, ненаучному языку идея объективной закономерности чужда или, точнее, незнакома. Между тем в абхазском языке имеется особая глагольная связка АУП, которая употребляется только для выражения закономерных событий; соответствующая ей отрицательная связка АКУМ. Таким образом, фундаментальная предпосылка научного и философского мышления заложена в грамматическом строе абхазского языка и, по нашему убеждению, восходит к языку адамитскому.
Мы имеем все основания утверждать, что идея объективной закономерности так же не могла возникнуть естественным путем, как не могла сама собой возникнуть идея небесного Бога-Творца: обе идеи могли быть сообщены древнему человеку только путем особого откровения. Первой наукой в древности была, безусловно, астрономия (точнее, астрология) и ее создателем традиционно считается грч. ГЕРМЕС = егип. ТОТ = библ. ЕНОХ. Именно он мог запечатлеть научный (или прото-научный) стиль мышления в грамматическом строе адамитского языка; этот особый языковой пласт доныне сохранился в абхазском. О древнейшем развитии астрономии на территории Абхазии свидетельствует культура кромлехов, неразрывно связанная с дольменной культурой. Установлено, что кромлехи (самый знаменитый из них – Стоунхендж в южной Англии) служили одновременно календарями, обсерваториями и жертвенниками, связанными с культом умерших. Однако исследование абхазских кромлехов находится лишь в самой начальной стадии; на этом пути исследователей, возможно, ожидают самые интересные и неожиданные открытия.
Здесь можно высказать мысль о двух аспектах адамитского откровения: персоналистическом и объективном. Семитские народы оказались наиболее восприимчивы к откровению Бога как Личности и, соответственно, к личностному восприятию человека и мира; тогда как индоевропейцы, особенно греки, стали преимущественными носителями второго аспекта – идеи Логоса, идеи Космоса, подчиненного строгим, неизменным, объективным законам, установленным Тем же Творцом. Но первоначально эти два аспекта откровения не отделялись друг от друга: известно во всяком случае, что шумерские и египетские жрецы еще совмещали как религиозное, так и научное восприятие мира. В наши дни осознание единого корня религии и науки необходимо для преодоления их трагического антагонизма. Это осознание необходимо также для разрешения глубоких противоречий между индоевропейской (арийской) и семитической (еврейской и исламской) духовностью.
14. Выковать человека
Вернемся к вопросу о Боге невидимом и Боге видимом. Для Адама именем Всевышнего невидимого Бога было АН; как же называл Адам Того, Кто стоял перед ним, Божественного Человека, с Которым он беседовал в Эдеме? Абхазская мифология сохранила и это имя: ШЬАШЪЫ – Он живет на небе и служит непосредственным “представителем”, зримым явлением Всевышнего АНЦЪА. К ШЬАШЪЫ, от Которого “исходят золотые лучи”, абхазский народ обращается с молитвой: “Да не потеряем свет, исходящий от Тебя. Да простится нам наше незнание”.
В народных представлениях Он стал прежде всего “кузнечным богом”: именно Его “долями”, или, точнее, долями “небесной кузни” являются железные части символической священной кузни, которая и сейчас стоит во многих абхазских дворах. Кузнечный мотив находит дальний отзвук и в новозаветной метафоре, в описании прославленного человека Иисуса, открывшегося Иоанну: “ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи” (Откр. 1:15); халколиван – название ливанской меди; печь – образ кузни. Идея творения в древнейшей религии была выражена в образе Бога как Небесного Кузнеца: Всевышний не только Своими руками делает человека, но сотворяет и материал, небесное (метеоритное) железо, из которого Он выковывает его оружие, а иногда и части его тела. Впоследствии этот образ воспроизводится в библейском рассказе о сотворении человека из “праха земного”, что в древности понималось буквально как “глина”. Именно факт своей сотворенности Богом дает человеку отнологическое право спорить со Своим Создателем: “Объяви мне, за что Ты со мною борешься?… Твои руки трудились надо мною, и образовали всего меня кругом, – и Ты губишь меня? Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня? Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотию одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой?”(Иов.10:2-12).
