Я нахожу прямую аналогию между диомидовским бунтом и старообрядческим расколом 17 века. В обоих случаях мы имеем дело с широким народным движением с крайне примитивной обскурантистской идеологией. Но суть дела – не в идеологии, а в бунте против самоуправства и бесконтрольности церковной власти. Верующий народ вдруг осознал, что Церковь – это именно он, а не иерархия, которая высокомерно третирует его как темное, забитое и бессловесное стадо.

    В результате такого пробуждения личной религиозной совести те же старообрядцы, начав с фанатичного обрядоверия и самосожжений, впоследствии стали самыми свободными, ответственными и предприимчивыми гражданами Российской Империи. Те, кто остались, и сейчас такие. Может быть, со временем такое превращение произойдет и с диомидовцами. При всей своей интеллектуальной и духовной ограниченности, они со всей религиозной истовостью принимают ответственность за себя, за Церковь, за страну, за весь мир. И в этом смысле они морально несравнимо выше гладеньких и образованных "православных нашистов", которые готовы маршировать куда угодно по команде любого начальства.

   С точки зрения вероучительной, Диомид принимает те черно-белые идеологические штампы, которые многократно и однообразно воспроизводятся со времен Сергея Нилуса. Эти штампы в гигантских масштабах были растиражированы в творениях покойного митр. Ленинградского Иоанна (Снычева). Они широко рекламируются в православных храмах и воспринимаются верующими прихожанами как творения некоего современного "отца Церкви". Можно сказать даже сильнее: многотомники Снычева стали для церковного народа как бы новым «священным писанием» вместо Библии, которую православные, как известно, почти не читают.

    Что же после этого удивляться широкому успеху диомидовщины? Именно примитивные и однозначные идеи неотразимо привлекательны для того, кто впервые в жизни пытается начать хоть как-то мыслить. В средней школе все попытки думать самостоятельно у него были напрочь отшиблены (впечатление такое, что социальная роль школы в этом и заключается!). Поэтому такой впервые проснувшийся "мыслитель" всегда начинает с подросткового отрицания всего, чему его учили – и шизофренический бред Нилуса и Снычева кажется ему откровением. В светской культуре им соответствуют такие воинствующие невежды, как Носовский и Фоменко в истории или "торсионщик" Шипов в физике: все они тоже имеют бешеный успех в широких массах. Кстати, если сейчас под любым видом ввести принудительное обучение православию, то это полностью отобьет тот живой интерес к нему, который пробудился во времена государственной борьбы против религии. В свое время школьное преподавание "Закона Божьего" привело к массовой атеизации русского народа: да и семинарии, как известно, были лучшими поставщиками кадров для революции.

   Дремучему, но искреннему Диомиду противостоит изощренный и циничный митр. Кирилл, достойный наследник митр. Никодима (Ротова). Если Никодим давал "православное" обоснование идеологии коммунизма, то Кирилл, выполняя новый "социальный заказ", поучает российских законодателей, как надо богословски понимать "права человека". История Церкви показывает, что, как правило, "ереси ходят парами": например, "интеллигентское" несторианство и народное монофизитство. По учению святых отцов, благодатная церковная истина может быть найдена только на узком "царском" пути между взаимно-отрицающими ересями: в нашей ситуации – между никодимовщиной и снычевщиной, между кирилловщиной и диомидовщиной.

   Публично разбираться в нелепых обвинениях одной стороны и беспомощных оправданиях другой – я решительно отказываюсь. Много материалов обо всем этом на моем сайте, в том числе, подробно о богословской системе митр. Никодима,которую сейчас мало кто помнит. А ведь когда-то она широко озвучивалась от имени РПЦ на межконфессиональных собраниях. Но сейчас эти разборки только отвлекают (и успешно отвлекают!) внимание от главного: того бедственного состояния, в котором находится Русская Церковь уже 80 лет, с 1927 года. Когда церковный организм здоров, он умеет справляться с любыми бунтами и ересями, а борьба мнений претворяется в цветущее многообразие церковной жизни. Как любил говорить Патриарх Тихон, "тем и хорошо Православие, что оно может многое вместить в свое глубокое русло". Но тот внутренний, и потому самый страшный, раскол, который давно уже существует между иерархией и церковным народом – это смертельная рана, которая сегодня делает русскую церковь почти нежизнеспособной.

   Впрочем, Церковь как таковая погибнуть не может, но может развалиться та бюрократическая структура, которая, как жесткий протез или позвоночный корсет, удерживает ее формальное внешнее единство. Подлинного единства в Русской Церкви давно уже нет, поскольку нет той соборной жизни, в которой это единство только и может рождаться и поддерживаться.

    Поэтому "диомидовская революция" может иметь самые разрушительные и трудно предсказуемые последствия. Но впадать в отчаяние не стоит: может быть, этот кризис необходим для того, чтобы, наконец, началось давно чаемое возрождение Православия – ибо религиозная жажда в российском обществе как никогда велика, и духовный потенциал русского народа огромен.


Лев Регельсон. Комментарии.Ру, 12 июля 2008 г.
  http://kommentarii.ru/comment/6161/795