© священник Глеб Якунин, 2006.
© священник Юрий Рыжов, 2006.
Предисловие
Отца Глеба Якунина представлять читателю не надо. Он — один из немногих священников, не побоявшихся возвысить свой голос в защиту прав верующих в СССР, за что был запрещен в служении и поплатился свободой. Деятельный участник правозащитного движения, непримиримый оппонент Московской патриархии, опубликовавший архивы КГБ о сотрудничестве церковной номенклатуры с госбезопасностью. Пастырь, которого волнуют проблемы современного Православия, церковный реформатор и один из основателей Апостольской Православной Церкви. Несмотря на свой возраст (род. в 1934 г.) — активен и бодр духом, пишет стихи, чутко следит за всеми значимыми общественно-политическими и церковными событиями.
Пообщаться с отцом Глебом в неформальной обстановке, задать ему вопросы, интересующие не только меня, но и многих православных людей, я мечтал давно. И вот, наша встреча состоялась 27 июня 2006 года на одной московской кухне (довольно уютной, между прочим). Честно говоря, собственно "трех разговоров" не было — была одна неспешная застольная беседа, в которой, однако, можно было без труда выделить три основных блока тем, связанных с историей Православия в ХХ веке, его нынешним положением и вероятным будущим. Поэтому я и решил дать нашему диалогу название, отсылающее к небезызвестной работе Владимира Соловьева. Sapienti sat.
Текст беседы мною незначительно отредактирован, при этом дух живого разговора был сохранен, а вот о приложении надо сказать особо. В основу "Краткой повести о Московской патриархии" легла брошюра отца Глеба Якунина "Подлинный лик Московской патриархии" (М., 1995), дополненное издание которой вышло под названием "Исторический путь православного талибанства" (М., 2002). Работа интереснейшая, но не всем известная, к сожалению. Поэтому я дерзнул ее несколько сократить, чтобы в сжатом виде донести до читателя это послание отца Глеба, которое к тому же во многом перекликается с нашей беседой.
Священник Юрий Рыжов,
г. Таганрог, июль 2006 г.
РАЗГОВОР ПЕРВЫЙ
— Дорогой отче Глеб, я очень рад, что наконец-то у нас появилась возможность спокойно побеседовать и обсудить некоторые вопросы, которые многим православным, да и не только им, не дают покоя. Прежде всего, меня как молодого священника Апостольской Православной Церкви интересуют вопросы, связанные с нашей историей, с духовными корнями реформаторского движения в Православии, а также с современным состоянием дел в этой сфере. Но не только это. Хотелось бы, чтобы наш разговор вышел за рамки проблем одной лишь нашей Церкви — я думаю, что русское, да и мировое Православие испытывает определенные проблемы, для решения которых Ваш опыт оказался бы весьма полезным. И, наверное, следует начать abovo, с того момента, когда стало ясно, что Православие нуждается в реформах, в обновлении. Когда этот момент настал? В 1920-х годах, или раньше?
— Раньше, конечно, гораздо раньше. Вообще, Церковь Христова постоянно обновляется в Святом Духе, обновляющем лице земли. Иначе это будет не Церковь. Если наша вера восходит к апостолам, то нам и надо брать с них пример, с них и ранних христиан. Да что апостолы: воплощение Христово — это радикальнейшая реформа всего земного бытия. Но если говорить о более близких временах, то для России началом серьезной реформации будет, наверное, XIX век. Перевод Библии на русский язык, стремление славянофилов возродить соборность в Церкви, различные евангельские движения — все это к началу века ХХ дало свои плоды. С 1905 года, когда появилась определенная свобода слова, выплыли материалы по истории Церкви — оказалось, что Церковь была скомпрометирована связью с империей, она практически не выполняла роль Церкви. Как Христос сказал: "Когда соль потеряет силу, ее надо выбросить вон на попрание людям". И то, что случилось с Церковью в 1917 году — действительно, она была брошена на попрание. Она срослась с государством, думала о земных благах и не было никакой перспективы на духовное возрождение. С другой стороны, тогда очень многие прельстились — настолько идея коммунизма была соблазнительна для многих, в то время когда Церковь свои функции не выполняла, молчала о бедах народа. Это было великое преступление, и Церковь за это поплатилась. Обновленческое движение началось еще раньше, с "письма 32-х священников", еще до революции. А когда рухнула царская власть и церковная власть тоже была сокрушена. Церковь была как бы символом царской империи…
— Хорошо, значит, необходимость в реформах была понята еще до революции. Но меня давно такой момент интересовал, связанный с обновленцами 1920-х годов. Тут такая парадоксальная ситуация: с одной стороны, наша Апостольская Православная Церковь духовно и в силу апостольского преемства связана с Истинно-Православной Церковью, которая, в свою очередь, восходит к Катакомбной Церкви. С другой стороны, именно обновленцы были непримиримыми врагами как "тихоновцев", так и катакомбников. И как это удается соединить — стремление к реформам, то есть, к обновленчеству, и верность традициям Истинно-Православной Церкви?
— Что сказать в отношении обновленцев? Стремление к реформам, к проповеди Евангелия — это замечательно, но их главный грех заключался в том, что они были подконтрольны ВЧК и НКВД. Тучков, злейший и хитрейший чекист, пытался разрушить "тихоновскую" Церковь при помощи обновленцев.
Когда пришли большевики, многие еще не представляли, как чудовищна будет эта власть, надеялись на социальную справедливость. И многие искренне шли в обновленчество, тем более что в советской Конституции не было запрета на религию. Многие из обновленцев искренне поверили этому, ведь для рядового духовенства епископ был как бы помещик, который их эксплуатировал как Салтычиха своих крепостных крестьян. Священник был в положении крепостного крестьянина в церковной сфере. Поэтому когда власть сняла епископат, многие священники подумали, что они наконец-то станут свободными людьми и смогут заниматься проповедью Христа. Некоторые верили, а некоторых, конечно, просто завербовали, и ясно, что ВЧК использовала свою агентуру против Тихона. Многие сейчас из Московской патриархии говорят: вот, обновленцы были стукачи. Но позвольте, история говорит, что Московская патриархия во главе с самозванцем Сергием в 1943 году была создана Берией и полковником Карповым, и именно они занимались кадровым вопросом! Так что если говорить об осведомительской и агентурной деятельности обновленцев, я скажу, что по сравнению с Моспатриархией, когда вся Церковь стала филиалом КГБ, обновленцы были младенцами по линии служения спецслужбам. Служители же Патриархии стали матерыми волками. Так что если обвинять, то уж никак не Московская патриархия может обвинять, которая превзошла обновленцев.
— Говорят, что "спасали Церковь"…
— Да, доспасались до того, что митрополит Кирилл сейчас мультимиллионер, об этом уже в журнале "Форбс" написано. Спас себя, да, но в каком смысле?
Среди обновленцев же много было искренних верующих, и пострадавших, и мучеников. Все же обновленческие идеи, касающиеся церковных реформ, не были выдуманы, они шли издалека, из апостольских времен. Этот опыт надо всячески использовать. Конечно, мы не должны брать пример с поведения обновленцев, но по линии реформаторской деятельности — там очень много приемлемого для нашей Церкви. И другого пути нет даже для нынешней Московской патриархии. Рано или поздно будет демократический режим, и как только он установится, Моспатриархия без глубокого и всестороннего реформирования не сможет существовать, так как она находится в тяжелейшем кризисе. Если взять пример из области ботаники, она очень напоминает плющ, или вьюн, или другие полупаразитические растения, которые могут существовать, только обвивая могучий ствол — то есть государство. Если государство их от себя отринет, и они будут расти в обычной траве, то они станут неконкурентоспособны, они погибнут.
— Обобщая, можно сказать, что у обновленцев следует перенимать положительное отношение к церковным реформам, категорически не принимая их сотрудничества со спецслужбами. А как быть с Катакомбной, или Истинно-Православной Церковью? Она же всякого обновленчества избегать пыталась…
— Катакомбники, конечно, очень консервативные, да. Но в чем их консерватизм? По линии богослужения, прежде всего. А принцип организации церковных структур мы именно у них заимствовали. Некоторые умеренные реформаторы, конечно, среди них тоже были, но главное — они не приняли "Декларацию" митрополита Сергия.
— А кто из обновленцев Вам наиболее близок по духу?
— Нет, не будем этого касаться. Сам я был в некотором роде обновленческим родственником — моя тетушка была замужем за Анатолием Красновым-Левитиным, я в значительной степени был под его влиянием. И отец Александр Мень с ним дружил. Левитин был необыкновенно талантливый человек, он мне очень многое дал, когда рассказывал о своем кумире митрополите Введенском. Конечно, это был потрясающий оратор, уникальный, больше таких проповедников практически не было. Как он Луначарского на диспутах "разделывал"! Вот чем должна Церковь заниматься. У Введенского, конечно, были очень тяжелые грехи служения спецслужбам, чекистам, и потом, по линии нравственности, то, что он несколько раз был женат. Опасно, когда от критики идей переходят к личным нападкам, потому что я не вижу абсолютно чистых и честных людей, таких мало.
— Я имел в виду как раз не личные качества обновленцев, а их идеи. На самом деле, то, что говорили Александр Введенский, и, скажем, Антонин (Грановский) — они же о разном говорили, хотя и тот, и другой пытались как-то реформировать Церковь. Митрополит Введенский — он был эстетом, он любил красоту традиционной православной службы и, насколько мне известно, не отказался от церковнославянского языка в пользу русского. Его реформаторство происходило в общественно-политической сфере, он и коммунизм называл "Евангелием, набранным атеистическим шрифтом". А епископ Антонин — реформатор именно богослужения, знаменитая его литургия, отказ от иконостаса (он его "скворечником" назвал), вынос алтаря на середину храма…
— Все это нужно. Но воистину святой, кого надо канонизировать в свое время — это Николай Кузнецов, присяжный поверенный, уникальнейший человек. Он с начала прошлого века писал о реформах, потом был у обновленцев, возможно, потом ушел от них — но он был расстрелян! Тоже вот — мученик настоящий. И сторонник церковных реформ. Наши принципы конфедеративного устройства — это от Кузнецова. Или другая идея: раз уж православные отделились от католиков, зачем создавать мини-Пап? Зачем эти "вертикали власти", зачем тогда было вообще отделяться от Рима? Сколько в Православии сейчас патриархов? Надо было совершенно по-другому организовывать Церковь, проблема в этом.
— Отче Глеб, как известно, уже к началу 1930-х годов обновленческое движение в Православии практически заглохло. В 1946 году умер митрополит Введенский, а незадолго до смерти практически все былые сподвижники его покинули. Когда же возникла "новая волна" реформации Православия?
— Уже при Хрущеве. Помню, как вообще все это начиналось, с отцом Александром Менем. Мы в свое время, когда еще только были молодыми священниками, много говорили о том, что собой представляет Церковь в Советском государстве. Корни-то его духовные ведут в подпольную, катакомбную Церковь. И мечтали, конечно, — тогда была "оттепель" 1960-х в литературе, искусстве, культуре, даже в Церкви много либеральных священников тогда было. И в то же время — оккупация Чехословакии. Новые гонения на Церковь. Но мы мечтали создать свободную Церковь, свободную от чекистского влияния…
— И отец Александр Мень тоже придерживался этой идеи?
— Безусловно. Но сейчас, если вернуться в сегодняшний день, даже многие из духовных чад отца Александра осуждают нас за его канонизацию. Это вместо того, чтобы сказать Московской патриархии — вот, они сделали, молодцы, и вам бы пора канонизировать…
— Поясню, почему я об этом спрашиваю. Я неоднократно слышал такое мнение: как вы можете почитать отца Александра Меня как святого, когда он был священником Русской Православной Церкви Московского Патриархата и явно не одобрил бы создание новой Церкви, "не ушел бы в раскол", как они говорят…
— Я скажу, что это глубокое заблуждение, явная ложь. Одобрил бы! Дело в том, что отец Александр был тактиком в Церкви, даже стратегом. Он видел, что у него огромные возможности. Он был популяризатор в хорошем смысле этого слова — таким и должен быть миссионер, толкующий Священное Писание и излагающий его в доступной форме. Это был уникальный дар. Поэтому он сосредотачивался на проповеди, на миссионерстве, а не на организационных вопросах. Например, когда мы с отцом Николаем Эшлиманом написали известное письмо, было ясно, что чекисты своими руками или же руками церковного руководства как-то отреагируют на это. Ему же терять свою паству в этих условиях не было смысла — с точки зрения интересов Церкви. Он стремился к проповеди и правильно, что тогда он это письмо не собирался подписывать, да и мы не были заинтересованы, чтобы его подставлять. Но после того как совершилось крушение тоталитарной советской системы, принципиально изменилась ситуация. Наша Апостольская Православная Церковь зарегистрирована — нельзя сказать, что мы гонимы. Нам трудно получить помещение, как и другим Церквям — католикам, протестантам, но проповедовать мы можем и мы это делаем. Поэтому в этих условиях, я уверен, отец Александр был бы в одной Церкви с нами.
