В С Т У П Л Е Н И Е.

Текст этот – женский по природе. Его росток чуть не погиб в иссохшей почве моей души, но оросил его чудесный Источник жизни. Теперь могу я только бережно вынашивать свое дитя, прислушиваясь к пульсу слов живому. Еще не зная, каким оно родится, я заготовила ему одежду – структуру музыкальную сонаты.

                                                      «Я – деревня, черная земля,
                                                               Ты мне – луч и дождевая влага.
                                                              Ты – Господь и Господин, а я –
                                                      Чернозем и белая бумага»
                                                                                               (М. Цветаева).

Э К С П О З И Ц И Я.

Как мне найти тот тон и ритм сердечных вопрошаний, чтоб мир  откликнулся, помог открыться мысли, чувству? Как в резонанс войти с его пульсацией глубинной, чтоб перестроила она на лад свой сам язык мой? И как решиться мне на исповедь о жажде сердечной, как излить ее в словах? 

Рискну сказать, что это жажда тепла и нежности, вниманья и любви. Пусть не оправдана она ничем, но она есть… Нужны ли оправданья? На опыте всей жизни мне пришлось узнать, что это значит –  лишенной быть даров чудесных этих, благодатных…

И потому решаюсь я на дерзновенный шаг – попытку вместить в свой разум, сердце немыслимое: совершенный Человек, Сын Божий отдан был Отцом на муки крестные, на смерть ради всех нас, способных на предательство, убийство. И Он хотел, чтоб так любили мы друг друга, как Он нас возлюбил… 
Но это невозможно для нас, погрязших во грехах, и в помощь человеку  две милости великие нам даровал Господь.

Вот первая из них: завет любви лишь к ближним, разделенье мира – во времени, пространстве – на множество кругов, что отделяют наших близких от всех других, оставленных вне нашего вниманья, вне памяти об их судьбе.   Ведь только редкие святые души способны пережить, в потоке благодати, свое родство с любой живой душою, с каждой тварью Божьей. Но были те великие мыслители, пророки, которые включали в свой круг близости всех тех, кто разделял когда-либо их взгляды, веру. Но и они отбрасывали за границы круга всех думающих, верующих хоть чуть-чуть иначе. И были те, кто может ощутить свою живую связь со всеми, кто жив сейчас – в отличие от дальних (и не очень) своих предков.

Легко дается чувство близости, родства с людьми, которые относят себя к такой же нации, народу – и говорит на том же языке. А иногда нам близки только люди своей профессии, прослойки общества, настроя мыслей и души, – но в ходе нашей жизни сменяются они все время («уходят, уходят, уходят друзья…»). И, значит, наши ближние – лишь те, с кем связаны мы здесь, сейчас. А в самом центре такого круга близости стоит «Я–Ты» – геном всех наших отношений с миром, наш райский сад и адский пламень. Замкнувшись в клетке своих чувств, обожествив друг друга, мы неизбежно отторгаем целый мир – а, значит, и его Творца. И эта клетка хочет выжить, разрастись ценою гибели духовной, как раковая опухоль – ценою смерти тела. Как научиться нам просить и принимать всем сердцем помощь свыше в миг каждой встречи «Ты» и «Я»?

 

Для этого дарует Бог вторую милость:  Он посылает к нам своих пророков и святых, учителей духовных. Но опознать их и поверить, им довериться – совсем непросто: такая встреча может изменить всю нашу жизнь, отнять уверенность в себе и своем мире; мы чувствуем опасность потерять свою свободу и достоинство, свое лицо. 

Но есть ли что терять? Припомни, как тебя бросало по волнам океана чужих пристрастий, мнений, убеждений! И все влиянья и внушенья, слой за слоем, вросли в нас так глубоко, что приросли к лицу и стали маской; ее нельзя содрать, не «потеряв лица».

