Протоиерей Владимир Рожков.6 января 1934, Москва — 19 апреля 1997. Автор книг: "Церковные вопросы в Государственной Думе", "История заппадных исповеданий".
ЦЕРКОВНЫЕ ВОПРОСЫ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ.
Протоиерей Владимир Рожков.


ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Государственная Дума, существовавшая в царской России в 1906— 1917 годах, являлась законосовещательным представительным учреждением, созданным, как известно, манифестом 17 октября 1905 года. Дума рассматривала законопроекты, которые затем обсуждались в Государственном Совете и утверждались императором.
Важное место в работе Думы уделялось рассмотрению вопросов, связанных с жизнедеятельностью Православной Российской Церкви. Кроме того, среди членов Думы были лица духовного звания, в том числе и епископы, имевшие возможность высказать свою точку зрения по тем или иным общественным и политическим вопросам государственной жизни. Вот почему рассмотрение темы «Церковь и Государственная Дума» интересно как с точки зрения общей (гражданской), так и церковной истории. Минувший XX век породил большую литературу по истории государственных учреждений Российской Империи. Не обойдена была вниманием и работа Государственной Думы. Однако, в силу известных обстоятельств, отечественная историография не может похвалиться исследованиями, освещающими эту важную для понимания исторических реалий предреволюционной России тему. Также обстоит дело с научной разработкой этого вопроса в зарубежной историографии. Единственным исключением является диссертация протоиерея Владимира Степановича Рожкова, ныне впервые издающаяся в России '.   
Владимир Рожков родился 6 января 1934 года в Москве. В 1952 году, в восемнадцатилетнем возрасте он поступил в Московскую духовную семинарию, а после ее окончания в 1956 году — в Московскую духовную академию. Последний курс он окончил в Петербурге (тогда Ленинграде) в 1960 году со степенью кандидата богословия.
После вступления Владимира в брак в 1961 году состоялась его диаконская, а в 1962 году — священническая хиротония. До 1967 года он служил на различных приходах Московской епархии, исполняя, вместе с тем, обязанности сотрудника Отдела Внешних церковных сношений и преподавателя Московских духовных школ. В 1967 году о. Владимир был переведен на служение в г. Москву и в следующем году направлен на учебу в Понтификальный Восточный институт в Риме, где обучался до 1970 года.
 
1 В последние годы эта тема затронута в работах некоторых современных ученых. См., например, Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995; Фирсов С. Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х—1918 гг.). М., 2002; Федоров В. А. Русская Православная Церковь и государство. Синодальный период 1700—1917.
М.,2003.
 
     Здесь, в институте, он начал работу над книгой «Церковные вопросы в Государственной Думе», которую представил для защиты в качестве диссертации в 1975 году. За это сочинение протоиерей Владимир Рожков был удостоен степени доктора канонического права, и в том же 1975 году Понтификальный Восточный институт выпустил эту работу отдельным изданием. Ныне эта книга стала библиографической редкостью.
После возвращения на Родину о. Владимир служил настоятелем на различных приходах города Москвы, продолжая преподавать в столичных духовных школах, являясь доцентом Московской духовной академии по кафедре западных исповеданий. Плодом научных трудов о. Владимира на этой кафедре явилась книга «Очерки по истории Римско-Католической Церкви», изданная в Москве в 1994 году.
Последним местом служения о. Владимира (с 1984 по 1997 г.) был московский храм святителя Николая Чудотворца в Кузнечной слободе. Это служение пришлось на годы, когда Церковь наконец стала пользоваться внешней свободой. В этих условиях протоиерей Владимир прилагал усилия для возрождения традиционной приходской благотворительности. Во время исполнения настоятельских обязанностей в Николо-Кузнецком храме о. Владимир «отвоевал» у арендаторов бывшее церковное здание, в котором предполагал организовать богадельню. Многие прихожане храма запомнили благоговейное служение о. Владимира, обладавшего проповедническим даром, хорошим голосом и музыкальным слухом. Не случайно в те годы храм славился своим замечательным хором, среди прихожан было много представителей старой московской церковной интеллигенции.
Эту «официальную биографию» о. Владимира было бы уместно дополнить теплыми словами из воспоминаний его старшего современника — известного церковного историка Анатолия Левитина.
«Личность Владимира Рожкова... — пишет А. Э. Левитин, — небыкновенно типична для нового духовенства, родившегося при советской власти и воспитанного уже в советское время. Он родился на московской окраине, в крохотной каморке, в семье кондового пролетария, московского вагоновожатого. Он четвертый, самый младший. Кроме него два брата и сестра. И все в комнате, где вряд ли бы уместился настоящий концертный рояль. (...) Когда ему было семь лет, разразилась война. Отца тут же взяли на фронт, откуда он так и не вернулся. Во время войны Володя заболевает костным туберкулезом. Приходится поместить его в детскую больницу, где он долгое время лежит в лубке, а в ноябре, во время наступления немцев на Москву, его эвакуируют за Урал. Голод, ребенок не имеет около себя ни одного близкого человека. Но здоровый «мужицкий» организм одерживает верх над болезнью. Он начинает ходить. Дело идет к выздоровлению. А через два года двенадцатилетний парнишка бежит и как снег на голову является к матери (добрался до Москвы зайцем). Мать в ужасе. Но ужас смешан с радостью. Младший и самый любимый сын, которого она уже не думала видеть в живых. Но надо содержать всех четверых. Она работает стрелочницей и чистильщицей трамвайных путей. Встает ежедневно в 3 часа ночи, в лютый мороз отправляется чистить пути, а возвращается домой к вечеру, падая от усталости. А надо накормить, помыть, обстирать всех четверых.
Однажды сказала: «Всю жизнь я мечтала об одном: выспаться, а теперь можно спать и не хочется».
С детства у Володи появляются две особенности: тяга к церкви и меломания (страсть к пению). Он обладает великолепным голосом и, если бы пошел в консерваторию, как ему многие советовали, верно, был бы великолепным певцом. И религиозность пламенная, глубокая, я бы сказал, не совсем русская (хотя ничего более русского, чем Владимир Степанович Рожков, нельзя себе представить). Нерусское — это порывистость, страстность. Совершая литургию, он вдруг начнет плакать навзрыд, каяться. На похоронах Митрополита Николая [Ярушевича] он был единственным человеком, который плакал.
С Митрополитом Николаем он был близок с детства. Сначала был его посошником, потом иподиаконом. Окончил с блеском Духовную семинарию. Мечтал о монашестве, но, к счастью, своей мечты не осуществил. Темперамент у него уж больно не монашеский. Когда был студентом Академии, познакомился с одной девушкой. Кажется, итальянкой или англичанкой — религиозной туристкой. Вступает с ней в переписку. Ректор Академии в ужасе. В порядке перестраховки немедленно исключает его с третьего курса Академии.
И вот Володя не у дел. Как быть? Просит у Митрополита Николая принять его в садовники, и он будет в качестве садовника жить в его доме. Ответ в стиле иерарха-дипломата: «Почему в качестве садовника? В качестве брата, в качестве друга?» Помню, как Володя меня спросил: «Как вы думаете, что это значит?» — «Это значит, что он тебя не берет в садовники». Но Митрополит все-таки его устроил в «Журнал Московской Патриархии». В качестве иподиакона он мог продолжать учебу на заочном секторе Духовной Академии.
Познакомились мы с ним в кулуарах журнала. Но знакомство было шапочное. В I960 году привел его ко мне Вадим [Шавров], который давно был с ним знаком. И началась наша дружба. Человек с живым умом, с хорошим, добрым сердцем, он запоем читал мои статьи, распространял их.
Вскоре он женился на дочери священника и был рукоположен в диакона. Затем 1962 год. Его вызывает тогдашний Управляющий делами Патриархии архиепископ Киприан [Зернов]. Беседа более многообещающая, чем приятная.
Вскоре он рукоположен в священника. Становится настоятелем большого подмосковного храма. На меня стал дуться. Как будто поссорились. Но разве могут долго сердиться друг на друга два человека с таким характером, как мы с о. Владимиром? Встретились, и сразу стало ясно, что друзьями мы останемся навсегда, какие бы изменения в наших жизненных путях не происходили. Он вскоре стал крупным работником Отдела Внешних сношений Патриархии. Бывает за границей. Мой же путь известен. Однако по-прежнему друзья.
В частности, это единственный человек из младших по возрасту, с которым я на «ты». То есть я со свойственной мне бесцеремонностью и всем, без исключения (кто хоть на год моложе), говорю «ты», но здесь обоюдное «ты». Уже давно, когда я был в его храме, где он совершал литургию (...) он мне сказал: «Я хочу, чтобы ты сегодня причастился вместе со мной. Пусть это будет наше братское причащение».
Он действительно относился ко мне всегда по-братски. И в тяжелые минуты всегда меня выручал: и деньгами, и моральной поддержкой, и многим другим. Могут удивиться, почему я пишу о человеке, деятельность которого никак не связана с моей, но что бы мы все стали делать без таких людей, как Владимир Рожков?
В людях из народа, в людях с добрым сердцем, с горячей, хотя пусть и порывистой религиозностью, вся наша сила и вся наша надежда»
 
Левитин-Краснов А. Э. В поисках нового града. Воспоминания. Часть 3-я. Тель-Авив, 1980. С. 187—189..
 
