По поводу книги “Земля Адама”. Эхо Абхазии, 13 октября 1998 г.
В предисловии к книге “Земля Адама” сказано:
“Споры по поводу богословских аспектов нашей работы совершенно неизбежны. Более того, мы считаем, что подобные споры в высшей степени желательны, если они не будут вызваны ничем другим, кроме искреннего стремления прояснить и полнее осознать истины, установленые наукой или открытые Богом”.
Студент Московской духовной академии Дмитрий Дбар, посвятивший книге “Земля Адама” критическую работу, видимо, искренен в стремлении прояснить истину, но думаю, что нельзя согласиться с теми выводами, к которым он приходит.
Д. Дбар возмущен строками книги, отражающими позицию авторов по отношению к библейской проблематике. Он упрекает Л. Регельсона (меня он считает не соавтором книги, а всего лишь консультантом “по вопросам мифологии”, но получилось так, что именно мне приходится отвечать на критику в адрес другого соавтора), в отсутствии устойчивых богословских воззрений на “весьма серьезные вещи”, с пафосом утверждая, что:
“… нельзя делать тех выводов, которые мы видим в работе Регельсона, на основании идентификации библейского рая с современной Абхазией, языка Адама с абхазским…”.
Этого нельзя, потому что, по мнению Д. Дбар, вопросы местонахождения рая и личности Адама – “метаисторические”. Да, такое мнение грозит стать господствующим, поэтому, как мы пишем в своей книге, в западном мире образ Адама стал как бы расплываться. В основном потому, что пока не удается установить время и место его жизни, а также проследить идущую от него нить традиции. Адам не является биологическим предком всех людей на земле: но сегодня мы вновь научились понимать, что духовное родство принципиально важнее кровного…
Опровергая идеи книги, связанные с раскрытием более глубоких корней и пластов пластов библейской и церковной традиции, которые находят свое выражение в древнейших формах богословия, а также сохранились в абхазской религии и мифологии. Д. Дбар старается изложить собственные позиции по отдельным вопросам мифологии и религиозных верованиях абхазов. При этом он глубоко сожалеет о том, что Л. Регельсон
“не разрешил ни одной проблемы, касающейся абхазского эпоса, мифологии, религиозного культа”,
и обвиняет его в том, что он
“усугубил и без того существующий хаос в религиозном сознании абхазов”.
Д. Дбар всерьез, видимо, решил взяться за правильное религиозное воспитание абхазов, внести ясность и порядок в их головы и устранить усугубляющие хаос факторы. Первым делом для этого он решил определить свойства глубоко почитаемого в народе святилища Дыдрыпшныха, божественная природа которого, по его словам, “ничем не обоснована”. Анализируя особенности почитания этой святыни в настоящее время, автор статьи продолжает:
“Подобный уровень религиозного сознания является самым примитивным, не говоря уже о том, что при таком сознании теряется подлинный смысл человеческой жизни…”.
Явления, наблюдаемые в святилищах, он толкует как чудеса, а источником этих чудес молодой ученый-богослов из традиционного абхазского села Мгудзырха считает “князя тьмы”, который, по словам апостола Павла, принимает вид Ангела света. Думается, что молодому священнослужителю нужно было начать избранный им путь не с хулы на святыню, но с очищения души и сердца, ибо, как сказал однажды Спаситель, человека оскверняет то, что выходит из его уст. Но Отцы Церкви учат, что никогда не поздно покаяться…
Д. Дбар считает, что имя Бога Ан(цва) и монотеистические представления древние предки абхазов заимствовали у халдеев, хаттов, а также евреев рассеяния времен Навуходоносора. Но в книге “Земля Адама” достаточно аргументированно доказывается обратное направление заимствований, говоря иначе, абхазский и семитический монотеизм “имеют общий корень, связанный с территорией и древним населением нынешней Абхазии” (с. 68).
С другой стороны, в книге нет утверждения о том, что Адам говорил на абхазском или баскском языках, как это старается преподнести автор статьи. Видимо, Д.Дбар невнимательно прочитал некоторые страницы книги, поэтому приведем цитаты, касающиеся этих вопросов.
“На каком языке адамиты объяснялись?
Предания многих народов сохранили память о том, что 'боги' имели свой особый язык, свою особую пищу, свои особые жилища. Несомненно, 'боги' знали языки племен (времени для изучения у них было достаточно!), а племена в той или иной степени усваивали язык 'богов', смешивая его со своим собственным. Традиция 'двуязычия' (язык священный и язык народный) сохранялась и впоследствии. Роль священных языков в различные времена выполняли: шумерский, древнеегипетский, санскрит, иврит, арабский, греческий, латынь, церковнославянский.