Да, в то время была иная ситуация. Параллельно нашему письму в Церкви началось движение, возглавляемое Ермогеном (Голубевым), который был Ташкентским епископом. Он своим практическим опытом показал, что своим подвижничеством, исповедничеством в хрущевские времена, с 59-го по 64-й годы, он был единственным епископом, не закрывшим в своей епархии ни одного храма. И за это он был переведен в Калугу. Он был живым укором для всего остального епископата — и для самого патриарха — это тогда, когда было закрыто более половины храмов. Хрущев вообще обещал через 20 лет построить коммунизм, а коммунизм по Марксу и Ленину с религией не совместимы, поэтому решили ей помочь "отмирать", стали насильно закрывать храмы. Закрывали руками епископов, они молчали — даже не молчали, а выступали перед заграницей, уверяли, что верующие перестали ходить.
И вот, как ни странно, патриарх Алексий I, он благословил Ермогена, разрешив тому собирать подписи среди епископата о необходимости реформ.
— О каких реформах тогда имелось в виду? Чтобы облегчить положение Церкви в государстве?
— Совершенно верно, вопрос о собственно внутрицерковных реформах практически не рассматривался. Но это и понятно: вначале надо обеспечить внешнюю свободу Церкви, а потом уже что-то реформировать. Исторически так всегда и было. Лютер, например, получил возможность реформировать церковь лишь благодаря поддержке немецких князей. В нашем же случае речь шла, конечно, не о поддержке со стороны властей, а лишь о реальном выполнении советского законодательства об отделении Церкви от государства. Чтобы власти поменьше вмешивались в церковную жизнь. Владыка Ермоген собрал подписи десяти епископов. Мы с отцом Николаем Эшлиманом несколько раз к нему ездили в Калугу. Потом Совет по делам религий ударил по рукам, патриарх Алексий I отказался, сказал, что он ничего не говорил, и каждый из подписавших епископов писал письмо отказа.
Потом случилась встреча с Павлом (Голышевым), он был епископом Новосибирским. Так вот, он приходил ко мне домой, а я был уже под запрещением, это было после нашего письма. Чекисты полгода думали, что с нами делать, наконец, руками епископата отправили нас под запрет до покаяния. А через двадцать один год, при Горбачеве, с меня сняли запрещение, без покаяния… Я присутствовал на этой сцене переговоров с владыкой Павлом, и речь шла даже о создании независимой, подпольной церкви, для чего нужно было хотя бы два, а лучше три епископа. Без этого Церковь не может существовать. Я сразу сказал владыкам Ермогену и Павлу: или все провалится, или надо быть готовым идти до конца. До конца — это надо совсем уходить из Патриархии, создавать свою собственную церковную структуру. Ермоген к этому был не готов — он был человеком абсолютно честным, но старой закалки, и на такие реформаторские шаги не пошел бы.
— Это к тому же многими воспринималось бы как раскол…
— Да, можно и так сказать. А вот Павел (Голышев) сказал: "Да, я готов, но один я не пойду. Если Ермоген пойдет, то я пойду". А Ермоген предпочитал все же более умеренный путь — и я его тоже понимаю, в Церкви, как и везде, есть разные пути. Но сейчас, после пятнадцати лет относительной свободы Церкви в России, я вижу, что для Московской патриархии путь эволюции невозможен. Наоборот, побеждают консервативные силы. Новая власть идет на поводу у наших православных талибов, которые пытаются и Церковь, и государство затащить в средневековье. Это подтверждает, что наш путь — правильный, а в рамках Моспатриархии я не вижу перспективы для развития, не вижу. Еще с XIX века все чаще раздавались голоса, что одна из самых страшных бед — это коррупция в Церкви. А сегодня эта коррупция достигла предела, она разъедает весь епископат, и значительную часть духовенства. Священники разъезжают на "мерседесах", совершают требоисполнение, исключительно ритуалы, не занимаясь проповедью. То есть не занимаются тем, чем занимался отец Александр Мень, чем занимались апостолы. Христос сказал перед вознесением на горе Елеонской: "Идите и проповедуйте Евангелие всей твари". Необходима евангелизация нашего языческого по существу народа. Московская патриархия — это языческая церковь православного обряда. Это язычество: все эти бесконечные поклоны, кликушество, поиски новых святых, чудотворных икон. Все это свидетельствует о том, что Церковь ушла в обрядоверие. Отец Александр Мень правильно говорил о том, что Церковь превратилось в комбинат духовного обслуживания населения. В советское время были комбинаты бытового обслуживания, а ритуализм — по аналогии с ними. Отпевания покойников, крещения, требы — вот, собственно, основные функции Церкви. 70% называют себя православными, из них подлинно верующих, живущих по вере — 1-2 %. Как Евангелие говорит: "Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?" А в России этой веры почти нет, есть язычество, скрываемое под маской православного обряда.
Так вот, я говорю, что мы мечтали с отцом Александром о создании своей иерархии, но не получалось, действительно не получалось. Один из таких комплексов в Православии — даже порядочные архиереи боялись дать благодать. Если будешь у меня — рукоположим, иначе — ни в какую. И Истинно-Православная Церковь, и "зарубежники" согласны были рукополагать только для себя. Психология и идеология была такая: рукополагать только тех, которые будут у нас. А иначе, считают, страшная перед Богом ответственность — вдруг рукоположенный куда-то уйдет? Хотя с христианской точки зрения все наоборот: если ты зарываешь свой талант — а ведь дар Святого Духа, благодать апостольского преемства это тоже талант у епископа — какая участь тех, кто зарывает свой талант, будет на Страшном Суде?
— Но переговоры такие велись?
— Конечно, и с Истинно-Православной Церковью, и с "зарубежниками", позже — с Валентином (Русанцовым), митрополитом Суздальским. Он, кстати, выступил категорически против Московской патриархии, когда она меня отлучила от себя. Тем не менее, в плане рукоположений все они были крайне консервативны. Конечно, везде, в любой церковной организации есть и талантливые священники, и благочестивые, искренне верующие миряне, но они с трудом вписываются в эту систему. Пытаются преобразовать изнутри, но это очень мешает развитию. Поэтому иерархии своей у нас долго не было. А появилась она так: в Истинно-Православной Церкви был такой епископ Стефан (Линицкий), достаточно известный, из всех епископов он был довольно либеральный. Он и к "богородичникам" относился с большим уважением, так что был способен это реформаторство принять. Но, опять-таки, он был один. А Истинно-Православная Церковь отличалась тем, что в ней не было единого организационного центра. Почему? На эту Церковь всегда были гонения, ее легко могли уничтожить, поэтому она строилась как бы из отдельных ячеек — общин, епископов, на основе общего вероучения. Более того, нехорошо осуждать святого патриарха Тихона, но я считаю, что его ошибка в том, что он в условиях гонений не стал тайно рукополагать епископов, по крайней мере, — в массовом масштабе. А те, катакомбные, что были — они шли по городам и деревням с котомками за плечами, работали, но одновременно — служили, проповедовали. Если бы их было больше, то возможно, что ситуация бы изменилась. Но Церковь византийского типа, не мыслящая себя без поддержки государства, не могла принять самой идеи ухода в подполье. Даже психологически было трудно перестроиться. Конечно, Патриархом Тихоном был подписан указ о децентрализации…
Вот нас обвиняют в расколе, а что такое раскол? Сказано в Евангелии: "Если глаз соблазняет — вырви". А если один глаз остается здоровым, или одна здоровая рука, а тело гнилое, как Московская патриархия — так отсеки, чтобы глаз, рука остались живыми. Поэтому раскол — от чего? Если гниет вся Церковь, то надо от нее отколоться.
— Значит, когда не вышло создать независимую иерархию, отец Александр хотел как бы изнутри оздоровить Церковь?
— Правильно, согласно той ситуации. Он хотел евангелизировать, выполнял главную функцию Церкви — проповедовал. И кстати, он от этого и погиб, я считаю, поэтому чекисты его и убили. Все, что говорят — ерунда, я понял, почему чекисты его убили. Он не мог один уже все успеть, со всем справиться — так он брал мирян, нерукоположенных. Вот тебе десять человек, вот тебе — двадцать. И дома у себя собирайтесь, изучайте Евангелие…
— Отец Георгий Кочетков чем-то подобным занимается…
— Вот, совершенно верно. Кочетков, к сожалению, фанатик идеи единства Церкви любой ценой, а это очень опасно. Это единство проявляется в различных формах, а когда абсолютизируются эти исторические, второстепенные частности — это уже грех тяжелый, это язычество. Единство любой ценой — какая ерунда! Я бы на месте Кочеткова, при его возможностях, плюнул бы на эту Патриархию, которая его гнала, создал бы свою иерархию… Сам бы стал епископом, пришел бы к нам, мы не требуем подчинения себе — дали бы ему благодать апостольского преемства и пусть бы еще рукоположил пять-шесть епископов. Свою Церковь отдельную сделал бы — и нас выручил, был бы параллельный фронт. И служил бы Богу и людям.
— Вот, опять же, что касается отца Александра… Он, как я понял из его книг, довольно трепетно относился к традиционному укладу богослужения, и, скорее всего, не стал бы эту сторону реформировать, например, перевод литургии на русский язык, кроме проповеди…
— Сейчас сказать трудно. Он все понимал, он был блестящий тактик, он понимал как в то время в тех рамках вести себя. Он ценил значение своего дара, который ему Бог дал, и он должен был его реализовывать — в тех условиях, а как будет, он плохо знал. Да и я пошел в депутаты как бы с его благословения. Ко мне пришли, говорят: вот мы пришли к отцу Александру Меню, а он — нет, я политикой не занимаюсь, идите к отцу Глебу. А мы рядом служили: я в Щелковском районе, а он в Пушкинском. Вот и получилось…
— Что получилось?
— Ну, как бы с его благословения я стал депутатом… Поэтому те идеи, которые отец Александр воплощал в церковном богословии, в духовном настрое и видении, мы это, конечно, все будем реализовывать. А что касается церковного устройства — тогда не было этих проблем, думаю, тоже бы согласился.
Если говорить об отце Александре, он дал блестящее толкование смысла Евангелия. После этого обрядоверия — с чем боролся Христос, он все это в наше время показывал. Оказывается, в наше время сотни тысяч в России стояли с утра до ночи, чтобы приложиться — к кому? Десница Иоанна Крестителя, которая крестила Иисуса Христа. Даже если это была подлинная десница — к сожалению, Патриархия не заботится том, чтобы оправдать, доказать, подлинная ли десница? А почему десница, почему нога не сохранилась Иоанна Крестителя, голова или другие части тела? Даже если это допустить, надо уважать думающих верующих, которые удивляются — почему это не сделано? Вот они стоят в очереди — раздали бы им хоть листовки, деньги у них огромные, высасывает всю Россию Московская патриархия — все обязаны платить нелегально, от "Газпрома" начиная, все вынуждены таскать Патриархии деньги, а в бюджет ничего не попадает, не рубля.
— А меня вот такой вопрос давно интересует… Я думаю, что отец Александр все-таки надеялся на возрождение Русской Православной Церкви… Он думал, наверное, что когда советская власть рухнет, будет больше свободы и Церковь обновится. Почему это не получилось?
— Честно говоря, он не верил, и мы не верили, что рухнет советская власть. Как сейчас многие не верят, что рухнет нынешний режим. И как многие не верят, что рухнет Московская патриархия. А вот я читаю Евангелие и думаю, что Христос не просто притчи говорил — Он мог поэтически выражаться, но в переводе все равно не было поэзии, поэзия — специфика определенного языка, в другом языке надо по-другому выражаться. Но Он поразительные метафоры говорил: ведь Он говорил, когда слепой поведет слепого, оба упадут в яму. И я думаю, что это Он не просто говорил образ: Он видел, как будет в истории, так и говорил. Я думаю, сейчас наступает время, когда кто из них слепой поводырь, а кто ведомый — патриарх Алексий или кремлевская коррупционная структура. И там и там процветает коррупция — кто бы ни был поводырем, рухнут оба.