К сказанному остается добавить, что о. Владимир Рожков многие годы (начиная с 1950-х годов) вел духовный дневник, ныне хранящийся в его семье. Протоиерей Владимир Рожков скончался в Лазареву Субботу 19 апреля 1997 года, не дожив всего два дня до 35-летнего юбилея своего пастырского служения. Он погребен в Москве на Головинском кладбище.
* * *
 
Настоящее издание книги «Церковные вопросы в Государственной Думе» печатается по изданию 1975 года. Редакционная коллегия позволила себе исправить некоторые опечатки и привести текст в соответствие с современными правилами орфографии и пунктуации.
Член редакционный коллегии серии «Материалы по истории Церкви», сотрудник Свято-Тихоновского богословского института Н. А. Кривошеева дополнила авторские приложения, составила подробный именной указатель, а также расширила библиографический указатель литературы с учетом изданий, не использованных автором. Все дополнения, внесенные в текст, оговариваются особо.
Диакон Илья Соловьев
 
 
ВВЕДЕНИЕ
 
Положение Государственной Думы, как представительного учреждения, определялось «Основными Государственными законами», утвержденными Николаем II23 апреля 1906 года.
Государственная Дума, согласно этим законам, избиралась на пять лет, причем император сохранял за собой право досрочного роспуска Думы и назначения новых выборов. Государственная Дума пользовалась в делах законодательства равными правами с Государственным Советом, часть которого (не более половины) составляли члены, назначаемые императором. Права эти включали в себя возможность возбуждать вопросы о пересмотре или отмене действующих законов, за исключением Основных Законов.
Для принятия законопроекта необходимо было утверждение его обеими палатами, но лишь император утверждал его окончательно, превращая в действующий закон.
Государственной Думе и Государственному Совету усваивалось право запросов по деятельности подведомственных лиц, если в этой деятельности усматривалась какая-нибудь незаконность или злоупотребления, а также рассмотрение государственной росписи расходов.
Вся полнота власти управления сохранялась в руках самодержца, оставлено было за ним исключительное право поднимать вопрос о пересмотре Основных Законов перед Государственной Думой и Государственным Советом. Таким образом, права Государственной Думы были весьма значительны, т. к. без ее одобрения не мог быть принят никакой новый закон. Однако законодательная инициатива Думы была сильно ограничена запретом даже возбуждать вопросы о пересмотре Основных Законов и правом императора на роспуск Думы.
Первые две Думы, в которых преобладали конституционные демократы и представители крестьянства, просуществовали недолго. Надежды царя на симпатии к нему широкой крестьянской массы и ее представителей в Думе не оправдались — крестьяне рассматривали Думу как место, где можно «похлопотать насчет землицы» — и требовали решения этого вопроса безотлагательно и путем принудительного отчуждения земли у помещиков.
Революционных характер первых Дум вынудил правительство пойти на изменение избирательного закона. Новый избирательный закон привел в Думу, благодаря неравномерному представительству, большое количество октябристов и заметно усилил позиции правых и националистов. В таком составе Дума оказалась более работоспособной, хотя и не в состоянии была выразить основные интересы большинства крестьянского населения. Поэтому представители левых партий и национальных меньшинств, не имея реальной возможности провести желательные для себя законопроекты, часто использовали думскую трибуну в чисто пропагандистских целях, поскольку деятельность Думы была всегда в центре внимания широкой печати.
Как и во всякой парламентской деятельности, большое значение стала приобретать в Думе закулисная политическая обработка делегатов, разного рода сделки между партиями, предварительная договоренность между инициаторами законопроектов и правительством и т. д. Надежным тормозом на пути радикальных преобразований был консервативный Государственный Совет и, наконец, сам император, без утверждения которого не был действителен ни один закон. Государственная Дума, действовавшая в промежутке между двумя революциями, стала ареной открытого столкновения между различными духовными и политическими силами России. Взаимное отношение Церкви и Думы может рассматриваться в двух аспектах: во-первых, в аспекте участия представителей духовенства во всей думской деятельности и в том влиянии, которое оказывала Церковь на решение всех вопросов через православное сознание большинства членов Думы; во-вторых, в аспекте рассмотрения Думой специально церковных вопросов, связанных с положением Церкви в государстве.
Наше исследование посвящено второму аспекту, однако во введении уместно сказать несколько слов о первом. Привлечение декретом 17 октября 1905 года к общественной политической деятельности всех слоев общества, включая духовенство, было для самой Русской Церкви несколько неожиданным событием, заставшим ее неподготовленной ни в теоретическом, ни в практическом смысле.
    История Церкви давала достаточно прецедентов, оправдывающих такое участие православного духовенства в политической деятельности. Так, еще в Византии, по императорским новеллам, начиная с V века, епископы сидели в числе «лучших людей» в городских советах, имели право судебного разбирательства для тех лиц, которые желали добровольно обратиться вместо суда гражданского к суду епископскому и т. п. На Руси духовенство принимало деятельное участие в Боярской и Царской Думах, а на Земском Соборе 1616 года играло ведущую роль.
Однако после реформ Петра I Церковь была оттеснена от активного участия в государственных делах, выполняя лишь задачу религиозно-нравственного воспитания народа. Важнейшая попытка вновь привлечь Церковь к более непосредственному участию в жизни русского общества была предпринята при Александре III — частичная передача в руки Церкви дела народного образования. Попытка эта встретила, однако, сильное сопротивление со стороны многих общественных элементов, и мы увидим, как это сопротивление выразилось в Государственной Думе при обсуждении вопроса о церковных школах.
Трудность решения вопроса о возможности и характере участия духовенства в первых двух Думах усугублялась тем, что по первому избирательному закону духовенство не было представлено в Думе как особая корпорация или сословие, как оно было представлено в Государственном Совете, но немногочисленные священники, прошедшие в первые две Думы, были представителями политических партий по цензу землевладельцев. Между тем, ни в глазах избирателей, ни в глазах общества, ни в глазах самой Думы духовенство не могло рассматриваться представителем сословия землевладельцев, ибо реальное положение и роль духовенства в народной жизни были связаны, конечно, не с его землевладением, а с его пастырской деятельностью. Священники в первых двух Думах, выражавшие революционные настроения крестьянства и крестьянских партий, никак не могли считаться выразителями корпоративных настроений духовенства, и их деятельность в Думе производила среди большинства духовенства обескураживающее и раздражающее впечатление. Вопрос о возможности и допустимости участия представителей клира в политической думской деятельности становился запутанным и спорным.
    Избирательный закон 3 июня 1907 года, отменивший равномерное представительство, дал возможность духовенству в известной степени выделиться на выборах в особую корпорацию. Хотя по-прежнему духовенство шло по цензу землевладельцев, однако съездом землевладельцев было предоставлено право разделяться на отдельные курии по территориальному признаку, по национальности или по другим отличительным особенностям различных категорий избирателей. Во многих случаях духовенство и добивалось такого выделения в особую курию, то позволило провести в III Думу значительное число представителей духовенства, представлявших собой более или менее сплоченную группу, по крайней мере, при обсуждении церковных вопросов.
Обсуждение вопросов, связанных с Церковью и религией, в III и IV Думах вскрыло глубокое расхождение во взглядах на положение Церкви в государстве между духовенством и прогрессивно-либеральной общественностью России. Особенно болезненным ударом против единства Церкви и общественности оказался конфликт с октябристами в III Думе.
Если с социалистами, занимавшими атеистическую позицию, и конституционными демократами, как правило, протестантствующими, почти не было возможности соглашения, то с октябристами и крестьянскими представителями духовенство пыталось найти общий язык. Неудача этих попыток вызвана, с одной стороны, внутренней консервативной позицией церковной иерархии, чрезвычайно медленно шедшей по пути церковных преобразований, и, с другой стороны, сильным преобладанием экономических интересов над духовными в буржуазной и крестьянской партиях. Возможно, противоречия могли быть преодолены или сглажены, если бы не позиция императора, пытавшегося использовать влияние Церкви для торможения социальных реформ, и в то же время не доверявшего самой Церкви, опасаясь пробуждения в ней соборного и независимого духа.
Оказавшись, таким образом, под давлением двух сил, — самодержавия и либеральной общественности, представители Церкви в Государственной Думе тяготели к правым монархическим партиям, отказавшись от участия в прогрессивных преобразованиях и в значительной степени подорвав доверие к себе в крестьянской массе, жаждавшей аграрной реформы.
   Церковное сознание не могло смириться с мыслью, что эпоха симфонии кончилась, тогда как либеральная общественность стремилась к осуществлению принципа отделения Церкви от государства, хотя и при сохранении духовно-нравственного авторитета Церкви.
Период между двумя революциями ознаменован, таким образом, внутренним распадом русской государственности, причем все три члена триединой формулы: Православие, самодержавие, народность — оказались в конфликте друг с другом.
Картина рассмотрения церковных и вероисповедных вопросов в Государственной Думе позволяет увидеть один из аспектов этого распада — глубокое расхождение между Церковью и общественностью, сумевшей получить политическую поддержку большинства населения Российской империи (правые партии большой популярностью не пользовались).
За каждым серьезным конфликтом в Государственной Думе или неявно ощущалось присутствие самодержца, добивавшегося осуществления собственных целей, однако вопрос о взаимоотношениях императора с Церковью и, тем более, с политической общественностью не входит в наше рассмотрение.
Мы стремились максимально приблизиться к объективному ©писанию событий, с тем, чтобы основные точки зрения были достаточно ясно представлены.
Учитывая специфику многонациональной России, ее традиции и историю, автор считает необходимым к каждому вопросу в Государственной Думе предлагать краткую историю вопроса, без шторой нельзя понять внутреннего смысла того, что происходило ш обсуждалось в Думе, особенно же если учесть, что исследуемые •опросы являются ушедшей русской действительностью и что эта диссертация будет достоянием иностранных читателей.
Автор считает, что преобладание исторического материала проистекает из основного первоисточника — стенографических (отчетов Государственной Думы (главным образом — выступлений депутатов).
Работа Думы достаточно освещалась прессой, темы ее работ были предметом исследований юристов, историков, социологов и канонистов, было написано достаточно много воспоминаний участников Думы, но в целом тема предлагаемой диссертации касается лишь узкого круга вопросов о вероисповедании и Церкви.
      Тема, несомненно, новая, ее не разрабатывали ни в России, ни за ее пределами.
Церковные вопросы в Думе не в одинаковой мере касались ее законодательной деятельности. Например, вопросы об «имябожничестве» и об епископе Гермогене были поставлены в качестве запросов, обращенных к Думе, как к выразительнице народного сознания.
«Историческое преобладание» в диссертации может быть пособием для дальнейшей разработки каждого церковного вопроса в отдельности.
Работа Думы будет служить своеобразным прецедентом в русской церковной истории для грядущих законодательных предположений.
Автор повергает себя высокому суду профессоров Понтификального Восточного института в Риме и выражает почтительную благодарность своему руководителю — профессору отцу Иоанну Жужеку.
 