У абхазов и сейчас существует особый язык, на котором можно говорить только в горах (так как горы – святое место) …
Но первым священным языком был язык адамитов, следы которого, по нашей гипотезе, должны обнаруживаться у всех народов, живущих на земле.
Открытием такого языкового слоя наука обязана лингвистической интуиции Н.Я.Марра, который назвал этот язык 'яфетическим'.
Биологически адамиты со временем бесследно растворились среди народов земли; мощность адамитского слоя и его сохранность до нашего времени обусловлены глубиной и длительностью культурного взаимодействия с адамитами. В этом отношении выделяются коренные народы Кавказа, а среди них уникальная роль принадлежит носителям абхазского языка и духовности, независимо от разнообразных этнических смешений, имевших место в истории”.
Здесь хочется привести абхазскую пословицу, которая гласит:
“Тот, кто привык к святыне, стал кидать в нее палки”.
Понимая серьезность обсуждаемых вопросов, автор статьи возлагает свои надежды на возрождающуюся богословскую школу, которая, опираясь на традиции Абхазской Церкви, будет решать вопросы, связанные с религиозными верованиями абхазов. Эти вопросы, по его словам, он наметил в своей работе.
Думаю, что богословская школа возродится в Абхазии, но при этом я уверен в том, что благодатный дух древней Абхазской Церкви не будет подавлен той, все более набирающей силу церковной “традицией”, характерными чертами которой являются ограниченность духовного горизонта, имперские амбиции.
Любопытно проследить, как Д. Дбар толкует предание, записанное Н.Я.Марром:
“Первоначально земля была безгрешна и были места, где пребывали боги, эти места и назывались ныхи … Но пришли новые люди (христиане – Д.Д.) , и святыни опустели…”.
При таком подходе неудивительно, что наш оппонент связывает культ горы Дыдрыпш еще и с иранской магией огня.
Нет оснований и для выводов автора статьи о том, что после принятия абхазами христианства этот культ был изжит совершенно естественным образом. Реалистический подход к этому вопросу говорит о другом. А именно то, что народная, монотеистическая религия абхазов, уходящая своими корнями к Адаму и патриархам-апааимбар и христианство органично сосуществовали, и если, после падения Константинополя, христианство в Абхазии стало ослабевать в результате отсутствия священнической элиты, то в недрах народного сознания вера в Анцва и Его Силу – Аныху продолжала оставаться незыблемой.
Поистине христианские проповедники на заре нашей эры были движимы тем Духом, о котором, кажется, некоторые нынешние понятия не имеют.
Когда речь идет о таком глобальном явлении в истории Абхазии, как утверждение христианства, мы не должны забывать о всех аспектах, в том числе и о политическом, международном. А сложные богословские вопросы в те далекие времена, как и в нынешние, волновали и волнуют умы некоторой части священнической элиты и светской интеллигенции. Когда сложится соответствующая элита, несомненно будет преодолен и духовный кризис.
Для того, чтобы хоть как-то аргументировать свои выводы относительно культа горы Дыдрыпш, Д. Дбар обращается за помощью к путевым заметкам и сообщениям путешественников, в разное время посетивших Абхазию и ее святые места. Некоторые их них (например, А.Н. Введенский) поднялись даже на гору Дыдрыпш. Из их сообщений явствует, что “абхазцами это место у подножья горы Дыдрыпш считалось священным, где обитает некий 'дух' в виде клубящегося огня”.
Но давайте подумаем о том, что же увидел тот же Введенский на святой горе?
Обратимся для этого к одной давней истории, происшедшей в Палестине весной 63 года до н.э. Штурмом взяв Иерусалим, знаменитый римский полководец Гней Помпей решил осмотреть Святая Святых Иерусалимского Храма:
“В напряженной тишине отодвинулась завеса… И что же? Удивлению Помпея и его офицеров не было границ. Они ожидали увидеть нечто , по крайней мере какой-то образ, – прекрасный или отталкивающий. Но там было пусто. Там обитало Незримое … (Александр Мень. Сын Человеческий, Брюссель, 1983 г., с. 28).
Характерно, что Д.Дбар возводит возводит ко времени возникновения христианства почти все абхазские мифы и легенды. Например, о богоборце Абрскиле и его рождении он рассуждает так:
“Сами идеи легенды заимствованы из христианства”; “бесспорно речь идет о Богоматери и непорочном зачатии Господа Иисуса Христа”.
Богословские заблуждения Д. Дбара, по видимому, обусловлены еще и игнорированием им достоверных научных данных относительно абхазского фольклора, ибо бесспорна глубокая архаичность этих мифов и легенд. Изрекая подобные мысли он, возможно, думает, что делает богоугодное дело и борется против ереси.