— Ну да, во все времена таких слепых хватало…
— Я уверен, что они рухнут. Гайдар сейчас "Крушение империи" написал, не знаю, наверное, уже издал. Он проводит исследование, все сейчас через компьютер — он исследовал с середины девятнадцатого века все тоталитарные режимы. И говорит, что все рушатся, обязательно рушатся, иначе не может. Особенно коррумпированные быстро рушатся. Вот такая ситуация, я вижу, что напряжение в обществе идет сейчас очень большое. И Патриархия рухнет обязательно, она обречена. Потому что большего извращения христианства нет — это антихристова "церковь" по своей природе, не христианская. Я думаю, это неминуемо должно случиться, а как получится — мы ничего не знаем. Каждый день что-то новое приносит.
И вот, возвращаясь к проблеме отца Александра — я не знаю, на что он надеялся. Он видел, он оценивал свой дар, что Господь ему послал таких учителей как Вера Яковлевна, как мама — она уникальная христианка была, я с ней был знаком хорошо. И как он сумел с его блестящей памятью, эрудицией, как он прошел школу настоящую энциклопедических знаний, сейчас только на Западе в нормальных, свободных условиях можно получить такой заряд. И он понимал, что у него особый дар такой проповеди — вот ему не дали выйти на первый канал, он только начал, но все равно его бы они убили, сомнений нет, потому что и Христа убили современные Ему религиозные "авторитеты"…
— Да, и самое неприятное, что и после смерти отца Александра продолжают травить…
— Да, и будут, будут продолжать — это нормально. Хотя я считаю, что эти мракобесы средневековые тоже имеют право на существование, просто Православие оно всегда было подчинено государству, почти не было развития. И я считаю, что надо и их защищать, пусть они существуют. Пусть на одной улице два храма будет — и мракобесы служат, женщины на службу — в юбках, платочках обязательно. А у нас можно в штанах ходить, в рубашке. Можно не каждый день исповедаться. Так уже кое-где и делают — по средам, по пятницам духовник сидит, приходишь, свободно исповедуешься, можно причащаться. Раньше тоже не было исповеди обязательной — когда обращался человек, он обычно каялся во всех грехах. Таинство венчания тоже позже появилось. В истории Церкви все это пройдено — не нами, а нашими предками духовными. Так что отец Александр только думал о том, как бы обращать ко Христу людей, вести. Что будет — никто не знал, и мы не знали. У меня интуиция была, что рухнет эта система, когда умер Брежнев, началось подряд это умирание генсеков — это же поразительная штука. Вот где промысел Божий. В Ветхом Завете ярко описывается, как Бог вмешивается в историю — прямо, непосредственно. Вся история Израиля говорит об этом. Мы думали, что Бог не вмешивался в историю определенное время, но то, что в России рухнула вся система коммунистическая — это просто чудо какое-то, Бог Сам вмешался в человеческую историю. Я вот одного читаю историка, который тщательно изучал все события — он постоянно говорит: чудо, чудо, чудо. Даже то, что Ельцин удержался у власти, как бы к нему сейчас не относиться, много он и плохого сделал — это уже чудо, вопреки всему мощному сопротивлению коммунистов и всех антидемократических сил. Он удержался, и я уверен, раз вмешался Господь, значит, и дальше Он будет вмешиваться в историю России.
РАЗГОВОР ВТОРОЙ
— Итак, с историей русского Православия в ХХ веке мы в целом разобрались. Хотелось бы, конечно, еще много вопросов задать, но сейчас лучше поговорим о нынешнем времени. Каковы сегодняшние проблемы Православной Церкви? В частности, лично мне было бы очень интересно узнать, какое место занимает наша Апостольская Православная Церковь в современном Православии.
— Без истории все-таки не обойтись, хотя и не очень далекой. Вот что получилось: мы остановились на том, что истоки нашей Церкви, праматерь наша — это Истинно-Православная Церковь, которая на дух не переносила Моспатриархию, крайне отрицательно к ней относилась…
— Но в то же время была очень консервативной.
— Да, это консервативная Церковь. Но все-таки ее общины были друг от друга независимы, не было внешнего организационного единства, даже если сравнивать с нами — у нас все-таки конфедеративное устройство, мы к одной организации относимся, хотя и нет у нас "вертикали власти". Вот был владыка Стефан (Линицкий), я уже говорил, что он был довольно либеральный. И было два очень консервативных епископа — Вячеслав (Лисовой) и у него был друг Михаил (Вишневский), все правильно рукоположены. И хотя мыслили они в противоположных направлениях, решили так: давайте мы разделимся, но Стефану (Линицкому) мы двух епископов рукоположим, а вы нам третьего, чтобы в каждой Церкви было по три епископа. Договорились на этом. Это было в самом конце 1999 года, на рубеже веков.
— Да, о владыке Стефане я много слышал — он к тому же художник очень известный, картины у него замечательные, молитвенные такие. Он, кажется, на Украине был рукоположен во епископы в середине 1990-х годов, епископами Украинской Автокефальной Православной Церкви.
— Вот-вот… И потом был рукоположен во епископы Кириак (Темерциди). Он был тоже довольно либеральный, талантливый такой священник, хотя и не без гордости.
Был один грузинский епископ, который меня невероятно чтил, поскольку у меня был духовный сын — первый грузинский президент Гамсахурдиа. Я его впервые исповедовал, когда он в ссылке был… Амвросий (Катамадзе), так его звали. Сколько его не просили, чтобы Темерциди стал епископом, он все не соглашался, так и не рукоположил его. И я ходил, умолял — нет. Вот этот принцип, рукополагать только тех, которые в нашей организации. Если он даст благодать кому-то на сторону — это "величайший грех", такая вот формула. Впрочем, Кириак был потом рукоположен епископами Линицким и Лисовым.
— И это были первые епископы Апостольской Православной Церкви?
— Именно так, владыки Стефан и Кириак. Лисовой он очень консервативный был, к тому же хотел быть сам по себе, создал потом свою Московскую митрополию. Да, значит, в январе 2000-го года мы созвали пресс-конференцию, на которой и объявили о создании "Движения за возрождение Православия", то есть, некоторое время наша Церковь называлась Православной Церковью Возрождения.
А потом и другие епископы были рукоположены: Венедикт (Молчанов), Валентин (Астафьев), Ростислав (Мельников), наконец, Виталий (Кужеватов), он сейчас митрополит, предстоятель нашей Церкви. Это все в 2000 году было. И в мае того же года мы приняли Декларацию о создании Апостольской Православной Церкви.
Стали образовываться общины в России, в ближнем и дальнем зарубежье. Пару лет назад к нам присоединилось несколько общин из Бурятии, мы им рукоположили во епископы Дионисия (Агапова) и двух викарных епископов. И вот буквально месяц назад были рукоположены епископы Арсений (Зыбаковский) — он в Петербурге и в Австрии служить будет, и, главное, Виктор (Веряскин), во епископы Киевские, о нем я расскажу…
— Нет, погодите, а как же архиепископ Сергий (Журавлев), он тоже Киевский? Я, кстати, с ним недавно встречался, он в Ростов приезжал в середине мая, лекции читал по истории христианства — очень интересный человек. Говорит, что стал епископом именно в Апостольской Православной Церкви, в самом начале 2002 года. Но он сейчас возглавляет так называемую Реформаторскую (Обновленческую) Православную Церковь, служит и в России и на Украине. При этом как-то больше с протестантами общается, с пятидесятниками харизматического направления…
— Журавлев, он не наш, он с самого начала к протестантизму был близок. Он и из Московской патриархии ушел, потому что его обвинили "в ереси пятидесятничества". Но рукополагали мы его не для нас, а для восстановления апостольского преемства в Украинской Истинно-Православной Церкви. Сначала поставили Андрея (Трегуба), во епископа Вышгородского, а потом Журавлева. То, что у них на Украине почкование потом пошло неуправляемое — это уже не наша вина, пускай сами решают эту проблему... А вот Журавлев, он после двух женщин рукоположил. Это было потрясающе, так интересно, я не забуду…
— Он же женатый, Журавлев, многодетный отец, шестеро детей у него…
— Что женатый, это хорошо, но главное другое: рукоположил женщин… К нам приезжал один епископ, который был у этих женщин, говорит: я пошел к ней на службу — народу полно! Это меня поразило.
А другие люди мне сказали, что есть одна женщина-священник в Киеве, православная. Вот к ней двое пришло — мужчина и женщина, она подошла к ним: давайте, я вас поисповедую, и они потом ушли потрясенные. Они сказали: "Вы знаете, она рассказала нам всю нашу жизнь, такая вот прозорливая". Вот это потрясающе!
Что касается меня, то в принципе я готов внутренне, чтобы женщин рукополагать. Фундаменталисты, они ссылаются на Писание, говорят: "Вот, там написано!" Так тогда вообще было рабство — и если написано, "рабы, подчиняйтесь своим господам" — на этом основании будем бороться за продолжение рабства? Сегодня другие социальные условия, женщин роль возросла, поэтому я думаю, что и женщин можно рукополагать. У меня духовником была старица, которая была прозорливая. Я к ней как-то пришел — она мне всю жизнь рассказала наперед, очень интересно, и помогла даже мне в чем-то. Например, я был в одном приходе, она мне — вот иди в другой приход, я перешел в другой приход служить. И там староста был Михаил Емельянович Сычев, который, когда меня запретили в служении, он мне семь лет помогал материально, я за счет этого мог существовать. Пожалуйста, чем эта старица не священник? Единственно, может в целях, чтобы не послужило соблазном для других, пока нам это рано делать. А так препятствий нет.
— Здесь, может быть, еще тот момент, что самих женщин, которые хотят быть православными священниками, не так много. Те, кто хотел, они, скорее всего, уже у протестантов служат. А остальных устраивает такое положение вещей, возможно. Опять же, многие считают, что в Православии должно быть послушание, принятие существующих порядков, традиций, это не только женщин касается.
— К сожалению, чудовищная фраза — "послушание выше поста и молитвы" — это страшная вещь, которая разрушает мозги, да и все Православие…
— Нет, послушание важно, конечно, вот только надо знать, кому послушание.
— Важно не только кому, но и какое послушание. В монашестве было послушание, но как временное испытание, чтобы послушника приучить: "сажай морковку наоборот, вверх корнями", знаменитая история такая. Это как временный путь, надо на начальном этапе. А потом все монашество сгнило. Говорят о послушании, а сами… Вот, сейчас на Украине: Киево-Печерский монастырь — гомосексуальный, они и венчают там гомосексуалистов, а Почаевский — это "гаремный" монастырь, там даже пьяницы имеют по несколько женщин. Монашество сгнило, надо его запрещать — в том состоянии, в каком оно находится, от него только вред.
Монашество играло в истории России трагическую роль и продолжает отрицательно влиять… Ввели сейчас какую-то новую передачу — "Чистосердечное признание", звонят оттуда, говорят: "А Вы не хотели бы у нас выступить?" Я: "Да Вы знаете, какой я диссидент, да Вам не дадут…" "Ничего, ничего! Только вот нам что надо — Вам есть в чем покаяться?" Я: "Да вроде бы грехи все бытовые, неинтересные — не убивал никого, души не губил, не воровал…" Потом я вспомнил, звоню снова: "Я нашел, но не пройдет у Вас такая передача. Я вспомнил свой главный грех: я много сделал, когда был депутатом, для открытия монастырей, церквей и монастырей". Церквей — это хорошо, но то, что я монастыри открывал, это был большой грех. Думаю, Ленину, хоть он кощунник и богохульник, многое простится за то, что он закрыл монастыри — это промыслительно. Убивать-то монахов не надо было, но то, что он закрыл монастыри, это неплохо он сделал. Да, я открывал монастыри, и это на мне большой грех, потому что монастыри продолжают играть крайне отрицательную роль. Такая вот история.
— Отче Глеб, пока я не забыл: Вы обещали рассказать о новом нашем епископе Викторе (Веряскине)…
— Как я с Веряскиным познакомился… Мне о нем много рассказывали, дескать, вот священник, который Одесскую семинарию заканчивал, а еще потом Академию. Он в Симферополе служит, он проповедует… Приезжаю в Ужгород, там уже вся интеллигенция потянулась, греко-католики, католики, православные. Он должен выступать. Я интересуюсь, хожу рядом, смотрю: симпатичный такой черный, красивый священник — ну все, думаю, это он. Он подходит, я к нему, значит, а потом подходит какой-то маленький, простите, плюгавенький, бухгалтер какой-то, и говорит: "Отец Глеб, мы с Вами знакомы — Вы не помните, я в Белый Дом приезжал вот, с Вами в Думе разговаривал…" Я так ему: "Вы знаете, не помню" — как-то так вскользь, и с этим продолжаю говорить. А потом оказалось, что этот красивый священник — отец Сергий, а тот, невзрачный — отец Виктор. И отец Сергий говорит мне: "А я помощник у него, у отца Виктора…" Вот отец Александр Мень был и красавец, и замечательный проповедник. А очень на вид скромный, невзрачный — это отец Виктор (Веряскин). И когда начинает выступать, с первых же слов чувствуешь особый дар, уникальный. Говорит, а в сердце льется благодать, и уже на внешность не обращаешь внимания. Была какая-то камилавка на нем длинная, смешная, как труба паровозная. А когда говорил, человек преображался.