Мучительно признаться в этом – самому себе и Богу. Но если ты решишься, возможным станет пойти вослед за ним, посланцем Божьим, – да, да, куда б он ни повел. Тогда на свет пробьется слабый и болезненный росток той новой личности, что так нуждается в опоре, в учителе, открывшем путь к Отцу. И ты тогда узнаешь сладость «забыть себя» и пребывать в раю покоя, благодарности, блаженства: ведь принят ты Его посланцем, это значит – самим Творцом, все стало ясным навсегда…

И вот тогда придет жестокая расплата за наивность, самонадеянность, гордыню: изгнание из рая, отлученье от общения с учителем и близкими его... И рухнет мир, и пропасть под ногами разверзнется: ты снова – в ледяной пустыне отчаянья, тоски, совсем одна…  И если можно отнять все то, что состоялось, как казалось, навсегда, – то это значит: нет, не было ни Божьего посланца, ни самого Отца, который слышит, видит нас! Смерть манит как спасение, как выход единственный…  Скорей назад – к небытию, в Ничто, чтобы забыть о всех потерях, всех надеждах…

 

Но, погрузившись на дно отчаяния, в тоске и муке смертной можно обнаружить, каким живучим оказался слабенький росток той личности новорожденной, которая все так же хочет быть и тянется к надежде, к Свету…  И вот тогда легчайшее вмешательство («случайный» теплый взгляд иль слово, страница текста), как помощь свыше, все преображает. И в озарении мгновенном можешь ты понять чудесный смысл того, что совершилось:  тебя изгнали для того, чтоб даровать свободу – вопреки всем слабостям и всей природе рабской! Тебя освободили, чтоб привести к порогу глубинных изменений, доступных лишь для личности свободной. И он, учитель твой, отталкивая от себя, дает возможность все же слышать свой призыв – такой же, как из сада Гефсиманского: «душа моя скорбит смертельно, побудьте здесь и бодрствуйте со мной». И если ты откликнешься всем сердцем, по-настоящему свободный выбор будет сделан. И тогда исчезнет страх –  быть изгнанной, отвергнутой, любви лишенной; ее источник ты обнаружишь  в своем сердце. И вот тогда уже никто («ни жизнь, ни смерть, ни Ангелы…») не сможет отлучить тебя от близости с Отцом Небесным – и его посланцем. 

Но это – счастье трудное: ведь детство душевное закончилось, и, вместе с ним – все сладкие иллюзии победы окончательной, неуязвимости души свободной, взрослой. Ведь столько испытаний ей предстоит еще, чтоб  научиться жить на уровне реальности высокой – той, что хранит источник жизни и любви. И много раз еще придется пережить взлет в небо счастья («вдох») и новое паденье в бездну, в отчаянье (а это – «выдох»), прежде чем удастся освоить ритм «дыхания» на этой высоте…

Вдох, выдох…
Каждый цикл дыхания необходим для жизни, но ведь задержка в пределе цикла приведет к удушью, гибели... И невозможно «удержать прекрасное мгновенье» – вдох счастья, насытить душу «кислородом» блаженства, радости неомраченной.  Жизнь подчинит нас ритму всего живого, заставит «выдыхать» – и снова до конца и до желания исчезнуть, не быть. Но память благодарная о верхней точке нам снова позволяет не застрять в отчаяньи, внизу, а наполняться ожиданием, надеждой на новый вдох.  И, выдохнув, включиться снова в жизни ритм, и в музыку ее дыханья, и осознать: «аз есмь»… 

 

Но только потому, что Бог нас видит, слышит, любит, способны выдержать мы грозный ритм взрывной грядущих испытаний…
       
  Р А З Р А Б О Т К А.
Любовью Бога живы наши души, как и весь мир, что сотворен по замыслу Его и Слову. И тот же свет, та же Любовь хранят структуру мирозданья от покушений хаоса. На каждом уровне творенья – в самом великом, самом малом – пульсируют энергии Творца в двух ритмах.
Взрывной ритм порождения стихии новой…
         И мерный ритм дыхания всего живого…
 