Образ сотворения человека Небесным Кузнецом находит свое выражение в абхазском языке. АЖЬИ: кузнец; АЖЬИРА: кузня; АЖЬЫХҴә: раскаленная железная палка и т.п. Но в то же время, абх. АЖЬЫ: плоть, мясо; так, моление о благополучных родах называется АЖЬАҲАРА, где второй корень АҲАРА: ткать. Таким образом выясняется, что в древности понятие железо-плоть-кузнец выражались одним словом. Отголосок древнего почитания ШЬАШәЫ как Небесного Кузнеца содержится в названии первого месяца года. В абхазском он называется “месяц ШЬАШәЫ”; если удастся доказать, что индоевропейское ЙАНУАР восходит к имени нартского кузнеца АЙНАР, то окажется, что культ ШЬАШәЫ совпадает с культом кузнеца АЙНАР.
Идея сотворения человека в кузне находит прямое и мощное отображение в нартском эпосе, имеющем множество вариантов, в которых неизменно присутствует наделенный необыкновенной, чудесной силой кузнец, выковывающий главного героя эпоса Сасрыкву.
Приведем один из вариантов нартского сказания о сотворении Сасрыквы, записанный профессором Ж. Дюмезилем в Анатолии со слов убыха Тевфика Эсенча: “Льапш подошел к камню и ударив молотком, сбил верхнюю часть камня. Когда они посмотрели – новорожденный сидит в камне. Он испускал огонь со всех сторон. Льапш кузнечными щипцами взял новорожденного за бедра и окунул три раза в воду. Огонь, который он излучал, прекратился .... Нарты стоявшие сильно удивились. Льапш сказал: Я дал ему имя Саусырыкьуа” (А.М. Гадагатль, стр. 195).
В частом употреблении в нартском эпосе термина “железный”: абх. АИҲАҬәЫ, Е.И.Крупнов видит “отражение самой сущности ранне-железного века”: железная скамья нартов, железная балка над очагом, железные ворота; у Сасрыквы железные ноги, он рос в железной колыбели, сидит на железном седле; у богатыря Нарчхоу железные усы (Е.И. Крупнов, стр. 373). В древнем абхазо-адыгском обществе кузнецы рассматриваются “как жрецы – представители особой касты” (И.А. Аджинджал). Связь железа с небом отражена, в частности, в абхазском нартском сказании о мече Сасрыквы. Когда малолетнего Сасрыкву не взяли в военный поход, он запряг зубров в огромный плуг нартов и начал пахать. Рассердившись на заупрямившегося зубра, он бросил в него “ком глины”, который неожиданно пронзил зубра насквозь. Оказалось, что это кусок железа, да такого прочного, что от него гнулось лезвие плуга. Сасрыква понял, что это не обычное железо, но АФЫРХЫ: пуля Афы – божества грозы. Из этого небесного железа кузнец Айнар выковал знаменитый меч Сасрыквы.
15. Божество кузни или Бог - кузнец?
Приходя к выводу об “исключительном архаизме” предания о ШЬАШәЫ, В.Г. Ардзинба пишет: “Во-первых, кузнец Айнар представляет собой образ, возникший на основе Шьашвы. Поэтому детальное изучение функций Айнара в нартском эпосе и других фольклорных текстах может существенно расширить наши представления об образе Шьашвы. Во-вторых, Шьашвы – это не столько божество кузни, сколько бог-кузнец” (В.Г. Ардзинба, стр. 276).
Выводы В.Г. Ардзинба вплотную подводят к нашей гипотезе о существовании в древности особого обряда “вочеловечивания”, включения в род Адама. Говоря о Сасрыкве, он подчеркивает: “Новорожденный не плачет, не издает ни звука до того момента, как нартский кузнец закалит его. В результате закалки происходит резкая перемена в поведении младенца – он подает голос. Иначе говоря, именно в результате закалки происходит собственно рождение героя, подобно тому как завершается становление кузнеца или как после прохождения инициационных обрядов юноша включается в число полноправных членов коллектива” (там же, стр. 284).