— Но в России его имя как-то незнакомо, вообще неизвестно… Может быть, на Украине по-другому…
— Нет, он ездит по городам, собирает огромные аудитории. Сейчас вот он вернулся — тысяча человек пришло на его выступление… Я сразу, когда понял значение этого человека, говорю ему: "Отче, Вам обязательно нужно выходить на метровый канал. Если Вы выйдете — это будет настоящая духовная революция". Потом мы с ним поговорили, я его познакомил с приходом — первый наш приход, этот уникальный приход, о нем можно отдельно рассказывать…
— Так расскажите! Это какая-то украинская община Апостольской Православной Церкви, да?
— Да, я говорю о нашем приходе в селе Кибляры в Ужгородской области. А там такая ситуация: в этих самых Киблярах жил Николай, Ананченко его фамилия, который теперь наш священник. Простой совершенно человек, он сам говорит: "Я был пьяницей, я был беспутным человеком…" И вот произошла в нем какая-то перемена, обращение даже, и он уверовал в Господа Бога. У них просто дом с женой был, и в нем странные вещи произошли. У него открылся дар исцеления, а потом уже, когда они стали собираться молиться, до того еще, как он стал священником, стали происходить настоящие чудеса. К ним приезжали разные люди, на отчитывание, например… Приезжает больной, одержимый бесом, и уже за два-три километра бьется в истерике. Николай этот отчитывал, и исцелялись, причем это все на пленке записано. Конкретные лица — я потом с ними познакомился, нормальные люди, теперь уже верные его помощники. И вот интересно, что такие чудеса совершались. И греко-католики, и православные говорили ему: "давай мы тебя рукоположим", а он отказывался. Был такой был епископ Антоний (Масендич), один из основателей независимой Украинской Православной Церкви, так он сказал: "Знаешь что, тебе надо ехать к Глебу Якунину в Москву, создавать новую Церковь". Мы познакомились, потом приехали и его рукоположил архиепископ Сергий (Саркисов). И в тот день, когда его рукополагали, умер этот самый епископ Масендич. И отец Владимир, который тоже в Ужгородской области, в Виноградово, это тоже наш священник, он был духовным сыном этого Масендича. И вот у них что интересно: приезжают из других городов, с тяжелой степенью рака, и они сидят в храме и молятся, потом оказывается, что они исцеляются. Одни через неделю исцеляются. Другие месяц живут при храме, и тогда исцеляются — всякие болезни, и душевные, и телесные. Причем он ничего над ним не делает — просто они молятся в храме, непонятно, от чего это происходит. Может, это даже лучше, чтобы не было культа личности в Церкви, что такой особый святой, или еще что. Да, и сейчас приезжал сын этого отца Николая, его рукоположил уже епископ Виктор (Веряскин). Он тоже давно был на этом приходе. Вообще, уникальный приход, и необыкновенной красоты места в Закарпатье. Я очень, например, люблю в Америке Пенсильванию, такой штат, прямо как наше Закарпатье. Необыкновенной красоты место… И вот епископ Виктор рукоположил сына отца Николая, пускай он теперь берет их под свой покров… Да, а как получилось: я тогда рассказал немножко о нашей Церкви, дал отцу Виктору буклет о нашей Церкви…
— Информационная поддержка, понятно…
— Вообще, это очень важно, надо нам над этим усердно работать, чтобы дать краткую информацию о себе. Сейчас почти никто много не читает, нужно в сжатом виде все давать. Само Евангелие, сколько оно страниц? От Марка, особенно. Нет возможности читать тысячи книг, с тысячами страниц, нужен дайджест, особенно во время электронной информации. Началось еще в середине прошлого века у американцев, наши еще смеялись: как это, Лев Толстой за тридцать минут?! А теперь и у нас это, ну правильно, кто же сейчас будет все тома читать? Это невозможно, это противоречит и условиям жизни, и психологии современного человека. Надо все делать предельно кратко, даже Евангелие — вот у меня есть такая американская книжечка — выжимки делают. Из Евангелия взяли самое важное, что сказал Христос…
— Ну, я бы Евангелие не сокращал, разве что для детей.
— А надо и для взрослых. Сегодня надо искать какие-то новые методы изложения…
Да, о Веряскине. Я ему дал буклет, он посмотрел, говорит: "Отец Глеб, я вам найду сторонников. Я вот буду говорить и многие солидарны с вашей позицией, будем к вам посылать людей". И интересно, чем все закончилось, удивительно. Веряскин познакомился с нами и говорит: "Я хочу к вам перейти". А потом я ему предложил стать епископом в нашей Церкви, и важно, что он целибат, епископом стал без монашества. А отец Сергий, его помощник, говорит, что у Веряскина как бы миссия объединять Церкви — там же в Украине три направления, три ветви Православия, так он готов объединять их…
— А какова динамика развития Апостольской Православной Церкви с 2000 года — все же уже шестой год идет с момента формального основания?
— Очень медленно идет, очень медленно. Хотя нечего удивляться. Для того чтобы шло большое развитие, нужна подлинная свобода совести в государстве. Чтобы регистрирующие органы могли свободно зарегистрировать всех, кто хочет. И чтобы было, как минимум, лояльное, терпимое отношение. Когда же полное идет срастание власти и Московской патриархии, клерикализация, то все государственные органы — и местные, и центральные, защищают исключительно Патриархию, нарушая Конституцию. Получаются "ножницы" — разрыв между конституционными нормами, которые говорят о светскости государства, о независимости Церкви от государства и о равноправии перед законом всех религиозных организаций — и практически полным соединением между Моспатриархией и государством. Даже США в последние годы обратили внимание на эту проблему — для них проблема свобода совести чрезвычайно важна, потому что исторически Америка и возникала из религиозных диссидентов, из гонимых в Европе протестантов. Вот мы три дня назад встречались в комиссии, сформированной правительством США, Конгрессом — здесь было пять членов комиссии, они беседовали с нами, они очень интересуются этой темой. Кондолиза Райс впервые "наехала" в прошлом году на Московскую патриархию, поскольку сказала, что Патриархия в российском государстве вмешивается противозаконно в дела государства, навязывая свою волю. В этих условиях быть "конкурентными" невозможно. Как в экономике у нас идет и монополия, и подавление предпринимателей, то же самое и в религиозное среде происходит, в церковной жизни. Подавляются и католики, и протестанты, и тем более идет как бы "внутривидовое" подавление тех православных, которые не принимают Моспатриархию. Так что мы числом немногочисленны, убоги, только с Божьей помощью и существуем.
— Но гонений-то на нас нет, и то хорошо. Наверное, это связано с тем, что в экономическом плане мы интерес не представляем для Патриархии и властей…
— Да, мы действительно нищие — у нас не денег нет, ни храмов. Общины маленькие, священнослужители работают на разных светских работах, содержат себя сами, даже епископы. А если бы нам отдали храмы, у нас были бы большие приходы — то такое бы поднялось! Все эти мракобесы всех мастей стали бы демонстрации устраивать, протестовать — так что у нас все пока нормально, я думаю. Все равно будущее за нами, а как оно произойдет — один Бог знает.
Причем к нам Патриархия еще хорошо относятся: не говорят, что мы самозванцы, а говорят, что мы раскольники. А вот, например, митрополита Рафаила (Прокопьева) обзывают самозванцем. Ну, нам легче, мы на патриарший престол не метим. Митрополита Валентина (Русанцова), который из Суздаля, всячески притесняют, да, это фактически гонения.
— У него и приходов побольше, и активней они себя ведут…
— Да, сначала судили его, потом вроде извинились…
— А вот интересно, Апостольская Православная Церковь поддерживает какие-то контакты с другими Церквями, прежде всего — православными?
— Нет, только на личном уровне. Все они боятся Моспатриархии. И католики ужасно боятся — когда они меня видят, они тихонько со мною целуются: "Отче Глеб, мы Вас любим", но публично — не дай Бог! Да что говорить, пятнадцать лет ни одного гранта не мог получить. Даже начиная с Сороса: "Извините, мы Вам не можем, Вы воюете с Московской патриархией". В ответ я говорю: "Не я с ней воюю, они с нами воюют и с Вами в том числе, мы же Вас защищаем". "Нет, все равно, мы не можем". Они боятся, что их закроют, так что эта проблема… А католики до чего дошли, что кто-то из их российского руководства назвал Моспатриархию своей "старшей сестрой"! А сейчас митрополит Кирилл, который проповедует идеи, противоречащие сложившимся правам человека и европейской цивилизации, выработавшей свободу совести, приехал на Запад, так католики с ним обнимаются, он выступает на всех конференциях… На нас даже внимания не обращают. Это признак вообще тяжелейшего кризиса, поразившего не только Православие. Православие уже давно в кризисе, причем всемирное Православие. Мы единственными являемся православным либеральным реформаторским движением, остальные погрязли в обряде…
— Почему же, на Западе есть какие-то православные харизматические церкви, но они малочисленны, и к тому же больше с протестантами связаны по духу…
— Возможно, но в России мы уникальны, как животные, занесенные в Красную Книгу. Никакого реального влияния на общественную и политическую жизнь нет.
— Это да. К тому же участь животных из Красной Книги известна: обычно они вымирают.
— Будем надеяться, что нас это не коснется. Мы пойдем, товарищи, другим путем!
— Кроме того, мое личное мнение, что церковные реформы в России вряд ли имеют шансы на значительный успех, потому что сам народ их не принимает…
— Ну да, многим нужны такие внешние чудеса — сомнительные мощи, чудотворные иконы. Скажешь правду — в ответ: "Кощунник, богохульник!" А по-настоящему — это антихристовы чудеса, потому что уводят от Христа.
— Да это понятно, но вот я о чем: народ, большую его часть, нынешнее положение дел, то есть обрядоверие без проповеди устраивает. Государство — тоже. Церковную номенклатуру — безусловно…
— Пусть так — но это же не значит, что нам надо поступать так же? А спросить их: куда деньги паломников идут? Они же не просто идут, каждый несет по копеечке, а их — тысячи, сотни тысяч. Это же все разворовывается! А так называемый "благодатный огонь" из Иерусалима на двенадцати государственных самолетах в Россию везли — а какие самолеты, каждый по 30 тонн груза — в крупные города… Главное другое: зачем же большой самолет — возьмите маленький. А ясно зачем: они набивают полный самолет контрабандного товара и везут, и обратно контрабандный товар, огоньком прикрываются. А там темнота одна за "благодатным огоньком". И сколько они уже денег наворовали на народе, на мошенничестве. Вот что страшно — то, что за "чудесами" обман и воровство стоит.
— Отче Глеб, вот наша Церковь причислила к лику святых отца Александра Меня, а еще были канонизации?
— Да, вот буквально месяц с небольшим назад, канонизировали много катакомбных святых — эти отец Яков Кротов занимается — он историк, собирает жития, документы того времени… Это тоже очень важно — помнить о мучениках, подвижниках, многие из которых сейчас почти забыты. И верю, что их молитвами наша Церковь будет расти и умножаться.
— Я недавно читал жизнеописание Бориса Талантова, статью его известную о "сергиевщине" — так он уже канонизирован Зарубежной Церковью.
— Это просто замечательно! Я его знал, он у меня останавливался. В тюрьме погиб, сгноили буквально — он же старенький был, больной. Он во время хрущевских гонений в своей Вятской, Кировской губернии всю правду писал, это когда епископы отмалчивались, а то и сами закрывали храмы. Действительно святой человек был. Или вот отец Сергий Желудков — он тоже много пострадал, а сейчас его книги выходят, посмертно, тоже реформаторские очень.
А вообще, я думаю, сейчас нам не столько надо с Патриархией воевать, нам надо расти. Как зерно растет среди плевел — это же нормально. Нам есть что сказать современному человеку, за нами —отец Александр Мень, сонм новомучеников российских, а также и живые, здоровые силы к нам потихоньку сегодня вливаются. С Божией помощью — прорвемся.