ГЛАВА I
 
Вероисповедание и национальность
 
Официальным символом русской государственности с 30-х годов XDC столетия была триединая формула министра Уварова: «Православие, самодержавие и народность». Первое звено этой системы — Православная Церковь — было тесно связано с остальными, духовно скрепляя их единство. В свою очередь, два последующих звена, опираясь на Православие, были призваны всячески укреплять его, ограждая от вторжения чуждых ему религиозных начал.
По «основным законам» Российской империи самодержец был «верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святого благочиния». В этом смысле император в акте о престолонаследии именовался «главой Церкви». Под «народностью» понималась внутренняя политика государства, предоставлявшая преимущества свободного развития и ассимиляции других национальных начал русскому населению империи, в подавляющем своем большинстве принадлежавшему к Православию. Понятия «русский» и «православный» в административном обиходе совпадали: татарин, поляк и еврей считались лишь русскими подданными магометанского, католического и иудейского вероисповедания, по официально установленной терминологии — «инородцами» или «иноверцами».
«Наш закон, — писал в 1900 году либеральный юрист проф. М. А. Рейснер, — устанавливает своеобразное расписание всех российских подданных по отдельным вероисповеданиям. Основанием для такого расписания является отнюдь не фактическое вероисповедание лица. У нас вера и исповедание ее далеко не однозначны с принадлежностью к тому или другому церковному обществу. Действительная вера — одно, а юридическая к ней принадлежность— другое... Воля самого лица при подобной приписке имеет в общем довольно мало значения. Лицо у нас по общему правилу не приписывается само, а его приписывают к определенной вере. Его личная воля в деле перехода из состава одного религиозного общества в другое может быть осуществлена только в указанных законом редких случаях и притом очень часто только с разрешения начальства. Этим и объясняется тот, на первый взгляд, удивительный факт, что среди стомиллионного населения России нет совершенно ни вовсе неверующих, ни принадлежавших к непризнанным в стране безвредным исповеданиям... За исключением немногих «вредных» сектантов, все население страны юридически причислено к признанным исповеданиями, а как оно действительно верит, что исповедует и вообще верит ли во что-нибудь — это другой вопрос... Относительно лиц, принадлежащих к господствующей религии, формула прямо дана законом: чтобы быть причисленным к Православию, надо быть или «рожденным в православной вере» или «обратившимся к ней из других вер»... Дети родителей, отступивших от Православия в другую веру до их рождения, все же являются «рожденными в Православии» и в силу этого, во-первых, наследуют веру, которой уже не имели их родители, а, во-вторых, причисляются к этому прежнему исповеданию» '.
 
1 Рейтер М. А. Мораль, право и религия по действующему закону // Вестник права. 1900. № 8. С. 9—10.
2 Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 г. Т. I—П. 1905.
 
По данным переписи 1897 года, вероисповедный состав 2 Российской империи (помимо Финляндии) был следующим:
 
Вероисповедный состав Российской империи (в цифрах)
Вероисповедание                                             Количество (тыс.)              %%
Православные и единоверцы                                    87,124                       69,4
Староверы и уклоняющиеся от Православия               2,205                           1,8
Армяно-григориане                                                           1,179                          0,9
Римо-католики                                                                 11,507                          9,1
Лютеране                                                                            3,573                          2,8
Прочие христиане                                                             0,198                          0,2

 
Вероисповедание                                        Количество (тыс.)           %%
Евреи                                                                          5,216                          4,2
Магометане                                                              13,907                      11,1
Буддисты и ламаиты                                            0,434                         0,3
Остальные нехристианские исповедания     0,298                        0,2
Всего:                                                                          125,610 
 
Население Финляндии Статистический ежегодник Финляндии. Гельсингфорс, 1903—1906. (к концу 1904 г.) распределялось по вероисповеданиям так: лютеран — 2,803 тыс., православных — 49 тыс. и небольшое число баптистов, католиков и методистов.
Оценивая эти данные, следует учесть, что статистика русского сектантства и старообрядчества была делом весьма темным, особенно по отношению к так называемым «более вредным» сектам (жидовствующие, духоборы, хлысты, скопцы, штунда, раскольники-беспоповцы и др.), которые зачастую стремились выдавать себя за православных, чтобы избежать преследований. Вследствие этого все данные по их численности следует считать сильно заниженными.
Так, в отчете обер-прокурора Св. Синода за 1894—1895 гг. число раскольников-старообрядцев оценивается в 13 миллионов Всеподданнейшие отчеты обер-прокурора Св. Синода за 1890—1895 гг. СПб., 1891—1898.. Это, по-видимому, несколько завышенная цифра (в их числе, согласно отчету, около % составляли приверженцы белокриницкой иерархии). По заграничным (также, вероятно, преувеличенным) сведениям, ссылающимся на секретные правительственные отчеты, одних штундистов в 1893 году было около 2 миллионов! Мелиоранский Б. Сектантство // Энциклопедический словарь / Ф. А. Брок-гауз,И. А. Ефрон. СПб., 1890—1907. Во времена III Думы, в 1909 г., П. В. Каменский в докладе назвал для старообрядцев число 12 миллионов Государственная Дума 3-го созыва. Стенографический отчет. Сессия 2. Ч. IV. С. 1048.
Более подробные сведения у Ю. Бунина «Распределение населения по вероисповеданиям» // Русская мысль. 1903. Кн. 7, отд. 2. С. 137—157 (по данным переписки 1887 г.), а также у А. М. Золотарева «Вероисповедный состав населения России» // Русский вестник. 1902. Т. 279. Май. С. 96—112..
 
Тесная связь религии с национальностью подтверждается цифровыми данными переписи: так, подавляющее большинство русских (95,5%) принадлежали к Православию (вместе с единоверчеством), староверов среди них считалось лишь 2,6%, католиков (из белорусов — 1,8%). Среди поляков католики составляли 98,3%. Прибалтийские народы имели в своем составе: католиков 61,1% (литовцы и жмудь), лютеран — 36,7% (латыши). Молдаване и румыны были в основном (98,2%) православными; среди немцев— 84,4% лютеран и 13,5% католиков; евреи — 98,8% иудейского вероисповедания; тюрко-татары — 89,5% мусульмане и 10,1% православных (чуваши, якуты); монголы — 75,3% буддистов (остальные — православные или шаманствующие); полярные народности Сибири в большинстве были крещены в Православие (64,4%), остальные сохранили шаманство (28,6%) и буддизм (6,9%).
 
Состояние законодательства об вероисповеданиях
 
Согласно законодательству Российской империи , все подданные христианских инославных исповеданий (за исключением некоторых запрещенных сект), а также нехристианских иноверных исповеданий пользовались свободой вероисповедания и отправления культа (с некоторыми ограничениями, например, в отношении религиозных процессий), но без права проповеди своего вероучения.
Такое признание в принципе свободы вероисповедания было выражено в ст. 45 «Основных законов», повторяющей положение, принятое еще в 1735 году в манифесте о свободном отправлении христианских инославных богослужений:
«Свобода веры присвояется не токмо христианам иностранных исповеданий, но и евреям, магометанам и язычникам, да все народы, в России пребывающие, славят Бога Всемогущего разны ми языки по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование Российских монархов и моля Творца вселенной о умножении благоденствия и укрепления силы Империи».
 
1 Суворов Н. Курс церковного права. Т. II. Ярославль, 1890. См. также; Церковные ведомости. 1899. № 26. С. 1041—1042; Церковные ведомости. 1899. № 27. С. 1088—1089. Этот вопрос излагаем по статье-обзору М. А. Рейснера «Мораль, право и религия по действующему закону» // Вестник права. 1900. №4—5, 8 и статье Блосфельдта Г. «Положение иноверцев и раскольников, согласно своду законов»// Журнал Министерства юстиции. 1905. № 3. С. 177—204.
 