Закругляя свое слово, отмечу, что нет необходимости комментировать некоторые рассуждения моего оппонента, потому что они не имеют прямого отношения к кругу вопросов, поднятых в книге.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
В предисловии к книге “Земля Адама” сказано:
“Споры по поводу богословских аспектов нашей работы совершенно неизбежны. Более того, мы считаем, что подобные споры в высшей степени желательны, если они не будут вызваны ничем другим, кроме искреннего стремления прояснить и полнее осознать истины, установленые наукой или открытые Богом”.
Студент Московской духовной академии Дмитрий Дбар, посвятивший книге “Земля Адама” критическую работу, видимо, искренен в стремлении прояснить истину, но думаю, что нельзя согласиться с теми выводами, к которым он приходит.
Д. Дбар возмущен строками книги, отражающими позицию авторов по отношению к библейской проблематике. Он упрекает Л. Регельсона (меня он считает не соавтором книги, а всего лишь консультантом “по вопросам мифологии”, но получилось так, что именно мне приходится отвечать на критику в адрес другого соавтора), в отсутствии устойчивых богословских воззрений на “весьма серьезные вещи”, с пафосом утверждая, что:
“… нельзя делать тех выводов, которые мы видим в работе Регельсона, на основании идентификации библейского рая с современной Абхазией, языка Адама с абхазским…”.
Этого нельзя, потому что, по мнению Д. Дбар, вопросы местонахождения рая и личности Адама – “метаисторические”. Да, такое мнение грозит стать господствующим, поэтому, как мы пишем в своей книге, в западном мире образ Адама стал как бы расплываться. В основном потому, что пока не удается установить время и место его жизни, а также проследить идущую от него нить традиции. Адам не является биологическим предком всех людей на земле: но сегодня мы вновь научились понимать, что духовное родство принципиально важнее кровного…
Опровергая идеи книги, связанные с раскрытием более глубоких корней и пластов пластов библейской и церковной традиции, которые находят свое выражение в древнейших формах богословия, а также сохранились в абхазской религии и мифологии. Д. Дбар старается изложить собственные позиции по отдельным вопросам мифологии и религиозных верованиях абхазов. При этом он глубоко сожалеет о том, что Л. Регельсон
“не разрешил ни одной проблемы, касающейся абхазского эпоса, мифологии, религиозного культа”,
и обвиняет его в том, что он
“усугубил и без того существующий хаос в религиозном сознании абхазов”.
Д. Дбар всерьез, видимо, решил взяться за правильное религиозное воспитание абхазов, внести ясность и порядок в их головы и устранить усугубляющие хаос факторы. Первым делом для этого он решил определить свойства глубоко почитаемого в народе святилища Дыдрыпшныха, божественная природа которого, по его словам, “ничем не обоснована”. Анализируя особенности почитания этой святыни в настоящее время, автор статьи продолжает:
“Подобный уровень религиозного сознания является самым примитивным, не говоря уже о том, что при таком сознании теряется подлинный смысл человеческой жизни…”.
Явления, наблюдаемые в святилищах, он толкует как чудеса, а источником этих чудес молодой ученый-богослов из традиционного абхазского села Мгудзырха считает “князя тьмы”, который, по словам апостола Павла, принимает вид Ангела света. Думается, что молодому священнослужителю нужно было начать избранный им путь не с хулы на святыню, но с очищения души и сердца, ибо, как сказал однажды Спаситель, человека оскверняет то, что выходит из его уст. Но Отцы Церкви учат, что никогда не поздно покаяться…
Д. Дбар считает, что имя Бога Ан(цва) и монотеистические представления древние предки абхазов заимствовали у халдеев, хаттов, а также евреев рассеяния времен Навуходоносора. Но в книге “Земля Адама” достаточно аргументированно доказывается обратное направление заимствований, говоря иначе, абхазский и семитический монотеизм “имеют общий корень, связанный с территорией и древним населением нынешней Абхазии” (с. 68).
С другой стороны, в книге нет утверждения о том, что Адам говорил на абхазском или баскском языках, как это старается преподнести автор статьи. Видимо, Д.Дбар невнимательно прочитал некоторые страницы книги, поэтому приведем цитаты, касающиеся этих вопросов.
“На каком языке адамиты объяснялись?
Предания многих народов сохранили память о том, что 'боги' имели свой особый язык, свою особую пищу, свои особые жилища. Несомненно, 'боги' знали языки племен (времени для изучения у них было достаточно!), а племена в той или иной степени усваивали язык 'богов', смешивая его со своим собственным. Традиция 'двуязычия' (язык священный и язык народный) сохранялась и впоследствии. Роль священных языков в различные времена выполняли: шумерский, древнеегипетский, санскрит, иврит, арабский, греческий, латынь, церковнославянский.
У абхазов и сейчас существует особый язык, на котором можно говорить только в горах (так как горы – святое место) …
Но первым священным языком был язык адамитов, следы которого, по нашей гипотезе, должны обнаруживаться у всех народов, живущих на земле.