РАЗГОВОР ТРЕТИЙ
— Отче Глеб, вот мы поговорили с Вами о прошлом и настоящем Православия, и логично было бы закончить нашу беседу какими-то прогнозами на будущее. Обозначить, так сказать, основные цели и задачи — и за работу…
Но в начале разрешите задать такой частный вопрос: как Вы думаете, объединение Зарубежной Церкви с Московской патриархией — оно состоится? А то недавно прошедший Всезарубежный Собор неоднозначно высказался.
— Честно говоря, зарубежники еще более консервативны, чем Московская патриархия, поэтому немного спасает их от соединения то, что Патриархия участвует в экуменическом движении. И это сыграло решающую роль, там кто-то выступил: "Что вы говорите о соединении — вы вспомните, ведь они экуменисты!" Я недавно был в Америке, и могу сказать, что большинство рядовых священнослужителей и мирян — традиционных, из прошлых волн эмиграции — они против соединения, они боятся вот этой модели, когда Московская патриархия представляет собой дочернюю фирму спецслужб, помнят, что и создана-то она была спецслужбами. Так что я думаю, что ничего не получится, или выйдет грандиозный раскол. Хотя если соединяются — пусть соединяются, внутри этого образования будет больше какого-то внутреннего напряжения, бурлить будет, скорее эта структура и развалится. Поэтому с точки зрения церковной пользы лучше соединение.
— Теперь о главном: какие сейчас самые актуальные задачи стоят перед Православием, касающиеся общественной деятельности, или богослужебных реформ, канонических?
— Главное, я считаю, это реформа церковного устройства. Я совсем недавно нашел статью Бердяева — маленькую, но потрясающую — где он обрушивается на Булгакова и на Флоренского: "Чем вы занимаетесь, какое богословие, когда рушится Церковь? Вы должны были все силы положить на строительство Церкви, попытаться ее сделать сильной, сопротивляющейся этой чудовищной коммунистической машине..." Главное — создать церковную демократию, соборность. Соборность — это один из важнейших принципов Церкви, где решает вопрос не священник-самодур… Мне вот одна наша прихожанка рассказывала, что пришла на исповедь к священнику, говорит: вот, так и так, Господь Бог мне… А он в ответ: "Какой Господь Бог? Я твой Господь Бог! Что я говорю — ты должна слушать и делать!"
— Это кто так говорит — священник?
— Да, священник патриархийный. Многие боятся так говорить открыто, но поступают именно так. Это жесточайшее подавление воли своих прихожан, младостарчество. Надо с этим младостарчеством бороться. Надо восстановить власть народа Церкви, который и является царственным священством. А священник — только делегат, избранник народа. Вот в этом и заключается подлинная соборность. А потом народ и священники должны избирать епископов. Вот этот принцип — главное, чтобы Церковь была народной, демократичной. Все те Церкви, где народ играет роль, они остаются жизнеспособными, особенно в наше время. Интересно другое — государство постоянно давило Церковь, и вдруг неожиданно рухнула советская власть. Так было и во время Константина Великого — никто не думал о свободе, христиане были гонимы, и вдруг император принимает христианство. И Церковь была не готова, чтобы организовать свое устройство. Поэтому модель взяли с государственного устройства: вот император, и вот такая власть, автоматически перенесли эту модель на Церковь. Но в начале XXI века, когда уже демократия, и в Церкви должен быть тот же процесс. Почему, когда с монархии, с государственного устройства того времени, пример брать — это нормально, а с нынешнего — чуть ли не греховно? Ничего подобного, это прогресс! Вернадский, Тейяр де Шарден писали, что природа, общество постоянно развиваются. И Церковь должна расти. Что Христос говорит? "Вы, как малое семя, но если из него вырастет дерево, то птицы небесные будут прятаться под его могучей кроной". Церковь постоянно развивается, а идея монархии отпала — и в принципе должна была отпасть. Я не знаю, как католики на это отреагируют — я люблю католиков, но и они переживают определенный кризис. Из-за этого кризиса многие в странах "третьего мира", да и в Европе тоже, принимают мусульманство, потому что там упрощенная модель религии, и легко ее принять. В наше время, загнать всех в средневековье, как пытается Моспатриархия, не удастся. А модель, которая жизнеспособная — это модель демократического развития, мы настроены именно на такую модель. Поэтому власть должна принадлежать народу. "Аксиос!" священнику и епископу должен говорить народ. Вот наша модель, вот что мы должны поддерживать! Или как у старообрядцев — они очень консервативны, безусловно, в силу самого раскола, раскол на почве обряда это всегда бесперспективный путь, но у них больше соборности. И в моральном плане они всегда были чисты. У них "голубых" нет, семьи здоровые… Сейчас митрополит Кирилл заявляет, что нехорошо рукополагать гомосексуалистов. Господи, когда я это услышал из уст Кирилла, мне просто стыдно за него стало! Чья бы корова мычала, а МП бы молчала. В Патриархии специально выращен огромный процент гомосексуалистов, которых продвигали спецслужбы.
— Это чтобы можно было "на крючке" их держать?
— Конечно. Тем более что в советское время гомосексуализм уголовно преследовался. Так что им выгодно было. И в моральном плане эти люди слабыми были психически, ими было выгодно управлять. Не Кириллу об этом говорить, то, что он говорит — это мошенничество. Но главнейшая проблема — это проблема церковного устройства, внутрицерковного устройства. Например, как конфедеративное устройство в Швейцарии. Чтобы и Церковь была "раем на земле".
— Кстати, о Швейцарии: у нашей Церкви в Западной Европе приходы открываются, в той же Швейцарии, Австрии, Литве…
— И это правильно: Православие оно вселенское по сути, нельзя сводить его только к "русской вере", иначе это будет язычество. В Европе наша Церковь развивается даже лучше, чем в России, потому что в свободных условиях. А вот в Америке, как ни парадоксально, очень трудно зарегистрироваться, хотя планы у нас тоже такие были. Казалось бы, свободная страна…
— Там, в Америке, столько юрисдикций православных…
— Одна из самых мощных — Антиохийская, так как там многие прихожане — судовладельцы. Они чисто формально считаются старостами, за них молятся, а они плавают… Они очень богатые и ужасно консервативные.
— Вот, кстати, в этой Антиохийской Православной Церкви есть западный обряд — православные западного обряда, службы наподобие католических или англиканских.
— Мы тоже готовы служить любую литургию, да хотя бы и католическую мессу — признаем же их благодать. Это все вопрос обряда, это не догматический вопрос. Все должны определять верующие. Общины должны выбирать священника, общины должны выбирать епископа. Они должны решать, какой обряд, на каком языке служба, какой устав церковный — все это решает община. Из этого многообразия, которое две тысячи лет существует — выбирай. Новое создавать — пожалуйста. Важно, чтобы Евхаристический канон оставался, остальное — пожалуйста. Я вот на днях смотрел католический требник — замечательная книга, почему бы и нам, например, его не использовать?
— Ну а что нельзя реформировать, изменять в Церкви, чтобы она оставалась Православной? Только догматы, или что-то еще?
— Не знаю, не знаю… Что же касается догматов, то их, конечно, надо придерживаться. Но это не значит, что католическая, например, догматика — еретическая. Всегда ереси возникали на Востоке, а Запад всегда побеждал ересь. И вдруг оказывается, что filioque — это западная ересь! Я лично в этом сомневаюсь. Это вопрос такой тонкий, откуда исходит Дух Святой, по-моему, ни один человек это не определит. Да и потом, как Троица изображается: Бог-Отец, Сын — одесную, а Святой Дух — исходящий. Что происходит: сидит Сын и рядом Отец, а если Дух исходит только от Отца, то от Сына, значит, ничего? Мне кажется, что Дух Святой исходит и от Отца и от Сына. А с filioque византийцы боролись, чтобы была формальная возможность отделится от Рима. Если бы Рим подчинился византийскому императору, то, наверное, они бы приняли и западное богословие.
— На самом деле, многие Святые Отцы учили, что Святой Дух исходит от Отца через Сына, я думаю, это можно трактовать и как filioque. Но в те времена, кстати, о догматике почти не говорили, все больше об обрядовых расхождениях, дескать, латиняне на опресноках служат, а не на квасном хлебе.
— Да, обрядовые расхождения с точки зрения многих людей гораздо более важные. И к тому же некоторые сомнительные моменты действительно были: скажем, священники на Западе народ из Чаши не причащали. И уже потом, когда Лютер пришел, реформация же не на пустом месте возникла.
— А как быть с канонами? Ведь в Церкви должно быть не только вероучительное единство, но и какая-то организационная структура. Вот я помню, у нас недавно этот вопрос обсуждался.
— Правильно, каноны относятся к дисциплине, к церковному устройству. Они должны быть, но Церковь постоянно развивается, а потому часть из канонов устарела, а часть из них противоречит как современной церковной практике, так и друг другу. И мы, когда обсуждали какие-то организационные моменты, все-таки приняли очень важную формулу: когда расхождение — что делать? Если большинство принимает изменения, то Церковь двигается вперед, а кто остается в меньшинстве — пожалуйста, служи по старому, не признавая чего-то. Единству нашей Церкви разногласия во второстепенных вопросах не угрожают, вера у нас одна, а тоталитаризма у нас нет.
И еще, возвращаясь к литургии: за две тысячи лет существования христианства сколько литургий было? Сейчас три литургии: святых Григория Двоеслова, Иоанна Златоуста и Василия Великого. Литургия Апостола Иакова практически нигде не служится. Но ведь сотни были литургий! Опять-таки, сердце, главное содержание литургии — это Евхаристический канон, который действительно нерушим и не может подвергаться ревизиям, реформам. Все остальное — пожалуйста. Можно католическую мессу служить во всех разновидностях, англиканские или лютеранские литургии. Я думаю, что все вопросы Устава, богослужения, постов, все это должны общины решать. Вот на каком община захочет языке служить — на том и служить. Может быть, часть прихожан захочет на английском языке…
— В Англии — почему бы и нет? И служат, кстати, на национальных языках почти во всех Православных Церквах.
— Нет, в России тоже — может быть, когда-то приедут англичане-гастарбайтеры в возрожденную Россию. Пожалуйста!
— Хорошо бы дожить до этого времени… А сейчас на Западе в большинстве Православных Церквей и новый стиль, и язык народный.
— Так и у нас новый стиль уже святой патриарх Тихон пытался ввести, и Вселенский патриарх его поддерживал, но в нашем обрядоверческом населении, очень консервативном, эта идея была принята в штыки. К тому же и Ленин ввел новый стиль, поэтому считали, что все это происки коммунистов. Неприятие нового стиля среди многих простых прихожан, конечно, имеет психологическое обоснование — но поэтому надо с людьми работать, объяснять! Опять-таки, на каком языке служить? Мы служим литургию и по новому, и по старому стилю, и по-русски, и по-церковнославянски. Но это все условности. Мы даже точно не знаем, когда Господь Христос родился, в какой день, когда Его распяли. Это все промыслительно — для того, чтобы не было абсолютизации. Воскресение Христово — Пасху мы празднуем через каждые шесть дней, на седьмой, а не только раз в году. Вот сейчас мы встретились, какое у нас братство, какое духовное единение — почему бы нам не отслужить пасхальную литургию?
— Да ведь так и есть: не только каждое воскресенье, но и каждая литургия — это воспоминание Пасхальной тайны.
— Совершенно верно, поэтому надо от условностей отходить. Почему я за новый стиль? Вот, например, конец декабря, елочки, весь мир празднует, готовится к Новому году, а наши дети лишены этой радости, со всем миром радоваться. Одно это заставляет хотя бы Рождество перенести. Так что это вопрос времени. Более того, большинство же православных и так использует новый стиль — остались только самые косные и консервативные Церкви — Русская, Грузинская, Сербская и, кажется, Иерусалимская. Ну, не считая разных групп старостильников.
Да, что-то чувствовали наши предки, когда говорили "Москва — третий Рим". Какая-то особая харизма, особый путь. Но пока не получалось, весь пар ушел в свисток, когда раскол был старообрядческий. Патриарх Никон начал реформы, но при помощи государства — а это насилие, оно не допустимо. По существу, эта реформа обряда затрагивала такие второстепенные проблемы, что и не надо было этим заниматься. Но народ был еще такой по духу языческий, хотя и православный по обряду, что в то время нельзя было совершать какие-то реформы. А сейчас, в условиях светского государства — пусть даже условно светского — самое время. Думаю, создадутся условия, когда все напускное отживет. Я не даром вспоминал отца Александра Меня, что мы начинали еще тогда мечтать о реформах. Вот теперь время благоприятное. Желание подлинного возрождения в Православии есть, мы живы, значит, пришло время.