В организацию инославных и иноверных исповеданий русским законодательством было внесено много элементов государственной церковности.
Ведение метрических записей о рождении, браке и смерти предоставлялось духовенству всех инославных церквей и иноверных религиозных обществ (кроме ламаитов, о метриках которых в уставе иностранных исповеданий не упоминалось). Для всех христиан и нехристиан, кроме раскольников (староверов) и баптистов, была обязательна религиозная форма брака, причем все брачные дела считались подсудными духовным установлениям соответствующих исповеданий.
В инославных церквах была установлена духовная цензура для книг религиозного содержания, препятствовавшая возникновению и развитию в инославных церквах новых сект.
Относительно перехода из одного вероисповедания в другое законодательством было установлено очень много ограничений. Всем вообще христианам безусловно воспрещался переход в нехристианские исповедания, православным воспрещался выход из Православной Церкви. Переход из одного инославного исповедания в другое не запрещался безусловно, но и не предоставлялся свободному усмотрению; такой переход допускался не иначе как с разрешения министра внутренних дел, по просьбам, принесенным ему без всякого участия духовенства того исповедания, в которое проситель желал перейти, — ив этом прошении министр имел право по своему усмотрению отказать.
Переход нехристиан в инославные церкви допускался, по общему правилу, только с особого разрешения самого императора, испрашиваемого через министра иностранных дел. Исключение составляли только евреи, которые могли переходить в инославные церкви с разрешения министра внутренних дел, и все нехристиане Кавказского края, получавшие такие разрешения от главного начальника гражданской части. Не исповедовать никакого вероучения в Российской империи вообще не допускалось.
Всем христианам безусловно воспрещались браки с язычниками. С евреями и магометанами разрешалось вступать в брак из христиан только лютеранам, но при этом с соблюдением следующих условий: 1) венчание только в лютеранской церкви; 2) крещение детей в лютеранском или православном исповеданиях; 3) разрешение местной лютеранской консистории; 4) отказ жениха нехристианина от многоженства.
Все католическое духовенство получало содержание из государственной казны. Во всех протестантских исповеданиях прихожане были обязаны делать взносы на содержание пасторов. Приходы армяно-григорианской церкви должны были давать своему приходскому духовенству постоянное содержание и, кроме того, по определенной таксе — вознаграждение за требы.
Еврейские раввины получали содержание от прихода, размер которого определялся договором раввина с приходом. В магометанских шиитских и суннитских приходах содержание приходского муллы считалось по закону обязательным для прихода, причем размер содержания определялся приходским сходом.
Все управление духовными делами инославных и иноверных вероисповеданий было сосредоточено в Министерстве внутренних дел, по «департаменту духовных дел иностранных исповеданий».
Важнейшим преимуществом, предоставленным Православной Церкви, было ее исключительное право миссионерства и привлечения к себе верующих других исповеданий. Переход же из Православия не только в иноверие, но и в христианские инославные исповедания преследовался законом. Отпавшие от Православия в инославное исповедание отсылались, на основании 188 статьи «Уложения о наказаниях», к духовному начальству для увещания, вразумления и применения к ним церковных наказаний. С гражданской стороны, отпавшим воспрещалось проживать в своих имениях, населенных православными, над самим имением назначалась опека, а для ограждения их малолетних детей от «совращения» принимались меры полицейского характера.
Даже и те, кто, зная о намерении жены, детей или других лиц, за которыми им предоставлено наблюдение и попечение, отступить от православного исповедания в иное христианское, не старались отклонить их от этого и не принимали мер, чтобы этому воспрепятствовать, подвергались аресту на срок до трех месяцев. Еще строже относился закон к лицам, виновным в «совращении» православного в иное христианское исповедание, подвергая его ссылке в Сибирь или сдаче в арестантские отделения на срок до полутора лет с лишением всех особенных прав и преимуществ Уложение о наказаниях. Ст. 187. и грозя тому, кто будет в проповеди или сочинении увлекать православных в другие христианские исповедания, суровым уголовным наказанием Там же. Ст. 189..
Строгому исправительному наказанию подвергался также виновный в совращении христианина в нехристианскую веру посредством злоупотребления властью, принуждения, обольщения или обмана, а если совращение было учинено посредством насилия или наказуемой угрозы, — то каторге или ссылке на поселение VrnnoRHne улпже.ние.. Ст. 8?...
Соответственно решался вопрос о смешанных браках православных с инославными: дети, родившиеся в таком браке, безусловно считались принадлежащими к православному исповеданию. Некоторое колебание в этом вопросе существовало лишь для смешанных браков в Прибалтийских губерниях. Там в шестидесятых годах выбор христианского вероисповедания был предоставлен соглашению родителей, освобожденных в это время от дачи подписки в том, что они обязуются крестить детей только в православную веру. Но в восьмидесятых годах эта льгота была отменена и подписки восстановлены.
Запрещение духовным лицам инославных исповеданий совершать таинства, обряды и конфирмацию для православных вызвало в 1880-е и 1890-е годы большое количество уголовных дел о пасторах Прибалтийского края, причем при возбуждении преследования допущение к конфирмации детей бывших протестантов из эстов и латышей, обращенных в конце 1840-х годов десятками тысяч человек в Православие, но затем от него фактически отпавших, рассматривалось как совращение и вызывало соответствующие приговоры низших инстанций суда.
Точно так же ряд уголовных преследований против формальных православных, против так называемых «упорствующих» в вере предков вызвало внешне бюрократическое воссоединение униатов с православными в нескольких уездах Седлецкой и Люблинской губерний. Причисленные в 1876 г. помимо своего желания в Православие, бывшие униаты за отказ вступать в брак по православному обряду и за вступление в так называемые «краковские» по католическому обряду, — согласно требованию местной консистории, были обязуемы подпиской о прекращении «купножитель-ства» супругов с отобранием у них в некоторых случаях детей, а за некрещение детей по православному обряду подвергались денежным взысканиям, постепенно нараставшая сумма которых влекла за собой продажу имущества с публичного торга и полное разорение хозяйства.
 
Законодательство о старообрядчестве
(краткая история)
 
Особо важное значение для России имела история постепенного изменения позиции государства в отношении к старообрядческому расколу, которую мы приведем в общих чертах , чтобы стала более ясной историческая и психологическая подоплека той борьбы за свободу вероисповедания, которая развернулась в Государственной Думе.
 
Этот вопрос излагаем по статье М. Красножен «О неправославных христианах в России. К вопросу о свободе совести и веротерпимости в России» // Русский вестник. 1904. Январь. С. 79—120 (с историческим обзором).
Пругавин А. С. Значение сектантства в русской народной жизни // Русская мысль. 1881. № 3. См. также: Абрамов Я. В. К вопросу о веротерпимости // Отечественные записки.1882. № 4—5.
 
Собор 1666—1667 гг., осудив патриарха Никона за личное властолюбие, не осудил его нововведений и возложил на тех, кто не хотел их принять, суровое отлучение, сравнивая их с Иудой и рекомендуя светской власти подвергать их «телесному озлоблению», которое совершалось огнем, утоплением и тем, что в летописях носит название «гладкой нужи» Пругавин А. С. Значение сектантства в русской народной жизни // Русская мысль. 1881. № 3. См. также: Абрамов Я. В. К вопросу о веротерпимости // Отечественные записки. 1882. № 4—5.. Люди, державшиеся старых обрядов, хотевшие креститься двумя, а не тремя перстами, служить обедню на семи, а не на пяти просфорах, читать и петь сугубую, а не трегубую аллилуйю и т. д., были за то не только при жизни, но и до смерти своей отлучены от Церкви. «Железо, камни и древеса да разрушатся, — провозгласили отцы Собора, — а сии да не буду разрешены». Книга Симеона Полоцкого против раскольников, рассмотренная и напечатанная с одобрения Собора, имела характерное название «Жезл правления, утверждения, наказания, казнения».
   В постановлениях Собора с 1681 по 1685 гг., принятых в форме царских указов (закон 7 апреля 1685 г.), жестокие меры против старообрядцев были выражены следующим образом: «Упорных раскольников по троекратному у пытки допросу, буде не покорятся, жечь в срубе; если же покорятся святой Церкви, отсылать в монастырь под строгий надзор, а молодых и неженатых не выпускать из монастыря до конца жизни, а женатых по окончании испытания отпускать на поруки, если же окажется, что они снова предались расколу, казнить тою же смертью; тех, кто перекрещивал других, хотя бы он и покорился Церкви, казнить после исповеди и причастия смертью без всякого милосердия; тех же, которые перекрещивались, если раскаются, бить кнутом, а если останутся упорными, казнить смертию; обличенных же в укрывательстве у себя раскольников, в доставлении им пищи, пития, одеяния, бить кнутом и батогами и ссылать в дальние города; дворы их и поместья, вотчины, лавки и заводы отписывать на Великих Государей».
Известно, какой результат имели эти жестокие меры — распространение среди раскольников ожесточения и фанатизма, массовых самосожжений, учения о скором конце света.
Суровые меры против раскольников несколько смягчаются при Петре Великом, находившем, что «с противниками Церкви надо с кротостью и разумом поступать по апостолу, а не так, как ныне — жестокими словами отчуждения». Он смотрел на раскольников не с религиозной, а со светской точки зрения, требуя прежде всего исполнения ими обязанностей по отношению к государству и желая извлечь из раскола известную материальную помощь. Петр принял указы, требующие, чтобы раскольники записывались в особые списки, платили двойной оклад, носили особую одежду с так называемыми «желтыми козырями» (воротниками), с буквами «Е.Р.О.» (еретик, раскольник, отступник), причем избегавших записываться в списки наказывали ссылкой. Вместе с тем, раскольники не допускались до общественных должностей и до свидетельских показаний на суде, старообрядческие скиты и монастыри периодически подвергались разорению.
При Екатерине II (в 1783 г.) желтый козырь, двойной оклад и само название «раскольник» были отменены, списки уничтожены и снято запрещение занимать должности и свидетельствовать в суде.
Такое положение, превращавшее старообрядцев из гонимых и истребляемых в угнетенных государством, продолжалось и при Александре I, выразившем свой взгляд на свободу веры следующими словами:
«Приличествует ли просвещенному христианскому правительству возвращать заблудших в недра Церкви жестокими и суровыми средствами, истязаниями, ссылками и т. п.? Учение Спасителя мира, пришедшего на землю взыскать и спасти погибшего, не может быть внушаемо насилиями и казнями. Истинная вера порождается благодатию Господнею, чрез убеждения, кротостию и более всего добрыми примерами, жестокость же не убеждает никогда, но паче ожесточает».
Эти взгляды нашли выражение в указе 11 апреля 1820 года, согласно которому принадлежность к старообрядчеству перестала подлежать какому-либо преследованию по закону, ограничиваясь лишь полицейским надзором.
Однако при Николае I, в силу законодательных мер и негласных распоряжений, развился ряд полицейских преследований и стеснений: так, было предписано закрыть и уничтожить все старообрядческие молельни, открытые за десять лет до 1826 года, и новых не допускать; затем было восстановлено во всех официальных документах название «раскольник». Старообрядческие общества не признавались законными, поэтому им ничего нельзя было завещать. Снова воспрещено было избирать старообрядцев на общественные должности, записывать в иконописные цехи и в купеческие гильдии; их брак не признавался, им запрещено было принимать сирот и подкидышей; детей их было предписано крестить в православной вере; воспрещено крестить по раскольничьему обряду иноверцев.
Определенное влияние на государственную политику этого времени по отношению к расколу оказали взгляды митрополита Московского Филарета, предложившего разделить секты на вреднейшие, куда он относил беспоповцев, не молившихся за царя и отрицавших брак; вредные, куда относились остальные беспоповцы, и менее вредные, куда были включены поповцы.
 