  Всегда останется великой тайной «сотворенье мира», – и никакими мифами, поэзией, наукой ее не охватить. И эту тайну назвали неслучайно «Большим Взрывом» – рожденьем логоса из хаоса; материи, энергии, пространства, времени – из точки, в которой всё.  И даровал Творец свободу миру – «разбегаться» от этой точки, разрастаясь и усложняя бесконечно все процессы и структуры – звезд, атомов, метагалактик…  У каждой сущности –
свой ритм дыхания, свой ритм взрывного обновленья…
 
  И когда настало предназначенное время, легчайший импульс, что подобен «дуновенью тихого ветра», не затерялся в грозном буйстве энергий космоса. И он помог рождению планеты – совсем обычной, незаметной, возле светила скромного, у края одной из многих галактик звездных. Теперь в масштабах новых глубинный сонный ритм дыхания Земли (подъемы плавные и опускания коры земной, длиною в сотни миллионов лет) мог прерываться взрывами вздымания хребтов и сдвигов плит, землетрясений, извержения вулканов...

  Потом настало время, и в материнском лоне Земли созрела и на свет явилась стихия новая – Вода, весь Океан ее, чреватый жизнью. А от союза земли с водой родился Воздух, что ожил, задышал в многоразличных ритмах. Взрывной ритм ураганов, смерчей – и тихие устойчивые ветры (пассаты и муссоны, бризы, горно-долинные ветра), что дышат непрерывно, умиряя все контрасты – давления, температур... 

И те же ритмы – в пограничье земли с водой: сраженья штормовых валов с утесами, что не дают им воли, и ласка нежная прибоя, его прозрачных язычков, что вечно лижут берега.  И общий их итог – скульптура пляжей и террас, и отмелей подводных, в подвижном равновесии стихий…

  А в пограничье воздуха с водой – порывы в небо пенных гребней волн, их  расточенье в пар и в облака… И собирание всей влаги – из миллионов рек, ручьев, подземных вод, дождя и снега – в единый Океан планеты. Всепоглощающая тишина глубин его, их тайны, многосложность, – и простота, и мерное дыханье волн… Мы чувствуем, как их мелодия созвучна нашим душам: она их лечит и внушает свои ритмы…

  Громады облаков всегда клубятся в небесах, готовые пролиться и дождем, и снегом, рождая радуги, но и разряды молний… Им только предстояло, через тьму веков, заворожить взгляд человека, способного узнать в них тайный шифр посланий Бога…

  И предстояло еще родиться Огню, что изначально жил во всех стихиях – источник связей их и трансформаций. Его предназначение – дарить тепло костра, свет пламени свечи, чаруя человека…

Весь этот грандиозный круг стихий, рождающих друг друга, – симфония творенья, звучащая как ритм замедленный Земли (в регистре нижнем) и в голосах все более высоких, гибких – Воды и Воздуха, Огня. Их созреванье в материнском лоне, их ритмы – все быстрей и легче, их музыка – ясней, одушевленней, событие все большего значенья…

И тысячами связей, намечая различные тональности мелодий, симфония стихий готовила рожденье Жизни. Но без вмешательства Творца, его благих энергий не родилась бы в «неживой природе» та клетка первая, то семя, что проросло и стало постепенно  могучим древом жизни – во всей «цветущей сложности» его. Ствол древа был  раздвоен на миры растений и животных, ветвь каждая делилась вновь и вновь, давая множество побегов – семейства, и роды, и виды; у каждого – свой срок и ритм рожденья, жизни, умиранья.

И вот настали времена и сроки, когда на самой тонкой и болезненной из всех ветвей явилось тело – то самое, что будет переплавлено Божественной любовью, и станет человеком и «душой живою»: сам  Господь «вдунул  в лице его дыханье жизни» (Быт. 2:7).