В исследованиях В.Г. Ардзинба находят подкрепление также и наше понимание ШЬАШәЫ как видимого проявления Бога Творца в библейско-христианском контексте: “Ритуал в кузне у абхазов мог представлять собой акт символического создания или воссоздания вселенной. Главным творцом ее является кузнец” (там же, стр. 298). Наконец, в именовании ШЬАШәЫ-АБЖЬНЫХА: “ШЬАШәЫ - семь святынь”, можно усмотреть подтверждение представления о Нем, как о Небесном Человеке, центре и средоточии мира Божественных Энергий. Анализируя архаический обряд поклонения ШЬАШәЫ, в котором семь свечей скручиваются в одну, В.Г. Ардзинба предполагает, что получившаяся большая свеча “может соотноситься с ШЬАШәЫ как единым целым и, одновременно, семичастным”. В.Г.Ардзинба пишет: “ Божество кузни именуется “семь святынь” или “семь братьев” потому, что оно включало в себя семь духов покровителей, т.е. ШЬАШәЫ одновременно целое и его части” (там же, стр. 280). Первое в истории откровение “видимого Бога” – образ ШЬАШәЫ-АБЖЬНЫХИ перекликается с последним – апокалиптическим образом Иисуса, который именуется: “Имеющий семь духов Божиих и семь звезд” (Откр. 3:1); Он ходит среди “семи золотых светильников” (Откр. 1:12-13; 2:1); Он имеет “семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю” (Откр. 5:6). Об Иисусе Откровения, из уст Которого выходит “острый с обеих сторон меч” (Откр. 1:16;2:12;19:15), а также о “тысячелетнем царстве” того же Откровения (20:4) напоминает пламенная молитва, обращенная к ШЬАШәЫ участниками кузнечного таинства:
О ШЬАШәЫ, все семь святынь!
Ты, чей кинжал пронзает,
Ты, чей кинжал вонзается!
Одари своей лаской,
Одари своей милостью,
Сотвори для нас тысячи лет! (В.Г. Ардзинба, стр.291)
16. Четыре кузнеца
Отголосок древнейшего предания о “Небесном кузнеце” сохранился у евреев. Толкуя видения пророка Захарии (гл. 2, гл.3), Талмуд говорит о “четырех кузнецах”: это Енох, Илья, затем Мессия из колена Иосифа, которого народы земли закуют в оковы и подвергнут мучениям (Пс. 22:8-16) и наконец, Мессия из колена Иуды, который убьет врага “дыханием уст своих” (Ис.11:4) (Еврейская энциклопедия, ст. Эсхатология). К Мессии из колена Иосифа Талмуд относит пророчество Захарии о “жителях Иерусалима”: “Они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают о единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце” (Зах.12:10). Однако апостол Иоанн связывает это пророчество с распятым Иисусом, Мессией из колена Иуды (Ин.19:37; Откр.1:7).
Пророчество же о Мессии из колена Иосифа в христианском контексте необходимо, как мы покажем далее, отнести к Михаилу, царю-помазаннику Христова царства на земле(Откр.1:7). В данном случае для нас важно то, что талмудическое употребление понятия “кузнецы” не имеет прямой опоры в Св. Писании: речь поэтому может идти об устном предании, сохраненном с глубокой древности и восходящем к адамитской традиции.
17. Первое имя видимого Бога
В абхазском варианте нартского эпоса ШЬАШәЫ упоминается как представитель Всевышнего АНЦәА, обладающий всей Его силой и властью; Он живет на небе и наделяется некоторыми антроморфными чертами. С этим пониманием ШЬАШәЫ как видимого проявления АНЦәА можно связать однокоренное слово (бзыбский диалект) АШЬАШЪЫР: тень; т. е. видимая “тень” невидимого Бога. С культом ШЬАШәЫ можно связать абхазский космогонический миф о “разверзании небесного свода” или “открытии небесных ворот”: ЖәҨАН-ГУАШәҦХЬАРА. Это грандиозное и редкое явление иногда сопровождается ярким сиянием, но чаще – видением райского неба; тот, кто удостоился его увидеть, испытывает огромную радость и получает благословение на всю жизнь: изобилие, семейное счастье, необычное долголетие. Тема “отверстого неба” проходит и через все библейское повествование (Иез. 1:1; Пс. 77:23; Мал. 3:10;Мф. 3:16; Деян. 7:56, 8:11; Откр. 4:1,11:19,19:11) и завершается великим апокалиптическим видением воинствующего Иисуса: “И увидел я отверстое небо, и вот конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует ... Имя Ему: Слово Божье... На одежде и на бедре Его написано имя: Царь царей и Господь господствующих” (Откр. 19:11-16).