Общая направленность законов, явных и секретных распоряжений и циркуляров этого времени характеризуется стремлением рассматривать раскол как зло, терпимое в самом ограниченном размере и подлежащее в будущем, в ближайших поколениях, совершенному искоренению.
Царствование Александра II до 1874 года также не было проникнуто началом терпимости по отношению к раскольникам, имевшие место отдельные частные льготы сменялись строгими полицейскими мерами. Так, в 1858 году было разрешено принимать в учебные заведения детей раскольников наряду с православными, в январе 1856 г. было разрешено отправлять богослужения в храмах Рогожского кладбища в Москве, но в июле 1856 г., по настоянию митрополита Филарета, алтари снова были запечатаны. В 1864 г. был образован особый комитет (под председательством гр. Панина) для пересмотра постановлений о расколе в сторону их смягчения и упорядочения.
19 апреля 1874 г. был издан закон, имевший особое значение в плане веротерпимости, о метрических записях раскольничьих браков, рождений и смерти, благодаря которому раскольники получили возможность совершать законные браки, признаваемые государством со всеми последствиями, вытекающими из этого для жен и детей. Однако практически этот закон применялся редко.
Положение старообрядцев в их отношении к Церкви и государству существенно отличалось от положения других инослав-ных христианских исповеданий '. Так, в изданной в 1881 г. по распоряжению обер-прокурора брошюре Н. С. «О сущности и значении раскола в России» писалось:
«Русский раскол есть болезненное порождение самой Русской Церкви. Это есть домашний, внутренний, кровный враг ее, именно из вражды к ней получивший свое бытие... Этими своими коренными свойствами раскол существенно отличается от иностранных религий, существование которых дозволено в России и к которым так несправедливо желают иные приравнять его. Оградить законом полную свободу раскола во всех его религиозно-общественных отправлениях, значило бы узаконить и оградить законом во всех ее проявлениях злейшую вражду против Православия, стремление к ниспровержению или, по крайней мере, за невозможностью достигнуть этого, к причинению великого зла Православной Церкви».
Такого рода противодействия против законодательного охранения свободы вероисповедания приводили ко многим колебаниям и непоследовательности в этом вопросе.
 
Пругавин А. С. Раскол и бюрократия // Вестник Европы. 1909. Кн. 10. С. 650—678; Блосфельдт Г. Положение иноверцев и раскольников, согласно своду законов (по поводу Высочайшего указа 12 декабря 1904 г.) // Журнал Министерства юстиции. 1905. № 3. С. 177—204.
 
3 мая 1883 г. был издан закон, действовавший вплоть до 1904 г., главнейшие постановления которого заключались в следующем: паспорта всем раскольникам, за исключением скопцов, выдаются на общем основании; им дозволяется, на общем основании, вести торговлю и заниматься промыслом; они допускаются в иконописные цехи, с разрешения министра внутренних дел; им разрешается занимать общественные должности, но с тем, чтобы при избрании раскольника, например, старшиной, — помощник его обязательно должен быть православный; раскольникам позволяется творить общественную молитву, исполнять духовные требы, совершать богослужение по их обрядам как в частных домах, так и в предназначенных для этого зданиях; с разрешения губернатора им дозволяется исправлять и возобновлять часовни с тем, чтобы наружный вид их не был изменен; распечатывание молитвенных зданий допускается с разрешения Министерства внутренних дел, по сношению с обер-прокурором Св. Синода и без всякой торжественности; где раскольников много, а молитвенных домов нет, допускается обращать для общественных молитв существующие здания, с тем, чтобы им не придавался вид православных храмов и не вешались колокола; наддверные кресты и иконы ставить не возбраняется; при погребении допускается нести впереди усопшего икону и петь на кладбищах, но без облачения; уставщики, наставники и т. п. лица не признаются лицами духовными, но им не возбраняется совершать требы; они преследуются только за распространение раскола; воспрещаются раскольникам крестные ходы, публичное ношение икон, употребление вне домов, часовен и других молитвенных домов церковных облачений, монашеской одежды, пение на улицах и площадях 1.
 
1 Устав предупреждения и пресечения преступлений. Т. Х.Ч. 1. Ст. 50—59, 90, 96 (цитировано по статье Г. Блосфельдта).
 
Несколько улучшив положение раскольников, закон 3 мая, однако, далеко не разрешил вопрос о расколе. «Нельзя сказать, — писал «Вестник Европы»  1, — чтобы на место одного принципа прямо и решительно был поставлен другой, противоположный. Полная нетерпимость заменена условною, ограниченною терпимостью, пределы которой не определены, размеры до крайности эластичны. Покровительство закона дано раскольникам не как право, а как милость, о которой они должны каждый раз просить, без всякой гарантии в том, что их ходатайство будет уважено».
 
Старообрядчество в первые годы XX столетия
 
Весь период до манифеста 12 декабря 1904 г. характерен разнообразными колебаниями в отношении большей или меньшей степени фактической реализации закона 1883 г. по отношению к старообрядцам 2.
Критикуя законодательные стеснения против раскольников, проф. М. А. Рейснер 3 писал: «Воззрение на религию, как на основу народности, было причиной и особенного отношения нашего права к русскому расколу и русским раскольникам. Раскол по своей христианской и нравственной ценности стоит, конечно, не ниже римского католичества, протестантства и прочих, с точки зрения Православия, еретических религий... и однако раскол не пользуется ни их привилегиями, ни правами.,
 
1 Вестник Европы. 1883. № 7, внутр. обозр.
2Этот вопрос излагаем по статье Пругавина А. С. Раскол и бюрократия // Вестник Европы. 1909. Кн. 10. С. 650—678; кн. 11. С. 162—183.
3Рейснер М. А. Мораль, право и религия по действующему закону // Вестник права. 1900. № 4—5. С. 45-^6.
 
И если в общем гарантированная расколу терпимость ставит его наряду с религиями грубого язычества, то в частностях раскольники поставлены даже ниже язычников... Получается тяжелая и печальная картина: два исповедания приписывают себе характер истинной национальной религии русского народа; одно — сильное государственной поддержкой и богословской правотой, другое — сильное народной косностью и темнотой, но вместе и своим исторически доказанным народным русским характером... Эта борьба идет на национальной основе, а не религиозной; борьба, являющаяся естественным результатом смешения национальности и религии, борьба, которая на наш взгляд, окончится только тогда, когда дело религии будет отделено от интересов определенной народности и станет тем, чем оно и должно быть, т. е. делом поклонения Богу в духе и истине, хотя бы и не всегда в истине одинаково полной и совершенной».
      Конец XIX и начало XX столетия характерны значительным ростом раскольнического и сектантского движения. Стремительное увеличение численности секты штундистов привело к появлению указа от 4 июня 1894 г., объявляющего эту секту «вредной» и поставившего ее под удар широких полицейских репрессий.
      Значительно усилилось также старообрядчество как по численности, так и по своему общественному влиянию. Большую активность проявляло старообрядческое купечество, среди которого было немало семей с миллионными состояниями, таких как Морозовы, Рябушинские, Четвериковы, Боткины, Гучковы, Бугровы и др., имевших большие связи в промышленных и финансовых кругах.
В феврале 1900 г. известный своей враждебностью к старообрядцам дядя и свояк Николая II великий князь Сергей Александрович, московский генерал-губернатор, внес в комиссию, возглавлявшуюся Победоносцевым, записку, предусматривавшую системы крутых мер для борьбы с усиливавшимся расколом: в отмену льгот, предоставленных законом 3 мая 1883 г. В записке предлагалось приравнять старообрядцев к особо вредным сектам и усилить полицейский надзор за старообрядческими общинами.
Замысел этот встретил организованный отпор со стороны старообрядцев и был парализован усилиями старообрядческих «попечителей», т. е. влиятельных в их среде богатых людей, не щадивших средств на поддержание старообрядческих молелен, скитов, кладбищ, богаделен, приютов. Одновременно они жертвовали крупные суммы на дела благотворительности и государственные нужды, занимали ответственные выборные должности в городском самоуправлении, собирали обращения и петиции от имени своих единоверцев, находя поддержку в сановных и даже великокняжеских кругах.
Через великого князя Александра Михайловича, имевшего связи с финансовыми кругами, старообрядцам удалось подать Николаю II в Ялте петицию с 49 753 подписями и предотвратить надвигавшуюся угрозу. Ободренные этим успехом, старообрядцы стали хлопотать о разрешении им съезда и встретили поддержку среди высшей государственной бюрократии. Даже министр внутренних дел Плеве, известный своей враждебностью ко всяким проявлениям общественной инициативы, хотя и неохотно, дал свое согласие на съезд 1 Пошел на уступки и сам великий князь Сергей Александрович, принявший у себя и благосклонно выслушавший старообрядческую депутацию во главе с директором Глуховской мануфактуры Арсением Морозовым. В связи с этим известный противник старообрядчества профессор Субботин уверял Победоносцева, что великий князь уже «покровительствует сим пройдохам» 2.
Православная Церковь для борьбы с растущим сектантством и расколом стремится в это время усилить миссионерскую деятельность. Начинает издаваться (с 1895 г.) ежемесячный журнал «Миссионерское обозрение», создаются миссионерские общества, собираются всероссийские съезды и т. д. Практическое миссионерство убеждало православных пастырей в том, как вредит делу искреннего обращения слишком тесная связь Церкви с государственным полицейским аппаратом.
В «Новогодней миссионерской памятке» на 1901 г. дается сонет: «Так как полицейские меры — не меры Церкви, то священник но миссионерскому принципу не должен бы совсем входить в непосредственное сношение с гражданской властью, решаться же на это, испытав все свои меры духовного воздействия и то с большой осторожностью и только в крайних случаях, каковы: а) появление в приходе кого-либо из вожаков расколо-сектантства, производящих особенный соблазн, или смуту в населении, б) нарушение церковного благочиния, в) опасение за личную безопасность и т. д.»3 (курсив подлинника). Однако тут же, в соответствии с государственным законодательством, миссионеру предписывается обращаться в епархиальное управление с сообщением о действиях раскольников и сектантов, влекущих за собой судебное преследование: колокольный звон, публичное пение или появление в священнической одежде и т. д., т. е. все те виды «оказательства», которые могли способствовать «совращению» православных.
 