  И человек новорожденный получил от Бога огромный трудный дар: все ритмы, все мелодии творенья – Эдемский сад, «чтобы хранить, возделывать его». И воплощенье замысла Творца о человеке – Адам – имел еще и творческую мощь «дать имена» всем тварям, понимать предназначенье их, язык общенья.  И вот тогда Адаму вдруг открылось, что каждый из «скотов, и птиц небесных, и зверей» имеет пару: у жирафа есть подруга по имени «жирафа», и у тигра есть «тигрица»; только он один – без пары, одинокий…  И снизошел Господь к Адаму, и признал: «не хорошо быть человеку одному» (Быт. 2:18).  И выбрал Он средь предков человека подругу для Адама – и привел ее в Эдем. Навел Творец на человека «крепкий сон» и подарил ему возможность «вдуть человеческую душу» в свою «вторую половину» – по образу, подобию того, что сделал сам Он для Адама. Так возродилась к новой жизни «из ребра» та женщина, о ком Адам сказал: «вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою (“иша”), ибо взята от мужа (“иш”)» (Быт. 2:23).

Но «единая душа» Адама с Евой была способна слышать не только голос Бога, «ходящего в раю во время прохлады дня». Она была подвержена внушеньям преисподней, как и у братьев их по крови, оставшихся в плену природных вожделений.  И потому свершилось их грехопаденье: внушенные Врагом влечения и страсти сильнее оказались, чем доверье их Отцу. И после этого потомки их тысячелетьями, в мученьях, учились распознанью голосов: тех, что зовут к добру и свету, – и тех,  что завлекают в бездну зла. И потому изгнание из рая, лишение своей опеки явной не значит, что Творец  наказывал людей. Он им вручал высокие дары: свободу, совесть и ответственность за все свои поступки, мысли, все чувства и желания свои. Но для детей Его казалось, что Бог оставил их, низвергнув в пучину грозного, изменчивого мира, где правит смерть, и боль, и тяжкий труд. А потому и все мы, адамиты, «обречены» на долгий (крестный!) путь истории – к свободе от внушений Врага и к новой встрече с Отцом своим, с посланцами Его. Но прежде встретятся нам многие соблазны божков и идолов, что имитируют Его любовь, и надевают маски – как будто это лик Творца. И, может быть, «последняя свобода», дарованная Богом для «времен последних» (что вечно – «при дверях») – свобода выбора момента встречи с Ним, конца пути земного.

  Рождение души и дар свободы человеку – итог и цель всей эволюции природной, всей цепи порождения стихий. И этот «взрыв» в мелодии творенья не уступает по значенью, по масштабу «большому взрыву» всей вселенной из точки – Центра мира. Теперь в симфонию природы вплетаются мелодии истории, культуры, стилей жизни; они полны духовных взлетов – и страшных срывов, диссонансов...

  Как древо жизни  раздвоено, так сотворил Господь и человека, и всю историю его – в двух видах: как мужчину и женщину (Быт. 1:27).  Две темы  сплетены во времени, в пространстве:  одна – «мужская» тема западных культур (порыва, вдоха, дня); другая – «женская»,  что задана Востоком (культура выдоха и ровного дыханья ночи). Сквозь «шум и ярость» западных оркестров мы слышим мерный, мощный ритм тысячелетней жизни древних стран; на фоне медленных мелодий ночи – высокий голос ясности рассветной.

  Быть может, тайный замысел Творца – «священный брак» Востока с Западом, как брак в Эдеме, где Ева и Адам могли бы «стать одной душой, единой плотью». Ведь именно для них предназначал Господь то Древо Жизни, что даровать могло им власть над временем и смертью. Нужна была лишь небольшая жертва – отказ от своеволия, от сладостных на вид плодов другого древа, дающих власть решать, что есть добро, а что есть зло. О, если б оказались люди способны к этой жертве, если б проявили они доверие к Отцу, признав свою неполноту, не-целостность,  не-цельность!