— То есть Вы оптимистично смотрите в будущее?
— Отец Александр Борисов в свое время использовал образ созревших, побелевших нив — замечательный образ. И я надеюсь, что и мы сможем внести свою лепту в сбор урожая в житницу Господню. А для того, чтобы урожай вызрел, необходимо вести проповедь, которую прервали со времен Александра Меня. Вот я мучительно думаю: почему Господь попустил, чтобы его убили, эту трагедию? Наверное, отец Александр опередил свое время, народ был не готов, как и экономически оказался не готов к реформам. Демократические реформы извратились, рухнули — об этом много сказано. Многие аналитики говорят, что переход от тоталитарной государственной структуры к рыночной экономике легко не дается. По-видимому, этот принцип справедлив и для церковных реформ. Один из идеологов польской "Солидарности" с печалью говорил: я наблюдаю, как в Польше, Болгарии, Румынии, Чехии пришли к власти коррумпированные чиновники, эгоисты, и к подлинной демократии нам еще долго идти. Так и в Церкви — идею реформ опошлили в свое время сотрудничающие с ЧК обновленцы, а подлинного церковного возрождения не наступило. Из сегодняшнего кризиса нет легкого выхода, но надежда есть. Я уже старый, я не доживу до этого, но те, кто помоложе, смогут увидеть первые плоды реформ. Нынешняя организационная модель российского православия — псевдоцерковная и искусственная, она не имеет права на существование в свободном обществе. Внимательно анализируя политические события 1990-х годов, я пришел к выводу о явном вмешательстве Божьем в судьбу России. Если Господь в то время помог нам, нашей стране, то разве не поможет Он Церкви Своей? Бог еще сотворит множество чудес в нашей истории, и мы увидим торжество подлинно евангельского, православного возрождения.
КРАТКАЯ ПОВЕСТЬ О МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ
Двадцатый век от Рождества Христова был эпохою великих войн, междоусобий и переворотов. Российское общество, пережившее за эти годы революции и войны, голод и репрессии, как никогда нуждается сегодня в духовной опоре. Естественно, что взоры многих в поисках высшей правды обращаются к тысячелетней христианской традиции – к российскому Православию. Несколько поколений россиян, насильно оторванных от веры отцов, никогда не державших в руках Евангелие, лишенных элементарных познаний в религиозной сфере, потянулись к церковной ограде, свято веря, что ступая под своды древнего храма, они приобщаются к той самой Церкви, что берет свое начало от святого князя Владимира, крестившего Русь в 988 году, – Церкви преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Еще бы – ведь они поклоняются тем же иконам, поют те же песнопения, как сотни лет назад молились их предки. И конечно, они нисколько не сомневаются в том, что патриарх Московский и всея Руси Алексий II, окруженный византийским великолепием, есть законный наследник в ряду святителей от первых Киевских митрополитов до святого патриарха Тихона.
Но в действительности это совсем не так. В 1927 году законное центральное управление Православной Российской Церкви было прервано большевистским насилием, а остатки гонимых христиан, спасаясь от истребления, ушли в катакомбы.
На место подлинной Церкви из представителей завербованного чекистами „временного синода” митрополита Сергия (Страгородского) была образована в 1943 году Сталиным и Берией Московская патриархия – та самая, что сегодня у всех на слуху. В условиях тяжелой войны Сталин начал разыгрывать „религиозную карту”, в том числе перед военными союзниками. Для этого он поручил Л. Берии и полковнику госбезопасности Г. Карпову „возродить” православную Церковь, митрополит Сергий был провозглашен патриархом всея Руси и начал ускоренно насаждать Московскую патриархию в СССР и за рубежом. С точки зрения православных канонов, благодатные структуры управления Церковью могли быть воссозданы только по действующим на тот момент каноническим правилам, и лишь затем, согласно этим правилам, они могли быть изменены. Но в нарушение всех канонических норм в 1943-45 гг. богоборческой властью была создана совершенно новая, чуждая православной традиции религиозная организация тоталитарного типа, с новыми, ранее не существовавшими церковными правилами, со структурой управления, копирующей сталинское политбюро („митрополитбюро”) и фактически подходящей под модное ныне определение „тоталитарная секта”, не имеющей ничего общего ни с российскими, ни со вселенскими каноническими правилами православия. По канонам Православия создание и деятельность этой организации должны восприниматься верующими „аки не бывшие”, то есть недействительными.
История Православия в СССР и России замалчивается и тотально искажается в интересах Московской патриархии, усиленно поддерживаемой нынешними властями. Поэтому глубокая потребность современной России в духовном авторитете и нравственном фундаменте наталкивается на косность „дочернего ведомства КГБ”, десятилетия осуществляющего поставленную перед ним цель: прикрываясь религиозной деятельностью, ревностно служить антирелигиозному тоталитарному государству. В результате этой подмены сегодня руководство Русской Православной Церкви (РПЦ) демонстрирует полную неспособность к столь необходимым обществу реформам, а попытки церковного возрождения снизу, со стороны общин, рядового духовенства, мирян пресекаются патриархийным начальством.
Конечно, кризис российского Православия нельзя связывать только с "сергианством", его корни гораздо глубже. С 988 года Православие стало на Руси государственной религией, а вместе с крещением князем Владимиром была принята византийская модель отношений государства и Церкви – цезарепапизм, означающий фактическое подчинение Церкви абсолютной царской, в дальнейшем императорской, власти.
Но в то же время Церковь жила и по своим внутренним древним правилам: все важнейшие религиозные вопросы решались соборно. Священники и епископы избирались самими верующими, а посвящались уже священноначалием. Троекратное „Аксиос!” („Достоин!”) народ произносил, хорошо зная кандидата на рукоположение.
В 1721 году император Петр I упразднил соборность Церкви, создав подчиненный себе Правительствующий Синод. Сей необычный для Церкви орган состоял из нескольких человек и был наделен властью, большей, чем Патриарх и Поместный Собор вместе взятые. Это было явное попрание канонических устоев Церкви! При этом все архиереи письменно согласились с подготовленным указом Императора. Показательно, в частности, что духовенство обязывалось доносить в полицию о политической нелояльности верующих, даже если это было бы узнано на исповеди. Архиереи же приносили присягу на верность Императору как „председателю и крайнему судии Правительствующего Синода”. Члены Синода были полностью приравнены к членам Сената, получили такие же регалии, привилегии, огромные жалования, крепостных, золоченые кареты. Император вернул им большие латифундии, на которых их райское существование – несмотря на обязательный для архиереев монашеский постриг – обеспечивалось трудом тысяч крестьян.
Насильственное прекращение в XVIII-XIX веках соборности Церкви, в первую очередь – выборности по принципам авторитета и заслуг священников и епископов самими верующими, превращение епископов в назначаемых правительственных сановных чиновников и рабовладельцев, а священников – в надсмотрщиков за рабами, – все это привело к глубочайшему духовному кризису в России, непреодолимому разрыву между просвещенной элитой и народом, и, в конечном счете, к катастрофе 1917 года. Церковь теряла авторитет в народе, росла пропасть между верующими и священником, между рядовым духовенством и епископатом. Всякий, кто был в оппозиции правительству, оказывался и вне огосударствленной, обюрокраченной Церкви. Так что в результате большинство населения оказалось за оградой церкви. Как писал в XIX веке Иван Аксаков: „Церковь превратилась у нас в подобие немецкой канцелярии, прилагающей... с неизбежной ложью порядок немецкого канцеляризма к спасению стада Христова”.
Только в августе 1917г., впервые после 1690 года, открылся Поместный Собор Православной Российской Церкви. В условиях падения православной монархии было восстановлено патриаршество, но не в единодержавной, а в соборной форме, ибо все важнейшие вопросы церковной жизни вновь стали решаться волеизъявлением верующего народа. Подобным образом уже были избраны народом правящие архиереи Петрограда и Москвы. В 1918 году Собором были приняты уставы епархии и прихода. Кандидатуры настоятеля и архиерея выдвигались народом, чаще всего на альтернативной основе. Перевод епископа на другую кафедру, а священника в другой храм рассматривался как особое исключение из правил. Патриарха положено определять по-апостольски – жребием из трех кандидатур. Святой патриарх Тихон, имевший меньшее количество голосов из проголосованных тайным голосованием трех кандидатов, оказавшихся во главе списка, стал по воле Бога путем жребия патриархом всея России.
На том же Поместном Соборе должны были рассматриваться вопросы о канонической и богослужебной реформе (Минея – богослужебная книга – была уже переведена на русский язык), но осенью 1918 года работа Собора была прервана большевиками.
Верховная власть в церкви была ограничена в пользу соборного начала. У Синода остались лишь координирующие функции. Впервые исполнительная власть осуществлялась вновь созданным Высшим Церковным Советом, состоящим из епископов, священников и мирян на равной основе под председательством патриарха.
В августе 1918 года Поместный Собор определил, что духовенству недопустимо заниматься политикой от имени Церкви. Но как граждане государства и архиереи, и священники, и миряне были вправе участвовать в политической деятельности индивидуально. Было канонически запрещено ущемлять кого-либо в Церкви из-за разницы в политических взглядах.
Собор проклял богоборческую власть и запретил верующим с ней сотрудничать.
Поместный Собор постановил, что в случае смерти патриарха назначается местоблюститель патриаршего престола, одной из задач которого является координация действий Церкви по созыву канонически свободного Поместного Собора для избрания нового патриарха. Святейшему Тихону Поместный Собор доверил формирование тайного списка кандидатов на должность местоблюстителя. В октябре 1920 года Священный Синод во главе с Тихоном детализировал этот порядок.
После смерти патриарха Тихона в 1925 году местоблюстителем патриаршего престола стал митрополит Петр (Полянский), входивший в число четырех епископов, названных в завещании святого патриарха в качестве канонически полномочных кандидатов. Сана местоблюстителя патриаршего престола с митрополита Петра никто не снимал, а аресты святителя безбожными властями препятствием к ношению духовного звания не являются. Митрополит Петр (Полянский) принял мученическую смерть в 1938 году в сталинских лагерях именно как законный местоблюститель патриаршего престола.
В условиях чудовищных гонений и репрессий со стороны ГПУ митрополит Сергий (Страгородский) в 1927 году воспользовался арестом местоблюстителя патриаршего престола священномученика митрополита Петра и объявил сам себя, вопреки канонам и уставу Церкви, „заместителем патриаршего местоблюстителя”, хотя в списке кандидатов на должность законного местоблюстителя он не значился. Самозванец создал при себе антиканонический „временный синод”, который до удивления быстро был признан Советской властью и зарегистрирован главным гонителем верующих – ГПУ.
Митрополит Сергий (Страгородский) присвоил с помощью ГПУ административную власть над Церковью, фактически упраздняющую возрожденную недавно соборность. Так митрополит Сергий занялся запрещением в служении и даже отлучением других епископов, в том числе только за то, что те отказывались присягнуть в верности И. Сталину. Право запрещать и отлучать архиереев имеет исключительно Архиерейский или Поместный соборы. Тем самым митрополит Сергий со своим так называемым „временным синодом” присвоил себе власть большую, нежели патриарх и Поместный собор вместе взятые, не имея на то, естественно, подобных полномочий от церковной полноты. Все его полномочия проистекали лишь из собственного самозванства и из постановления о регистрации его „синода” карательным органом богоборческого режима — ЧК–ГПУ. Тем самым каноническая преемственность официальной верховной власти в Православной Российской Церкви в 1927 году была прервана.
По Уставу 1917-1918 гг., высшее церковное управление, в случае невозможности его канонического продолжения, упразднялось вообще, а епископы должны были направить все усилия на сохранение паствы и общин в своих регионах, пока не представится возможность провести законный Поместный собор и определить волю Бога в отношении личности Патриарха. Но митрополит Сергий попрал и Устав Российской Церкви, и правила Вселенских соборов в том, что касается власти епископов.
И таким образом, согласно нормам Восточной Церкви, все акты митрополита Сергия и его синода, начиная с провозглашения Сергием себя „заместителем патриаршего местоблюстителя”, являются глубоко антиканоничными, то есть церковным преступлением. За учиненный им раскол, по правилам священных соборов, митрополит Сергий подлежит извержению из сана и отлучению от Церкви.