1Старообрядец. 1906. I. № 1.
2 Субботин Н. И. Письмо к К. II. Победоносцеву, 1903 г. // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1915. Кн. 1.С. 641—642 и 648.
3 Миссионерское обозрение. 1901, 1. С. 16.
 
Религиозные сдвиги в обществе. Выступление М. А. Стаховича
 
Несмотря на принятые миссионерские меры, обнаруживалась недостаточность этих усилий перед новыми духовными запросами верующих, проявлялась какая-то беспомощность, вызванная недостаточной привычкой церковных деятелей к самостоятельному мышлению в вопросах веры и к личной инициативе в деле проповеди и устроения церковной жизни.
Это отразилось, например, в оценке духовных итогов последнего года ХЕХ столетия, в котором «Миссионерское обозрение» отмечает «какое-то болезненное возбуждение религиозно-нравственного интереса среди всех слоев нашего русского общества, какое-то напряженное усилие разобраться в вопросах веры и жизни. И если одних эти вопросы приводят к более тесному общению с единственным источником истины — Церковью Христовой, то других, недовольных современным религиозно-нравственным строем и полагающихся на свои только умственные и нравственные силы, толкают они прокладывать новые пути»1. Характерно, что пробуждение живого самостоятельного искреннего интереса к религии свободное, а потому не всегда безошибочное, решение вопроса о личной вере оценивается как «болезненное возбуждение».
 
1.Миссионерское обозрение. 1901, 1. С. 118—119; ср.: Кони А. Ф. Из области религиозных исканий // Вестник Европы. 1912.Кн. 12. С. 115—139(о положении сектантов в конце XIX в. — 1911 г.).
 
Пробуждение гражданского самосознания и духа религиозной свободы в русском обществе приводило иногда к неожиданным для гражданских и церковных властей эксцессам.
Внимание печати и общественности долгое время привлекало «скандальное» выступление орловского губернского предводителя дворянства М. А. Стаховича на миссионерском съезде в Орле в сентябре 1901 г., имевшем в числе участников ряд академических профессоров и религиозных писателей.
 
М. А. Стахович, близкий знакомый Л. Н. Толстого, водивший дружбу с либеральными юристами вроде Маклакова , неожиданно выступил почти в самом конце съезда с резким протестом против религиозных гонений и предложением, чтобы съезд поднял вопрос о веротерпимости и свободе совести, которую Стахович понимал широко: «как разрешение не только безнаказанного отпадения от Православия, но и право безнаказанного исповедания веры, т.е. совращения других». «Только тогда, — говорил Стахович, — миссионерство будет вправе говорить, что оно ведет борьбу за православную веру совсем иными средствами, чем та трубчевская деревня, о которой здесь было рассказано одним из батюшек. Вы помните? С согласия и ведома священника и начальства заперли заподозренных штундистов в церкви, принесли стол, накрыли чистой скатертью, поставили икону и стали выводить по одному. «Приложись». «Не хочу прикладываться к идолам...» «А! пороть тут же!» Послабже, которые после первого же раза возвращались в Православие. Ну, а которые — до 4-х раз выдерживали...» 1
 
1Санкт-Петербургские ведомости. 29.IX.1901; Миссионерское обозрение. 1901, 2. С. 528—540.
 
Полемизируя со Стаховичем, В. Скворцов в «Миссионерском обозрении» (1902, 1. С. 216) пишет, что трубчевская история была 20 лет назад и секли штундистов «по постановлению схода», так что в данном случае речь должна идти скорее о народных нравах, чем о вмешательстве государства. Это, однако, не лишает силы довода Стаховича относительно принципа веротерпимости и законодательства по этому вопросу.
Ссылаясь на авторитет таких сторонников свободы совести, как С. Аксаков, А. Хомяков, И. Киреевский, Ю. Самарин, В. Соловьев, — М. Стахович говорил:
«Закон гражданский невольно, вместо охранения Церкви, только растлевает ее духовную целость. Если Церковь верует в свою внутреннюю духовную силу, то не нуждается она в содействии земной силы. А если нуждается, то не свидетельствуется ли сим недостаток дерзновения веры?..
Во имя Церкви надо высказать, что насилие над совестью бессовестно, что где нет свободы, там нет искренности, — нет веры правой с неправой. Церковь может сказать, что область совести и веры — ее область. Она одна в ней властна. Она может сказать Кесарю: Оставь, это не твое, это — Божие в вечности, это мое на земле! Мне, мне одной дана власть вязать и разрешать, дана без права передоверия прокурорам и судьям. Я одна могу судить живым и живительным началом любви».
 
1 Маклаков В. А. Из воспоминаний. Нью-Йорк, 1954. С. 255 и др.
2 Санкт-Петербургские ведомости. 29.IX.1901; Миссионерское обозрение. 1901, 2. С. 528—540. Полемизируя со Стаховичем, В. Скворцов в «Миссионерском обозрении» (1902, 1. С. 216) пишет, что трубчевская история была 20 лет назад и секли штундистов «по постановлению схода», так что в данном случае речь должна идти скорее о народных нравах, чем о вмешательстве государства. Это, однако, не лишает силы довода Стаховича относительно принципа веротерпимости к законодательства по этому вопросу.
 
Выступление Стаховича вызвало резкие протесты в печати даже со стороны тех церковных деятелей, которые считали необходимым значительное смягчение противосектантского законодательства. «Вместо старой лжи — мертвящей опеки государства, — писал в «Миссионерском обозрении» участник орловского съезда В. А. Тернавцев, — г. Стахович предлагает другую ложь: разрыв с государством, полную свободу отпадения и совращения. Что горше, кто знает?» 1
Упоминая ссылку Стаховича на слова: «Где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17), Тернавцев продолжает:
«Думаем, что здесь г. Стахович говорит об иной свободе: у него «свобода Христова» ставится лишь как один из видов свободы мирской и внешней... Но Церковь разве политическое учреждение? Христианство — разве простая нравственная доктрина? Разве оно может прилаживаться к требованиям духа явно противорелигиозного? Для Церкви была гибельна своекорыстная опека государства, и это потому, что государства не ставили себе задачей социальное исполнение заветов Христовых. Рабствуя веку сему, может ли государство опекать святыню? Церковь — закваска положенная, чтобы вскисло все, значит, и государство.
И союз Церкви с атеистической и революционной свободой не будет ли для Церкви постыдным любодеянием? И провозглашать его от имени Церкви будет ложью. Сама Церковь этого никогда не сделает. Могут говорить люди от имени Церкви, но это будет обман, который сам отомстит за себя» 2.
 
1Миссионерское обозрение. 1901, 2. С. 521
2Там же. С. 523—524.
 
Такое столкновение церковных взглядов в вопросе о веротерпимости, взглядов, с той и другой стороны имеющих искренних и образованных защитников, предвещало будущую остроту в обсуждении этого вопроса в Государственной Думе.
Резко отрицательно к идеям Стаховича отнеслись политически консервативные круги, оценившие выступление в плане чисто политически социальном. «Факт печально знаменательный, поныне еще небывалый, —писали «Московские ведомости» о выступлении Стаховича, — и много небывалых бед сулят России такие факты, возможные только при уже очень далеко подвинувшейся нашей социальной деморализации» '. В аналогичном тоне высказались «Церковные ведомости» 2, отражавшие консервативную позицию тогдашнего Синода.
 
1 Московские ведомости. 1901. № 348.
2 Прибавление к Церковным ведомостям. 13.Х.1901. № 41.
 
 
Однако еще Рейснер четко выразил позицию защитников веротерпимости не только с точки зрения ценности личной свободы, но с точки •зрения интересов государства и самой Церкви. «Даруя всеобщую свободу исповедания, государство... спасает себя и свой принцип от громадной опасности. Оно знает, что, смешивая религию и государственный принцип, оно тем самым осуждает себя на политические осложнения каждый раз, как возникнут религиозные споры или сомнения. Каждый еретик, отрицая истину государственной церкви, невольно будет отрицать и само государство. Где церковь и государство слиты, там невольно и неизбежно рождается мысль, что не церкви, а государство проповедует и защищает данную истину, а, следовательно, отрицая данную истину, нужно отвергнуть и то государство, которое ее проповедует... Трудно предвидеть те страшные опасности, которыми грозит государственному строю подобное положение дел. Основы государственной жизни должны стоять вне щекотливой сферы религиозных убеждений и не должны компрометировать свою устойчивость зависимостью от тех или иных верований и мнений. Государство должно стоять выше среды богословских смут и церковных раздоров. Но правовое государство свободой исповедания достигает еще другого результата, оно уничтожает необходимость официальной лжи и лицемерия и этим очищает атмосферу общественных отношений. Оно предоставляет всякой личности свободу — это величайшее условие всякого нравственного развития».
Свобода исповедания должна принести духовно-нравственную пользу и самой Церкви, т. к.: «Церковь загромождена официально причисленными к ней ее разлагающими элементами, и ничего не может с ними поделать, так как она сама не свободна. Массы лиц, фактически отпавших от Церкви, живут без крещения, причастия и какой бы то ни было нравственной организации» 1
 
1.Рвйснер М. А. Мораль, право и религия по действующему русскому закону // Вестник права. 1900. № 8. С. 3—4.
 