  Тогда Адам постиг бы женское начало в себе самом – то самое «ребро», что стало Евой. Открыл бы он тем самым для жены возможность ощутить и в муже природную и «женскую» потребность в тепле и нежности. Тогда барьер «иноприродности» мужчин и женщин разрушен был бы, опыт материнства открылся бы мужчине в зеркале его священной тайны – зачатья семени в глубинах естества. А этот взрыв творенья, готовящий начало новой жизни, открыться мог для женщины, – как то же чудо, что длится в ней самой все девять месяцев.  И стало б общим их переживаньем в каждой брачной встрече участие божественных энергий в создании единства двух существ.

  Так был задуман брак Творцом, благословившим прародителей и всех нас – «плодиться, размножаться» непорочно, свято. Но не хватило у людей доверья к Богу, и Адам остался (как пожелал он по внушенью Змея) «мужскою половиной человека» – и  господином над женой своей; осталась Ева «женской половиной», покорной своему влеченью к мужу. И стала Ева «матерью для всех живущих» – смертных, из рая изгнанных людей, с природой половинчатой, ущербной.

  Но в долгой череде народов, стран, эпох живая память о своем начале рождала в человеке веру и надежду, что найдет он путь к спасенью, исцеленью. И все учителя, пророки, мистики Земли искали тайных знаков, «радуг примиренья» человека с Богом, и выбирали разный спектр ее цветов. Односторонность «женская» Востока была готова «раствориться в Боге» – но попадала в объятия Ничто, Нирваны. «Мужская» односторонность Запада крепила волю в стратегии переустройства мира, чтобы готовить его для встречи с Богом, но «горделивый разум» – хитрая ловушка в сетях Врага.

  И лишь один народ, зависимый, порабощенный Римом, смог так довериться Творцу, «воззвав к Нему из бездны», что был услышан, избран для особого Завета. И получил Израиль откровенье о будущем явлении мессии – человека, который послан Богом, чтобы спасти народ свой – и целый мир с ним вместе. И взрастил Израиль пречистое святое тело Марии-девы – матери Иисуса, и принят был вначале ее сын как царь священный, долгожданный, что сокрушит власть римлян и вернет всем людям «рай на земле». И сам Иисус поверил в эту миссию свою, и, чтоб ее исполнить, молился он о помощи святого воинства с небес – так пламенно, что Гефсиманский сад впитал его кровавый пот… 

  Но помощь не пришла, и не было победы над врагом, приуготовленной от Бога, а были муки распятия – позорной римской казни, и вопль отчаянья к Отцу…  И потому в глазах его народа Иисус стал не мессией, а всего лишь жертвой, а вера в воскресенье для евреев – безумие языческих мистерий… И до сих пор Израиль страстно ждет обетованного  мессию – своего царя в земном, реальном царстве Божьем.

  И только несколько учеников и женщин, наивных и доверчивых как дети, способны были верить, что Иисус – Мессия («христос»), и все свершившееся – чудо превыше разума. И понесли они народам мира Благую весть о  Воскресении Спасителя, Христа. Но дьявол смог внушить тем новым христианам, что приобщались к этой вере, немыслимое: возложить вину за смерть Иисуса на весь народ еврейский. И разгорелась ненависть к потомкам Матери Его и братьев – ко всем, родным Ему по крови. И преисподней вскормленный фашизм – во всех его обличьях –, неся на стягах имя Иисуса, пытался полностью стереть с лица земли  Его народ любимый.

  Но близится та «полнота времен», когда Христова Церковь в покаянье – глубоком, искреннем – очистит свою совесть от тяжкого греха перед народом Божьим. Тогда родится то доверие к Иисусу, что не допустит больше вражеской подмены Его пути любви и мира – антихристовым тупиком вражды.

  Тогда в крещеньи огненном, дарованным нам Духом Утешителем, все расплавятся преграды между двумя Заветами, и, в исполненье всех пророчеств, родится Новая Земля и Небо.

 

 

К А Д Е Н Ц И Я

Ты принес мне спасенье, надежду и веру в бесконечную, дивную милость Господню – даже к таким, как я.