В 1927 году митрополит Сергий опубликовал свою знаменитую Декларацию, где радости социалистического государства объявил радостями Церкви. „Ваши радости – наши радости”, – писал он коммунистическим правителям. Поскольку Сталин, в качестве одной из „радостей” страны советов, назвал вторую пятилетку „безбожной”, так что к 1937 году слово „Бог” должно было исчезнуть из советского новояза, то понятно, какими „радостями” стала жить сергианская иерархия. В Декларации содержится „благовестие” о ее апостасии (вероотступничестве) – духовной солидарности с гонителями Церкви, „унии” православия с антихристом.
После опубликования этой Декларации официальный и окончательный раскол в Церкви стал неизбежен. Свыше 60 архиереев, не разделявших „радости” безбожников и поэтому находившихся в Соловецких лагерях, Декларацию не признали. Не признали ее и авторитетнейшие митрополиты, имевшие канонические полномочия от Поместного Собора на возглавление центрального аппарата церкви в отсутствие патриарха, а также и те, что оказались вследствие гражданской войны в изгнании. Канонически законные архипастыри благословили верующих на неподчинение самозванцу и на уход в катакомбы.
В 1930 году митрополит Сергий заявил иностранным журналистам, что в России Церковь не преследуется. И это в том самом году, когда был закрыт последний монастырь, а число новомучеников стало измеряться десятками и сотнями тысяч! В 1934 году он стал кощунственно именовать себя местоблюстителем при живом и законном местоблюстителе митрополите Петре, страдавшем за Христа в заключении.
Дьявол, как отец всякой лжи, отнюдь не щадил и примкнувших к бывшему митрополиту отступников: к 1939 году в СССР легально действовало всего лишь около ста православных приходов и только четыре подчиненных митрополиту Сергию архиерея. Вслед за исповедниками веры и честными священнослужителями были репрессированы и многие вероотступники, коллаборационисты и церковные стукачи. На свободе „про запас” оставили лишь горстку самых ревностных и преданных Сталину сергиан.
В 1943 году недоучившийся тифлисский семинарист И. Сталин решил использовать в политических целях десятки миллионов русских за рубежом, а заодно и попробовать сплотить страны пост-византийского пространства (Восточная Европа и Балканы) под крылом Москвы как Третьего Рима, разыграв этно-конфессиональную карту.
Сталин вызвал в Кремль трех сохранившихся активистов сергианской раскольничьей группировки: митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича), выделил правительственный самолет и велел собрать по концлагерям оставшихся в живых лояльных епископов для избрания нового „патриарха”. Срочно провели несколько сомнительных хиротоний, и в итоге 19 человек объявили себя как бы православным собором, на котором, поправ все основополагающие каноны вселенского и российского Православия, провозгласили Сергия Страгородского „патриархом всея Руси”.
Таким образом, православная Церковь, основанная на Руси в 988 году, с 1927 года существовала только лишь в катакомбах и в изгнании за границей.
В феврале 1945 года Сталин решил придать вновь созданной религиозной организации, карманной „красной секте” всесоюзный масштаб и международный авторитет, для чего за казенный счет организовал в Москве так называемый „Поместный собор РПЦ”. К действовавшему, никем не отмененному каноническому уставу российского Православия порядок созыва и проведения указанного „собора” не имел никакого отношения: организаторы попрали и требования действовавшего устава, и каноны Вселенских соборов. Прибывших на так называемый „собор” иностранных гостей, прежде всего – представителей восточных православных Церквей, Сталин подкупил щедрыми подарками: священными облачениями и украшениями из золота и драгоценных камней, изъятыми из музеев, а ранее награбленными большевиками у исторической Православной Российской Церкви, наличными долларовыми мздовоздаяниями.
Под влиянием драгоценных подарков, съеденной икры и выпитых кавказских вин и коньяков, показавшихся членам „собора” манной небесной среди голода и разрухи 1945 г., было принято „Временное положение об управлении РПЦ”, полностью противоречащее канонам Православной Церкви. Это положение превратило Московскую патриархию в некое подобие тоталитарной секты, где три человека во главе с так называемым „патриархом Московским и всея Руси” получили власть большую, чем Поместный собор, и право административно управлять церковью еще более диктаторски, чем петровский синод. Но если императоры до 1917 года считались все же православными христианами, то теперь официальные структуры Церкви абсолютно подчинились воле вождей богоборческого режима. Такого падения церковная история за 2000 лет христианства еще не знала!
„Патриархом всея Руси” на „соборе” 1945 года неканоническим открытым голосованием был избран митрополит Алексий (Симанский), ближайший сподвижник Сергия (Страгородского), дискредитировавший себя активным пособничеством ГПУ и участием в обновленческом расколе в 1922-1923 годах. За верное и продолжительное служение советскому правительству и органам госбезопасности Алексий постоянно получал свои тридцать сребренников: правительственные ЗИС, дачу, отдых в Крыму, круизы на комфортабельных пароходах, спецвагон для железнодорожного передвижения, продовольственное и медицинское спецобслуживание. До самого распада СССР Московская патриархия снабжалась деликатесами и алкоголем с кремлевской базы. Все руководители сталинско-брежневской церковной иерархии награждались за заслуги в деле строительства коммунизма орденами, медалями и почетными грамотами, в том числе и от КГБ СССР. Так, патриарх Алексий I стал рекордсменом среди советских архиереев по орденам: 4 ордена Трудового Красного Знамени!
Как показало раскрытие архивов КГБ, сама „красная” Патриархия под прикрытием богослужебно-религиозной деятельности фактически являлась подразделением МГБ. И вот почему, после того как пуповина, связывавшая Московскую патриархию с ее материнской организацией – 4 отделом 5 управления КГБ – в 1991 году была порвана, РПЦ оказалась неспособна к самостоятельному церковному служению. Сбылись слова Христа о нерадивом слуге: „Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть”.
В 1947-48 годах сталинская церковь надеялась на проведение Всеправославного Собора, на котором с помощью незримо присутствующего МГБ Московский патриарх был бы продвинут с нынешнего пятого места в иерархии патриархов на первое, т.е. стал бы Вселенским. Тогда Москва вновь была бы провозглашена Третьим Римом, а Иосиф Сталин – новым Константином Великим. Однако Бог не допустил такого кощунства над христианством.
Но и в статусе большевистского вождя сталинская Патриархия прославляла своего крестного отца паче всех святых. Вот как описывают впечатления от встречи с И. Сталиным 10 апреля 1945 года патриарх Алексий I и митрополит Николай: „Полные счастья видеть лицом к лицу того, одно имя которого с любовью произносится не только во всех уголках нашей страны, но и во всех свободолюбивых и миролюбивых странах, мы высказывали Иосифу Виссарионовичу нашу благодарность... Беседа была совершенно непринужденной беседой отца с детьми”. – Отца с детьми! Что может быть красноречивее этого беспощадного саморазоблачения Патриархии?
В 1947 году по случаю празднования 800-летия Москвы патриарх Алексий I заявляет, что ведомая им религиозная организация осуществляет „усердную всецерковную, всероссийскую молитву о державе, победе, мире, здравии и спасении... всех доблестных руководителей нашей страны во главе с нашим Великим мудрым Вождем, твердо ведущим нашу Родину по издревле священному пути мощи, величия и славы”.
Смерть основателя РПЦ Генералиссимуса И.В. Сталина в 1953 году стала тяжелым ударом для его духовных чад – патриарха Алексия (Симанского) и его подручных, ввергла их в тяжкую скорбь. Поминать свое божество как „раба божьего Иосифа” (стандартная формулировка церковного поминовения) показалось с „богословской” точки зрения унизительным. Поэтому на заупокойной службе поминали усопшего вождя как „Генералиссимуса Иосифа”. В слове перед панихидой патриарх Алексий I благовествовал: „Великого Вождя нашего народа Иосифа Виссарионовича Сталина не стало. Упразднилась сила великая, общественная: сила, в которой народ наш ощущал собственную силу, которою он руководился в своих созидательных трудах и предприятиях, которою он утешался в течение многих лет. Нет области, куда бы не проникал глубокий взор великого Вождя... Ни один вопрос, с которым бы мы к нему обратились, не был им отвергнут; он удовлетворял все наши просьбы. Память о нем для нас незабвенна...”
Даже в хрущевские времена, когда КПСС на XX и XXII съездах „покаялась” в „культе личности”, советские иерархи остались верны незабвенной памяти своего Отца – „Великого Вождя”. „Служители культа” остаются преданы „культу” своего духовного Отца-Основателя и по сей день. От имени Московской патриархии ни разу не прозвучало ни слова покаяния за эти позорнейшие страницы прошлого.
Придя к власти, первый "перестройщик" Н.С.Хрущев решил поставить православных служителей культа Сталина на место. В отместку за почитание Сталина он предложил им самим начать новое массовое закрытие приходов, духовных семинарий и монастырей. Орденоносные советские владыки стали сами спешно доказывать ненужность религии социалистическому обществу и поспешно закрывать приходы. Наиболее преуспевшие в этом архиереи удостаивались наград и повышения по службе. С 1958 по 1964 год количество приходов сократилось более чем в 2 раза! Воспротивившийся этому архиепископ Калужский Ермоген (Голубев) был беззаконно лишен кафедры и заточен в монастырь на тюремных условиях.
Слившаяся с КГБ сергианская иерархия была в принципе не способна заботиться об интересах верующих. В 1961 году руками патриарха Алексия I и будущего патриарха Пимена все духовенство было полностью отстранено от влияния на хозяйственно-административную жизнь Церкви, так что приходские священники стали наемными работниками у сформированных советскими исполкомами „двадцаток” учредителей приходов, каковыми на самом деле являлись не верующие, а зачастую ветераны КПСС и КГБ. В результате по требованию властей так называемая „двадцатка” могла в любой момент закрыть храм или расторгнуть договор с политически нелояльным священником и сделать его по сути безработным. В 1960-е годы лишались места пастырского служения даже за то, что выдавали характеристики молодым верующим для поступления в разрешенную Духовную семинарию. А архиепископ Пимен (Извеков), бывший одним из главных проводников внедрения в Церкви этого безбожного порядка в 1961 году, получил в награду от социалистической Родины звание митрополита, орден Трудового Красного Знамени и вторую по значимости кафедру – Ленинградскую, а позднее был продвинут в патриархи.
При Н. Хрущеве процесс вербовки священнослужителей распространился и на низшие этажи церковной структуры. Через вербовочное сито спецслужб пропускался не только епископат, но и значительная часть рядового духовенства, а также служащие в церкви миряне – члены двадцаток, алтарники, певчие, сторожа, уборщицы. Особую силу этот процесс приобрел после вступления РПЦ во Всемирный Совет Церквей, Христианскую Мирную Конференцию и другие международные организации. Вербовка священнослужителей РПЦ приобрела такой размах, что уже было трудно различить, где они решали религиозные, где чекистские, а где партийные проблемы.
Священников, не желавших сотрудничать с тайной полицией, но и не занимавшихся политикой вообще, репрессировали только за то, что они хотели добросовестно исполнять свои пастырские обязанности. Наиболее показателен здесь пример отца Александра Меня, много лет притесняемого своим церковным начальством. И подобных примеров немало. Когда священников и мирян наказывали за „чрезмерную” религиозную активность, Московская патриархия не только не ходатайствовала за них перед родной ей властью, но и отмежевывалась от них, письменно опровергала факты преследований за веру, чем еще больше развязывала руки карательным органам для подавления религии.
Те пастыри, которые вопреки начальству осмеливались нести народу Евангелие, „переламывались” патриархом и митрополитами тем, что отправлялись на отдаленные сельские приходы, а то и насильственно за штат без права служить и проповедовать. Они становились объектами деятельности карательных органов, вызывались на „проработку”, допросы, отправлялись в тюрьмы и лагеря; запугивались даже их родственники.
После того, как в 1988 г. генсек КПСС М.С.Горбачев приказал членам Митрополитбюро заняться „нравственным возрождением” рядового состава соцлагеря, идеологам в митрах пришлось срочно „перестраиваться”.
В 1990 году на Поместном соборе РПЦ тайным голосованием „патриархом всея Руси” был избран Алексей Михайлович Ридигер, причем вновь был нарушен канонический порядок, установленный на Поместном соборе 1917-1918 годов. Члены собора 1990 года побоялись доверить Богу, который смотрит не так, как человек – не на лицо, а на сердце, судьбоносное для России дело. Поэтому епископат сам себе выбирал начальника из двух борцов с „отсталыми и враждебными взглядами” (т.е. с религией): митрополитами Алексием (Ридигером) и Владимиром (Сабоданом), воспитавшими не одно поколение советских пастырей в духе ленинской морали и социалистического отношения к собственности. Митрополит Алексий, имеющий больше орденов, почетных знаков и грамот, одержал закономерную победу.