Религиозно-философское общество
 
По возвращении с орловского миссионерского съезда в ноябре 1901 г., В. А. Тернавцев, совместно с группой столичного духовенства, при поддержке митрополита Антония и обер-прокурора К. П. Победоносцева, организовали в Петербурге, под председательством ректора Санкт-Петербургской духовной академии епископа Сергия (Страгородского), религиозно-философские собеседования при участии религиозных публицистов В. В. Розанова, М. О. Меньшикова, Н. М. Минского, Д. В. Философова, профессора духовной академии и университета Н. Ф. Каптерева, А. В. Карташева, В. В. Успенского, И. П. Ленарского, В. И. Ламанского, а также общественных деятелей С. М. Волконского, М. А. Новоселова, тавасттусского губернатора А. А. Папкова и др., около 30 столичных священников и ряд лиц, интересовавшихся церковно-общественными вопросами. Св. Синод имел своего представителя в лице чиновника особых поручений В. М. Скворцова (редактор «Миссионерского обозрения»).
С 1903 года кружок приступил к изданию журнала «Новый путь», в котором печатались записи бесед и зачитанные на собраниях доклады.
Программа и цель кружка были раскрыты в докладе В. А. Тернавцева на первом собрании 29 ноября 1901 года под названием «Русская Церковь перед великой задачей». Речь шла «об обращении не бюрократии, не буржуазии, не дворянства, но образованных классов вообще, а интеллигенции, как самой способной к гражданскому творчеству». Говоря о внутреннем кризисе, переживавшемся тогда страной, о «глухом разладе между Церковью и интеллигенцией», Тернавцев утверждал, что «возрождение России может совершиться только на религиозной почве» и может быть достигнуто «путем раскрытия со стороны Церкви сокровенной о ней правды о земле, учения о христианском государстве и религиозном призвании светской власти» 1 .
     Третьим по порядку был доклад С. М. Волконского на тему: «К характеристике общественных мнений по вопросу о свободе совести». В докладе проводилась мысль, что стеснение религиозной свободы противоречит самому духу христианства. Не отрицая этого тезиса, участвовавшее в прениях православное духовенство доказывало, что для других исповеданий все же должны существовать ограничения в области проповеди своего вероучения. В разгаре прений епископ Сергий, отстаивая эту позицию, заявил, что Православная Церковь, «сознавая себя истинной, ни на какие компромиссы с другими вероисповеданиями не идет и пойти не может».
Попытка некоторых священников перенести ответственность за религиозные гонения исключительно на государство встретила возражения со стороны проф. Лебедева, заметившего дипломатически, что государство, оказывающее доступными ему средствами содействие Церкви в борьбе с заблуждениями темных и невежественных слоев народа, заслуживает лишь признательности со стороны Церкви. Этот аргумент вызвал протест архимандрита Андроника, предостерегавшего от «опасной мысли», что «кесарь — хранитель церковных идеалов» 2.
 
1 Религиозно-философские собрания в Санкт-Петербурге // Новый путь. 1903. № 1
2 Там же, заседание 5. 1903. №3
 
Манифест 26 февраля 1903 года
 
Вопрос о веротерпимости был отражен в первом пункте царского манифеста 26 февраля 1903 г., где подтверждалось намерение «укрепить неуклонное соблюдение заветов веротерпимости, начертанных в основных законах», согласно которым Православная Церковь является «первенствующей и господствующей», но подданным инославных и иноверных исповеданий «предоставляется свободное отправление их веры и богослужений по обрядам оной».
Несмотря на расплывчатую формулировку принципа веротерпимости, этот пункт вызвал сильное раздражение обер-прокурора Победоносцева, который в письме к П. А. Тверскому писал: «Вы хотите сведений о происхождении и значении манифеста. Едва ли кто может дать Вам их. Этот акт является для всех властей сюрпризом, и в замысле его, равно как и в составлении, никто из них не принимал никакого участия. Что значит он и чем отзовется, можно только загадывать» 1
 
1Вестник Европы. 1907. № 12. С. 665.
2Красный архив. 1922. Т. 2. С. 38. Составленный Мещерским по cлoвaм  министра юстиции Н. В. Муравьева, манифест был несколько переделан Плеве и, кажется, дан на просмотр С. Ю. Витте.
 
Хотя К. П. Победоносцев не хотел быть вполне откровенным со своим зарубежным корреспондентом, в действительности он, по свидетельству А. Н. Куропаткина2, не только знал, что манифест был составлен князем В. П. Мещерским, но даже упрекал Николая II, что тот поддается подобным закулисным влияниям. Победоносцев выступил с решительным протестом против оглашения манифеста в церквах. В связи с тем, что манифест вызвал протесты в высших кругах сановной бюрократии, царь оказался в затруднительном положении: об отмене манифеста речи быть не могло; вопрос о его распространении на местах было решено предоставить усмотрению соответствующей администрации.
Хотя манифест 26 февраля остался таким образом мертвой буквой, однако пункт о веротерпимости был энергично использован старообрядцами австрийского согласия, сумевшими добиться от Плеве разрешения на созыв съезда. Находя поддержку в либеральной печати и сочувствие в торгово-промышленных кругах, они в течение целого года после опубликования манифеста осуществляли непрерывный нажим по всем доступным им линиям, добиваясь предоставления расколу прав, по крайней мере, наравне с другими инославными исповеданиями.
Рогожская община добивалась снятия печатей с алтарей, дозволения старообрядческому духовенству провожать покойников в стены кладбища, посещать в больницах умирающих старообрядцев и даже права иметь собственные школы.
Проф. Субботин, пользовавшийся доверием Победоносцева, еще в апреле 1903 года имел по этому вопросу у Плеве аудиенцию, во время которой обнаружилось поразительное невежество министра внутренних дел, который был убежден, что раскол ведет начало «от Иосифа Волоцкого, восставшего против папистских стремлений Никона». После разъяснений профессора «министр высказал, хотя довольно нерешительно, такую мысль: нужно-де «позаботиться об удовлетворении желаний такого множества чисто русских и верноподданных людей, как старообрядцы»1. К В конечном счете Субботину удалось убедить Плеве в том, что не может быть и речи ни о снятии с алтарей печатей, ни об открытии старообрядческих школ.
Как уже упоминалось, в декабре того же года Субботин с треногой писал Победоносцеву о приеме старообрядческой депутации великим князем Сергеем Александровичем, очевидно, добиваясь таким путем осуществления своих замыслов. «Страшно подумать об этом, — писал Субботин, — и я не могу удержаться, чтобы не известить об этом Ваше Высокопревосходительство. Быть может, найдете нужным и возможным употребить надлежащие меры к предотвращению беды, грозящей Церкви»2.
Однако идея более широкой веротерпимости распространялась все более в широких кругах общественности. Такой консервативный орган, как «Новое Время», поместил «Заметку», в которой говорилось:
«Вопрос о свободе веры, в недавнем прошлом интересовавший сравнительно ограниченный круг людей, специально им озабоченных, стал вопросом программным, злободневным, выдвигаемым на каждом шагу и при всяком удобном случае. Обсуждение его в печати, постановка его в земских и думских заседаниях, суждение о нем самых разнообразных по занятиям и целям общественных групп, которые, казалось бы, в нем не заинтересованы, неминуемо кончается теоретической победой идеи о свободе веры, единогласным признанием ее необходимости...»3.
 
1 Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1915. Кн. 1. С. 645.
2Там же.
3Новое Время. 03.XII. 1904.
 
Имевшее место 6—9 ноября 1904 г. «Частное совещание земских деятелей» включило вопрос о свободе совести и веротерпимости в свою конституционную программу.
Наконец, даже отличавшееся всегдашней полной благонамеренностью «Слово» начало цитировать упоминавшуюся выше речь Стаховича в тех местах, где говорилось о расхождении практики с требованиями основных законов империи, провозглашающих веротерпимость. Речь в газете шла о тех же старообрядцах, тысячи которых вот уже 8 месяцев сражались в Маньчжурии и многие из них были убиты. «И вот перед лицом смерти, у гроба, они лишены духовного утешения своих пастырей», поскольку старообрядческое духовенство не допускают на фронт и «представители его уже 8 месяцев бездействуют в Харбине»
   Разумеется, активность старообрядцев также способствовала ускорению продвижения вопроса в правительственных кругах. Корреспондент «Русского листка» несколько позже даже задал коварный вопрос старообрядческому епископу Иоанну (Картушину): справедливо ли известие английских газет, будто старообрядцы купили себе свободу за деньги, на что Карпушин ответил, что хлопоты стоили многих трудов, но главной роли деньги отнюдь не играли 2.
Существенным сдвигом в вопросе веротерпимости был царский манифест 12 декабря 1904 г.
История этого указа 3 известна от лиц, принимавших непосредственное участие в его составлении, а именно со слов П. Д. Святополк-Мирского, переданных в «Воспоминаниях» Д. Н. Шапова и со слов С. Ю. Витте в его «Воспоминаниях» 4.
 
1Слово. 02.XII.1904.
2Право. 0I.V.1905. .№ 17. С. 1436.
3Каменев. С. Ю. Витте и К. П. Победоносцев о современном положении Православной Церкви // Вестник Европы. 1909. Кн. 2. С. 651—691.
4Витте С. Ю. Воспоминания. М, 1960. Т. II. С. 322—337.
 