В связи с ролью ШЬАШәЫ в древнейшей религии представляет особый интерес этимология этого имени и связанные с ним в абхазском языке ассоциации. Укажем прежде всего на производный термин, в который ШЬАШәЫ как компонент входит целиком: ЭЙЩЬАЩәЫЛОУ. В бытовом контексте это слово употребляется, когда о нескольких людях хотят сказать: “они во всех отношениях подходят друг другу”, “подходящая компания”. Аналогичный смысл дает толкование, связанное с АЕШЬА: брат и АШәРА: созреть, откуда ШЬАШәЫ: “созревшее, прочно сложившееся братство”. Метафорой полноты Божественного бытия может служить АШЬШЬАҲА: абсолютный покой – ср. славянское “вечный покой” и евр. ШХАКИМ: небеса, ШАКАТ: покой. Таким образом, имя ШЬАШәЫ со свойственной древним языкам метафоричностью и конкретностью дает намек на высочайшую реальность: сущностное единство нескольких лиц – то, что на русском языке отчасти передается словом “соборность”, вошедшим в церковно-славянский текст Символа Веры как перевод греч. КАФОЛИКОС (καθολικος): вселенский.
Имя ШЬАШәЫ несет в себе не только психологический, но также и онтологический оттенок (связь с сущностью), ср. родственное абх. слово АЩАРА: считать чем-то, напр. “это дерево я посчитал за яблоню”. Далее, первый слог ЩЬА: абх. “кровь” – но в библейском, вообще в древнем словоупотреблении “кровь” часто сближается с понятиями “сущность, суть”, а также “душа, жизнь”. Поскольку АШәА: подобный, такой же, тождественный, напр. САШәА: подобно тому как я, то ШЬАШәЫ: подобная, тождественная кровь или сущность, т. е. видимый ШЬАШәЫ имеет “ту же сущность”, что невидимый АНЦәА. Это позволяет предположить, что имя ШЬАШәЫ есть древнейшее и кратчайшее выражение того представления о Боге, которое лежит в основе еврейской и христианской религиозности и нашло свое четкое выражение в христианском богословии: в учении Афанасия Великого о том, что СЫН, т.е. Бог видимый, единосущен (ОМОУСИОС, ομοουσιος) ОТЦУ т.е. Богу невидимому. Первая анти-тринитарная ересь – арианская, была направлена именно на то, чтобы разрушить веру в сущностное тождество Отца и Сына. В борьбе с арианством и последующими ересями выковалось учение о Св. Троице: термин “единосущие” был введен в недра невидимой Троицы и стал означать природное сущностное тождество Трех Лиц. Сопоставляя тринитарный догмат с учением св. Григория Паламы об Энергиях, можно утверждать, что термин “единосущие” истинен в двух неразрывных смыслах: Три Лица единосущны друг другу и Троица единосущна Своей Энергии.
Еще один вариант этимологизации первоимени Небесного Кузнеца может быть выведен из параллели с абх. А-Шә-АРА: 1) измерять, платить; 2) испуг, страх. В таком случае ЩЬА + АШәРА = ШЬАШәЫ: платящий кровью или, наоборот: принимающий плату крови, взвесивший цену крови. Возможно, этот оттенок смысла имени ШЬАШәЫ (как и сам термин АШәАРА) установился после того, как ШЬАШәЫ принял жертву Авеля: кровь ягнят и козлят – прообраз крови самого Авеля, а в будущем – крови Иисуса.
Абхазский язык позволяет прочесть ШЬА/Р/ШәЫ как: сгустившаяся кровь, от ШЬА: кровь и АРШәЫ сгущать; это можно понимать в том смысле, что ШЬАШәЫ сконцентрировал, “сгустил” в Себе Божественную сущность (“кровь”), так что сделал ее видимой. В таком случае отголосок предания о ШЬАШәЫ, по образу Которого сотворен Адам, можно усмотреть в стихах Корана:
Читай! Во имя Господа твоего, который создает –
Создает человека из сгустившейся крови
96:2, пер. Г.С. Саблукова