Уже в октябре 1990 года были приняты союзный и российский законы о свободе вероисповеданий, предоставившие церкви право юридического лица и неограниченную свободу как религиозно-просветительской, так и издательской, и производственно-хозяйственной деятельности.
Как воспользовалась Московская патриархия этой свободой? За годы полной, даже бесконтрольной свободы Московская патриархия все усилия сосредоточила на улучшении условий жизни административной верхушки церковного управления, а также занималась массированным лоббированием всевозможных льгот для различных коммерческих и полукоммерческих структур, делящихся частью „теневой” прибыли с церковными аппаратчиками. Московская патриархия, синодальные отделы, члены Синода выступают соучредителями, членами правлений или акционерами сомнительных банков, предприятий по сбыту драгоценных металлов, нефти, и проч., при этом не внося ни копейки или чисто символический взнос. Налоговые льготы для религиозных объединений, а также и пролоббированные частные льготы, спецлицензии на экспорт нефти и другого сырья – это и есть доля Московской патриархии в теневом бизнесе. Однако прибыль, получаемая за счет этой доли, бесследно исчезает, когда речь заходит о финансировании духовного образования, просвещения, благотворительности, социального служения, телепередач. На это денег в Патриархии нет.
Все новое, что пытается пробиться через бетонную плиту сталинско-брежневской иерархии, подвергается гонениям. Сумели священники Александр Борисов и Георгий Кочетков обратить к Богу по несколько тысяч человек, причем, в основном молодежи, и вот Указом патриарха отец Георгий переводится в маленький храм, где его община физически не сможет разместиться. При этом Моспатриархия всячески потакает различным околоцерковным экстремистам, антисемитам, людям склонным к отрицанию свободы выбора и насилию в вопросах веры. Поскольку ничего позитивного Патриархия и ее служители современному обществу сказать не могут, то вся их „проповедь” сводится к призывам: „запретить”, „отлучить”, „проклясть”, и все чаще призывается на подмогу такой псевдопроповеди государственное насилие.
Среди духовенства чекисты с панагиями хотят видеть бездумных требоисправителей, „православных шаманов”, поощряющих всевозможные суеверия и магизм, законсервированных на уровне сельского жителя XIX века.
Как и во вселенском Православии, так и особенно ярко - в российском проявились православные фундаменталисты, которые имеют в рядах приверженцев большинство членов Синода, правящих архиереев, приходских священников и основную массу монашеского корпуса. В то же время немногочисленные реформаторы в Московской патриархии гонимы.
Перечислим основные принципы "Символа веры" православного фундаменталиста - "талибана" Московской патриархии:
1. Ретроспективность мировоззрения - обращенность назад, сакрализация прошлого. Подлинная истина - лишь в древнем благочестии.
2. Вера в незыблемость, истинность лишь старого стиля (юлианского календаря).
3. Неприемлемость богослужения на современных языках: для россиян - недопустимость служения на русском.
4. Запрет уставных богослужебных изменений.
5. Приверженность идее "Москва - Третий Рим".
6. Политико-религиозная жажда восстановления в России монархии, империи и церковно-государственной симфонии, якобы существовавшей до 1917 года.
7. Воинствующий антиэкуменизм, требование выхода РПЦ из Всемирного совета церквей.
8. Крайняя враждебность к инославным: католикам, протестантам и др.
9. Враждебность к Западу (особенно к США), к его политическому общественному укладу, к западной культуре вообще.
10. Неприятие демократии, демократических свобод, прав человека и в особенности - свободы совести. На архиерейском соборе РПЦ в августе 2000 года была принята концепция крайнего неприятия права на свободу совести: "Утверждение юридического принципа свободы совести свидетельствуют об утрате обществом религиозных целей и ценностей, о массовой апостасии и фактической индифферентности к делу церкви и победе над грехом".
11. Антисемитизм, уверенность, что во всех несчастьях России повинны евреи.
Перечисленные "вероучительные истины" к настоящему времени все более стало разделять церковное руководство, во главе с патриархом Алексием II и митрополитом Кириллом (Гундяевым) переходя на экстремисткие консервативные, ультра-националистические позиции.
С праздничного юбилея тысячелетия крещения Руси, помпезно отмеченного в 1988 году, Моспатриархия неустанно декларирует на весь мир о небывалом религиозном возрождении России. Хотя в действительности вместо возрождения веры среди народа, происходит подмена: постоянно усиливаемая клерикализация государства и общества, при активной поддержки этого процесса со стороны государственного бюрократического аппарата, что ведет к усилению роли "служителей культа" и особенно высшего иерархического звена в социальной и политической жизни государства и общества.
Как точно сказал один из современных богословов: "Клерикализация - это явление, при котором жреческая элита выступает посредником между обществом и небесами и требует от общества и даже государства веры в свою абсолютную исключительность, в эксклюзивность своего права выражать истину в последней инстанции". Отсюда всё усиливающиеся успешные попытки незаконного вмешательства Моспатриархии в жизнедеятельность государства и общества.
Россия по Конституции светское государство, в котором признается религиозное и идеологическое разнообразие, свобода убеждений. Тем не менее, государство помогает Московской патриархии навязывать обществу новую идеологию (как в прошлом - коммунистическую) - православную веру в варианте толкований (изданий) РПЦ. Что в первую очередь проявилось в протаскивании лоббистами Патриархии через парламент и президента Б. Ельцина дискриминирующего закона "О свободе совести", вступившего в силу в сентябре 1997 г. Закона, практически предоставившего значительные льготы Моспатриархии. Поощряемая этим законом, РПЦ не только успешно пытается приватизировать духовную среду жизни, но и покушается на гражданские свободы, вмешивается в деятельность органов власти, внедряется в государственные и общественные структуры, изгоняя отовсюду своих религиозных конкурентов.
На основании нового закона в правах ущемляются не только так называющиеся "экзотические" секты, но, опираясь на ложный канонический постулат, Моспатриархия требует особой роли по "окормлению" жизненного пространства, понуждает гражданскую власть повсеместно дискриминировать и все остальные христианские конфессии.
Одновременно Моспатриархии безвозмездно передаются огромные земельные наделы и всяческая недвижимость, в том числе и не религиозного назначения, никогда не принадлежавшая Церкви.
Преподавание религиозных дисциплин священнослужителями Моспатриархии вводится в школах и высших учебных заведениях (даже в военных академиях).
Происходит широкая клерикализация армии. Проводятся официальные церемонии (освещение знамён, ракет, кораблей, в частности солдат и оружия, направляемых на войну в Чечню), что грубо противоречит действующему закону "О статусе военнослужащих", запрещающему в военных частях религиозную деятельность.
То же самое можно сказать и о пенитенциарной системе, на территории которой строятся исключительно православные храмы, а из тюрем и лагерей вытесняются окормляющие заключенных священнослужители, не входящие в структуру Моспатриархии.
Подмена духовного возрождения посткоммунистического общества внешней православной клерикализацией неминуемо приведет к новому духовному кризису общества на фоне сомнительных уверений, будто в стране 60-70% населения - православные верующие. Более правдива статистика МВД, утверждающая, что во время церковного праздника Рождества Христова храмы Москвы (их около пятисот) посетило двести тысяч человек (т.е. полтора процента населения). Учитывая, что в этот праздник многие ходят в храмы просто из любопытства, процент истинно верующих реально оказывается ещё более низким.
В последнее время Московская патриархия развязала истерическую кампанию против новых религиозных движений, не без основания считая некоторые из них серьезными конкурентами. Обвиняя другие религиозные организации в подавлении свободы личности своих членов и лишения их основных гражданских прав, Патриархия действует по известному методу "держи вора". Утвердив на государственном уровне кабальный устав для своих приходов, полностью экспроприировав имущество церковных общин, упорно отказываясь от введения предусмотренного канонами церковного суда, сделав крепостными своих служителей, "красная церковь" сама превратилась в типичную тоталитарную секту.
Решительным шагом на пути превращения Моспатриархии в тоталитарную секту явилось узурпаторское решение Архиерейского Собора, состоявшегося в 2000 г., о передаче полноты власти в РПЦ от Собора Поместного Собору Архиерейскому и к тому же произвольной отмене обязательности сроков созыва Поместных Соборов, которые являлись "святая святых" канонического устройства Русской Православной Церкви (по определению последнего Поместного Собора РПЦ, состоявшегося в 1990 г., Поместный Собор должен был собираться в обязательном порядке не реже одного раза в пять лет).
Выдвигая абсурдные обвинения "тоталитарных сект" в попытках захвата власти, Патриархия сама стремится занять господствующее положение в государстве и вновь заполняет привычную нишу в сфере госбезопасности. Если при коммунистическом режиме место КПСС было для нее недостижимо и по линии госслужбы она довольствовалась агентурной деятельностью, то сегодня она претендует на монополию над всей духовной жизнью общества и навязывает государству свою ведущую роль в обеспечении национальной безопасности в духовной сфере.
Пока российское государство не прекратит вмешательство во внутренние дела православия через предоставление всех материальных возможностей исключительно сталинской патриархии при дискриминации истинно-православных верующих и не предоставит православным верующим гарантированное международными обязательствами право "организовываться в соответствии со своей собственной иерархической и институционной структурой; выбирать, назначать и заменять свой персонал согласно своим соответствующим требованиям и стандартам", псевдоцерковная структура РПЦ будет и дальше дестабилизировать обстановку в России и во всем мире.
Без возрождения православия нет возрождения России. Но истинное возрождение – это не статистические отчеты о переданных государством храмах и монастырях, не количество освященных офисов и не демонстративное стояние государственной номенклатуры со свечкой в правой руке. Истинное возрождение – это духовное самосознание общества, обретение высших нравственных ориентиров, что немыслимо без покаяния и отречения от преступлений прошлого.
Пример такому устремлению к правде первой должна была показать Русская православная церковь, которой с избытком есть в чем каяться. Однако Московская патриархия упорно отказывается признать правду о самой себе, в корыстных целях искажает свою историю, сочиняя собственную мифологию для обоснования своего мнимого происхождения от святых князя Владимира, преподобного Сергия, патриарха Тихона.
После опубликования комиссией Верховного Совета России части архивных материалов КГБ об агентурном служении высшего духовенства РПЦ, под напором гласности Патриархия в 1992 году была вынуждена создать свою комиссию, возглавляемую епископом Костромским Александром, по расследованию фактов сотрудничества представителей Церкви со спецслужбами. Но за прошедшие годы эта комиссия не представила никаких следов своей деятельности; обошел молчанием результаты расследований и Архиерейский собор 1994 г. Несомненно, существование патриархийной комиссии имеет (в настоящем времени, так как формально она не упразднена) подлинной целью не раскрытие перед лицом Церкви правды о позорных заслугах руководства РПЦ перед „социалистической Родиной”, а, напротив, ее сокрытие.
После крушения СССР Патриархия терпит поражение в „ближнем зарубежье”. Общины Украины, Эстонии, Латвии, Молдавии в значительной части отделились от „московского престола” из-за нежелания Патриархии встать на путь очищения и возрождения. Неудивительно, что в сознании этих церквей РПЦ является двойником коммуно-советского тоталитаризма.
В многовековой истории христианства, неоднократно попадавшие в полосы тяжкого кризиса церкви выходили из него жизнеспособными только в случае широкого участия в деле церковного возрождения самого верующего народа. Не может быть исключением из этой исторической закономерности и трагическая судьба Русской православной церкви.
Восстановление Православной церкви в России, какой она по достоинству должна быть, невозможно без глубоких внутренних реформ и возвращения к демократическим принципам Поместного Собора 1917-1918 годов, на основании которых необходимо перестроить систему управления Русской православной церкви: отменить всевластие Патриархии, возродить каноническую выборность духовенства по всей вертикали иерархии. Сделать это невозможно —без люстрации высшего руководства Патриархии: лица, продвинутые на высокие церковные посты по указанию спецслужб, должны ответить перед верующими за свое пособничество безбожному режиму, или хотя бы принести публичное раскаяние в этом. Только избавившись от наследия коммунизма, Церковь сможет стать общественной силой, открыть уста для проповеди, служить миру примером своими добрыми делами. Иначе РПЦ превратится в реликтовый этнографический заповедник, в торгующий обрядами магазин для невежественного и невоцерковленного народа.
Якунин Г., Рыжов Ю., свящ.
Три разговора о прошлом, настоящем и будущем Православия,
с приложением краткой повести о Московской Патриархии.
Москва - Таганрог, 2006. - 56 с.
© священник Глеб Якунин, 2006.
© священник Юрий Рыжов, 2006.