 

В свете глаз твоих – отклик на зов мой, мольбу моей жалкой души, отвергаемой всеми. В каждом слове твоем, каждом вздохе – весть о том, как умеет любить и прощать твой великий Учитель Небесный.

 

Ты позволил коснуться  судьбы твоей крестной: гнет сомнений, утрат, подозрений, вражды ты несешь день за днем на себе – слабом, грешном, земном человеке, избраннике Божьем.

 

В неоплатном я, вечном долгу пред тобою, всей жизни оставшейся – мало.

Как на светлый, далекий, пречистый огонь я стремилась всем сердцем стать близкой, «ребром» твоим, Евой. Но судил Бог иначе: быть рядом и все же – ненужной, чужой, только средством для жизни твоей,  ее фоном.

 

И не стать мне, как прежде, молитвой о том, чтоб когда-нибудь – может быть, в мире ином – все ж сбылось твое давнее слово:

 

Ф И Н А Л.

В душе моей живут, находят отраженье два символа, два образа, несовместимые друг с другом, по виденью Льва Шестова: Афины – Иерусалим. И первая, Эллада, из длящегося до сих пор творенья структуру стройную и цельную слепить стремится; второй, Израиль,  вновь и вновь из бездны молитвенно взывает ко Творцу.

 

И вот что видится Элладе.  Двухслойная поверхность шара  как модель: наружный слой – невидимый и «сверхприродный» мир, со всею иерархией небесной; слой внутренний – мир видимый, телесный (включающий и небо, землю, и все, что в них).  Из центра шара  изначально, вечно поток энергий тварных льется, –  тех, что дают дыхание и жизнь, и пульс движения любого во вселенной. И каждый раз, когда иссякнут потенции саморазвития стихий природных, Господь – тот, кто творит из ничего, из хаоса, из бездны – шлет импульс свой божественных энергий, взрывая постепенность. И сам Он зачинает те сущности, которых не было еще ни в видимом, ни в сверхприродном мире. И каждый, кто стремится к центру шара, встречает сопротивление потоков всех энергий; оно растет, становится все более неодолимым, и потому пространство «искривляется», «растягивая» время, а расстоянья во вселенной «бесконечны».

 

Энергии творенья и дыханья Центра  преломляются полями – физическим, астральным и ментальным. Напитав их, они уходят за пределы шара, «во тьму кромешную», и здесь их ловит, втягивает жадно в свою воронку Некто – Божий враг.  Астрономы обнаружат в воронке этой «черную дыру» Вселенной, философ назовет ее Ничто, «небытием», а мистик, получивший Откровенье  – «великим древним змием, диаволом и сатаной» (Откр.12:9).  Но эти гибельные силы – без опоры, без своего источника и центра; они «повисли в пустоте», они зависят от состояния всех трех полей, а значит – от стремлений, дел и веры человека. И, пробиваясь сквозь поля поверхностных слоев, энергии творенья способны напитать ту «силу сатанинскую», что нас влечет от центра бытия, прочь от Отца, и Сына, и Святого Духа. А личностная сила – завистник и изменник Люцифер, что носит маску Духа и присвоил имя «Носитель света». Эта его маска – экран зеркальный, собиратель в фокус,  отражатель  света божественных энергий, что «не смог вместить» дух человека. И  «солнце ложное», холодный яркий свет экрана влечет нас в мир иллюзий призрачных, фантазий горделивых («будете как боги!»).