Открытием такого языкового слоя наука обязана лингвистической интуиции Н.Я.Марра, который назвал этот язык 'яфетическим'.
Биологически адамиты со временем бесследно растворились среди народов земли; мощность адамитского слоя и его сохранность до нашего времени обусловлены глубиной и длительностью культурного взаимодействия с адамитами. В этом отношении выделяются коренные народы Кавказа, а среди них уникальная роль принадлежит носителям абхазского языка и духовности, независимо от разнообразных этнических смешений, имевших место в истории”.
Здесь хочется привести абхазскую пословицу, которая гласит:
“Тот, кто привык к святыне, стал кидать в нее палки”.
Понимая серьезность обсуждаемых вопросов, автор статьи возлагает свои надежды на возрождающуюся богословскую школу, которая, опираясь на традиции Абхазской Церкви, будет решать вопросы, связанные с религиозными верованиями абхазов. Эти вопросы, по его словам, он наметил в своей работе.
Думаю, что богословская школа возродится в Абхазии, но при этом я уверен в том, что благодатный дух древней Абхазской Церкви не будет подавлен той, все более набирающей силу церковной “традицией”, характерными чертами которой являются ограниченность духовного горизонта, имперские амбиции.
Любопытно проследить, как Д. Дбар толкует предание, записанное Н.Я.Марром:
“Первоначально земля была безгрешна и были места, где пребывали боги, эти места и назывались ныхи … Но пришли новые люди (христиане – Д.Д.) , и святыни опустели…”.
При таком подходе неудивительно, что наш оппонент связывает культ горы Дыдрыпш еще и с иранской магией огня.
Нет оснований и для выводов автора статьи о том, что после принятия абхазами христианства этот культ был изжит совершенно естественным образом. Реалистический подход к этому вопросу говорит о другом. А именно то, что народная, монотеистическая религия абхазов, уходящая своими корнями к Адаму и патриархам-апааимбар и христианство органично сосуществовали, и если, после падения Константинополя, христианство в Абхазии стало ослабевать в результате отсутствия священнической элиты, то в недрах народного сознания вера в Анцва и Его Силу – Аныху продолжала оставаться незыблемой.
Поистине христианские проповедники на заре нашей эры были движимы тем Духом, о котором, кажется, некоторые нынешние понятия не имеют.
Когда речь идет о таком глобальном явлении в истории Абхазии, как утверждение христианства, мы не должны забывать о всех аспектах, в том числе и о политическом, международном. А сложные богословские вопросы в те далекие времена, как и в нынешние, волновали и волнуют умы некоторой части священнической элиты и светской интеллигенции. Когда сложится соответствующая элита, несомненно будет преодолен и духовный кризис.
Для того, чтобы хоть как-то аргументировать свои выводы относительно культа горы Дыдрыпш, Д. Дбар обращается за помощью к путевым заметкам и сообщениям путешественников, в разное время посетивших Абхазию и ее святые места. Некоторые их них (например, А.Н. Введенский) поднялись даже на гору Дыдрыпш. Из их сообщений явствует, что “абхазцами это место у подножья горы Дыдрыпш считалось священным, где обитает некий 'дух' в виде клубящегося огня”.
Но давайте подумаем о том, что же увидел тот же Введенский на святой горе?
Обратимся для этого к одной давней истории, происшедшей в Палестине весной 63 года до н.э. Штурмом взяв Иерусалим, знаменитый римский полководец Гней Помпей решил осмотреть Святая Святых Иерусалимского Храма:
“В напряженной тишине отодвинулась завеса… И что же? Удивлению Помпея и его офицеров не было границ. Они ожидали увидеть нечто , по крайней мере какой-то образ, – прекрасный или отталкивающий. Но там было пусто. Там обитало Незримое … (Александр Мень. Сын Человеческий, Брюссель, 1983 г., с. 28).
Характерно, что Д.Дбар возводит возводит ко времени возникновения христианства почти все абхазские мифы и легенды. Например, о богоборце Абрскиле и его рождении он рассуждает так:
“Сами идеи легенды заимствованы из христианства”; “бесспорно речь идет о Богоматери и непорочном зачатии Господа Иисуса Христа”.
Богословские заблуждения Д. Дбара, по видимому, обусловлены еще и игнорированием им достоверных научных данных относительно абхазского фольклора, ибо бесспорна глубокая архаичность этих мифов и легенд. Изрекая подобные мысли он, возможно, думает, что делает богоугодное дело и борется против ереси.
Закругляя свое слово, отмечу, что нет необходимости комментировать некоторые рассуждения моего оппонента, потому что они не имеют прямого отношения к кругу вопросов, поднятых в книге.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------