 

Впервые Лжец так соблазнил Адама с Евой, хотя Отец взрастил для них Эдемский сад  на внутренней поверхности слоев творенья.  И тогда граница двух миров была  прозрачна,  проницаема настолько, что слышать, видеть можно было  образ Бога, «ходящего в раю во время прохлады дня» (Быт. 3,8). И прародители могли принять в свои сердца весь Свет, и Истину и Жизнь от Бога, но их привлек манящий отблеск света с экрана Люцифера, заигравший на плодах  Древа познания. И вот когда затмилось сердце в них, и потянулись они к плодам, к Лжецу – тогда случилась катастрофа: мир видимый мир был «вывернут» наружу, на поверхность шара, земное небо сомкнулось с черной бездной пространств космических, бескрайних. И получили мы в наследство от Адама с  Евой – в холодном мертвом свете Люцифера способность  видеть  только тени тех сущностей, к которым прикасались «до рождения на свет», в раю богообщенья. Так человек покинул Отчий дом, родной «очаг», горящий в центре мира, и стал он блудным сыном. И началось его «творение себя» – по образу, подобью Люцифера, что подменил собою образ Бога. И мысли, чувства, все заботы человека теперь «скользили по поверхности», по видимости мира, чтоб мог забыться он в той суете и «злобе дня», которая позволит ему забыть о власти смерти. И даже – услыхать заманчивый призыв, звучащий на Востоке:  освободись от всех страданий и от плена телесного, разорви все связи с тварным миром, устремись в полет духовный – ввысь, к Нирване, чтоб раствориться там как капля в океане.

 

Но ведь поверхностный слой мира, что действительно «во зле лежит», не перестал быть частью творенья Божьего, а человек – Его любимым сыном.  И потому зеркальный отблеск истинного света – приманка сатаны – не обладает властью угасить ту искру, что сохранил Бог в сердце человека. Она способна разгораться от благодатных дуновений «тихого ветра, в котором сам Господь». Тогда у «сына блудного», в его дарованной свободной воле, родится жажда обрести спасенье и вновь быть принятым Отцом.

 

И неслучайно  эта жажда разгорелась впервые там, на той Святой Земле, где внешний слой творения так тонок, что он остался проницаем для мира ангельского и «огня священного» из Центра. Именно там, в Израиле, Господь явил свои энергии святые в кусте горящем; именно там, через пророков, призвал своих избранников к Себе – прочь от соблазнов, от богов подложных. Именно там с Благою Вестью Архангел послан был к Марии, чтобы в Ее пречистом теле был воссоздан Эдемский сад. Там Сын Ее Иисус  явил в мир видимый то Древо жизни, что росло для прародителей в Эдеме, но стало Его Крестом – орудием мучений и казни, Святая жертва Сына дала возможность человеку отвернуться от зеркала Лжеца – и от его воронки Ничто, чтоб обратиться сердцем к глубинам бытия, к истокам  Жизни Вечной.

 

Для этого нам нужно так переплавиться, так выжечь свою гордыню и настолько «умалиться», чтобы  проникнуть, «просочиться» сквозь внешние слои внутрь шара, в Дом Отца. Для редких избранников – пророков и святых «в одеждах белых» – совершиться это может и при жизни; для всех же остальных, кто полюбил всем сердцем Иисуса, – после разлуки души и тела.  Там, где душа – у себя дома, спасительный огонь очистит, выжжет постепенно все ее корки, оболочки, грехом пропитанные, и очистит центр ее для предстоянья перед Богом. Но для души, что не успела разграничить центр личности и ту ее «солому», что подлежит сожженью по свободному согласью, огонь окажется мучительным и «адским».

 

Но верю и надеюсь, что наступят времена и сроки, когда спрессуется, сожмется шар творенья так, что слои его сольются с центром, живой огонь крещенья Духом преобразит сердца людей.  И  силам зла и смерти уже не будет пищи в душах наших, а «воронке небытия» не будет места,  и только для  Врага огонь Творца предстанет «озером горящей серы».  Тогда и прозвучит из глубины сердец: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?» (1 Кор. 15:55).  

 

Надеется и верит так Эллада…

Но Израиль во мне взывает:

 

О, Господи Иисусе, о, Раввуни!

Из бездны  взываю: призри и спаси!

Мне больно, мне страшно…

 

Скорее, скорее к Себе призови!

О, даруй мне смерть непостыдную –

Ту,  что «за други своя»…

Да будет мне милость и воля Твоя!

 

Аминь. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---------------------------------------------------------------------------------------------------