   Князь Святополк-Мирский, занявший с конца августа 1904 г. пост министра внутренних дел после убийства Плеве, с согласия царя заготовил свой доклад с приложением проекта указа о различных вольностях, в том числе о даровании полной свободы вероисповедания старообрядцам. Доклад и проект указа были составлены Крыжановским и будущим обер-прокурором А. Д. Оболенским. Ввиду важности дела Святополк-Мирский настаивал перед царем на предварительном обсуждении в совещании ряда лиц, причем были названы О. Б. Рихтер, граф И. И. Воронцов-Дашков, Н. В. Муравьев, граф Д. М. Сольский, Э. В. Фриш и П. П. Гессе. К участию в совещании были привлечены также председатель Комитетa Министров С. Ю. Витте, обер-прокурор К. П. Победоносцев и министр финансов В. Н. Коковцов. На первом заседании 4 декабря присутствовали великий князь Михаил Александрович, а на втором— 7 декабря, великие князья Владимир, Алексей и Сергей Александровичи.
    Против основного вопроса — о привлечении выборных лиц в Государственный Совет резко выступил К. П. Победоносцев, который указал, что самодержавие имеет не только политическое, но и религиозное значение и что «Государь не вправе ограничивать свою власть, возложенную на Него Божественным Промыслом». Поскольку большинство высказалось в пользу преобразований, Николай II предложил составление указа и дальнейшую разработку программы проведения в жизнь возвещенных в нем начал возложить на Комитет Министров.
Когда 11 декабря Витте явился к царю с готовым указом, то встретил у него великого князя Сергея Александровича. Николай еще раз посоветовался с ним и подписал указ, вычеркнув из него пункт о привлечении к законодательной деятельности выборных лиц. В таком виде указ был опубликован на следующий день в «Правительственном Вестнике» одновременно с одобренным несколькими днями раньше «Правительственным сообщением».
Узнав о случившемся, князь Святополк-Мирский немедленно подал в отставку.
Статья 6-я «Указа от 12 декабря 1904 г.» о веротерпимости имела следующий вид:
(Признаем необходимым): «для закрепления выраженного Нами в Манифесте 26 февраля 1903 года неуклонного душевного желания сохранять освященную Основными законами Империи терпимость в делах веры, подвергнуть пересмотру узаконения о правах раскольников, а равно лиц, принадлежащих к инославным и иноверным исповеданиям, и независимо от сего принять ныне же в административном порядке соответствующие меры к устранению в религиозном быте их всякого прямо в законе не установленного стеснения» 1.
 
1.Правительственный Вестник. 12 декабря 1904 г
 
«Возвещенный правительством курс во внутренней политике как бы более окрылил духом расколовождей», — отмечало «Миссионерское обозрение» в январе 1905 года. «Во время истекших святок всюду происходили многочисленные и оживленные собрания и совещания русских диссидентов и посланы разные ходатайства в Петербург. Старообрядцы избрали Москву для своего совещания, которое происходило 30 декабря на Рогожском кладбище» '.
 
Старообрядческое совещание 30 декабря 1904 года
 
Совещание приняло докладную записку на имя председателя Комитета Министров 2. Записка заканчивалась петицией, содержавшей следующие пожелания:
 
1. Замена оскорбительного наименования «раскольники» названием «старообрядцы».
2. Предоставление старообрядческим общинам прав юридической единицы, закрепление за ними недвижимости (храмов, молитвенных домов, часовен, богаделен, больниц, приютов и т. д.).
3. Право свободно отправлять богослужения, беспрепятственно открывать храмы, молитвенные дома и часовни с разрешения строительного управления губернского управления и совершать богослужения в сооруженных уже, но не открытых храмах.
4. Упорядочение метрических записей с тем, чтобы акты гражданского состояния (рождения, браки, смерти) имели для старообрядцев юридическую силу и значение, для чего ведение записей должно быть возложено на представителей старообрядческих приходов.
5. Не записанные «раскольники», т. е. числящиеся православными, но не бывшие в течение 10 лет у причастия и исповеди, должны получить право по желанию записываться в установленные старообрядческие книги.
6. Предоставление права лицам, крещенным в господствующей Церкви, но фактически к ней не принадлежащим, при вступлении в брак записывать себя, а потом и детей от этого брака в старообрядческие метрические книги.
 
1Миссионерское обозрение. 1905, 1. С. 117.
2И. С. Правительственные законопроекты о веротерпимости // Журнал для всех. 1905. № 3. С. 197—198 (обсуждение в Комитете Министров и тексты постановлений).
 
7. Разрешение старообрядческим приходам открывать школы II училища по программе земских и министерских училищ, но с преподаванием Закона Божия учителями-старообрядцами.
8. Освобождение старообрядческого духовенства от призыва в армию.
9. Предоставление старообрядцам права занимать общественные и государственные должности наряду с православными.
У старообрядцев возникло разногласие по вопросу о том, следует ли добиваться правительственного признания своей иерархии. Многие высказывались против из опасения, что их архиереи и священники попадут таким путем под контроль властей и будут так же связаны в своих действиях, как и духовные лица других церквей. «Нам нужно, — говорили защитники этой точки зрения, — обеспечить возможно более широкую свободу и права старообрядчеству вообще, и тогда иерархи наши фактически будут свободны, а будучи независимы от правительства, они не понесут никаких обязательств перед ним» 1
 
Деятельность Комитета Министров по исполнению «Указа 12 декабря»
 
Комитет Министров в заседании 25 января 1905 г.2 обсуждал вопрос о мерах по выполнению п. 6 царского указа от 12 декабря 1904 г. Указав на те стеснения и ограничения в правах, которые поражают лиц, отпадение которых от Православия не карается, но и не признается, Комитет Министров обратился к митрополиту Антонию (Вадковскому) с просьбой разъяснить этот вопрос с точки зрения православного учения 3.
 
1Миссионерское обозрение. 1905, 1. С. 119.
2Этот раздел излагаем в основном по статье М. Красножен: Новейшее законодательство по делам Православной Русской Церкви // Ученые записки Юрьевского университета. 1909. № 8. С. 1—71 (подробный обзор законодательства за 1904—1907 гг.).
3Журнал Комитета Министров. 25 января 1905 г. в ст. «17 апреля 1905 г. Именной Высочайший Указ...». СПб., 1905. С. 15 и далее; см. также: И. С. Правительственные законопроекты о веротерпимости // Журнал для всех. 1905. № 3. С. 197—198.
   
    «Комитет с истинно-отрадным чувством, — писал «Журнал Комитета Министров», — выслушал объяснения Высокопреосвященного Антония, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского. По заявлению Владыки, Церковь, всегда болезнующая об отпадающих от нее, не может в то же время желать насильственного их в ней удержания. Вера православная порождается благодатью Господней, поучением, кротостью и добрыми примерами; поэтому всякое насилие чуждо самой природе Церкви Христовой, и удерживать на лоне своем безвозвратно-заблудших детей своих против их воли и убеждения она не почитает необходимым. По правилам церковным: «Еретика-человека по первом и втором наказании отрицайся» (Тит. 3:10) и «аще же и Церковь преслушает брат твой, буди тебе якоже язычник и мытарь» (Мф. 18:17). Ввиду сего со стороны Православной Церкви не может встретиться препятствий к отмене закона, запрещающего отпадение от Православия, если таковая отмена будет решена по соображениям государственной пользы и справедливости. В дополнение к сему митрополит С.-Петербургский и Ладожский объяснил, что применение ст. 1006 уст. уч. суд. (т. XVI, свод. зак. изд. 1892 г.), возлагающей на духовное начальство обязанность требовать от подлежащих властей производства предварительного следствия по делам о совращении из Православия или отступления от веры Христианской, всегда представлялось ему нравственно тягостным. Полагая, что такая обязанность требовать преследования в уголовном порядке преступлений и проступков против веры противоречит положенным в основу Православной Церкви началам мира и христианской любви, Высокопреосвященный Антоний ходатайствовал перед Комитетом о возбуждении вопроса об отмене или изменении означенной статьи закона» '.
 
1 Журнал Комитета Министров. 25 января 1905 г. в ст. «17 апреля 1905 г Именной Высочайший Указ...». СПб., 1905. С. 15 и далее; см. также: И. С. Правительственные законопроекты о веротерпимости // Журнал для всех. 1905. № 3 С. 197—198.
 
Считая необходимым изменение законодательства в духе веротерпимости, в соответствии с Указом 12 декабря 1904 г., Комитет Министров подтвердил, что эти изменения не должны поколебать установленное Основными Законами первенствующее и господствующее положение Православной Церкви. Значение уз, исторически скрепивших воедино судьбы государства Российского и Православной Церкви, отнюдь не должно быть умаляемо. Поэтому неизменно подлежит сохранению и на будущее время преимущества, главным образом придающие Православной Церкви значение господствующей: принадлежность к ней императора, свобода религиозной проповеди и привлечение последователей и получение от государства денежных средств для удовлетворения своих нужд.
«Но засим возникает первостепенной для настоящего дела важности вопрос о том, связано ли с охранением господствующего положения Церкви принудительное в ней оставление тех, которые, хотя внешним образом в ней числятся, но сердцем и совестью ей чужды? Разрешение вопроса, может ли Государство допустить отпадение в иное исповедание принадлежащих к господствующей вере лиц, — продолжает «Журнал Комитета Министров», — имеет вообще неизмеримое значение по глубине затрагиваемых им сторон духовной жизни человека; у нас же оно имеет и особливую практическую важность, так как в некоторых областях Империи существуют значительные религиозные группы, известные под именем «упорствующих» или «отпавших от Православия» 1
 
1 Журнал Комитета Министров. 25 января 1905 г. в ст. «17 апреля 1905 г. Именной Высочайший Указ...». СПб., 1905. С. 15 и далее; см. также: И. С. Правительственные законопроекты о веротерпимости // Журнал для всех. 1905. № 3. С. 197—198.
 
Комитет Министров указал четыре наиболее значительные группы такого типа:
а) латыши, преимущественно в Лифляндской губернии, от-
павшие в протестантство, числом около 30 000 человек;
б) бывшие униаты, упорствующие в католицизме, около
100 ООО человек;
в) в приволжских губерниях большое количество крещенных
татар, отпавших в магометанство;
г) самая большая группа — раскольники и сектанты, отпавшие
от Православия, но официально числящиеся православными.
Комитет Министров, в соответствии с разъяснениями митрополита Антония, пришел к выводу, что насильственное удержание подобных лиц в Православии нецелесообразно. Эти выводы подготовляли то провозглашение права перехода в инославные исповедания, которое вскоре имело место в царском Манифесте 17 апреля 1905 г.
В заседаниях 22 февраля и 1 марта 1905 г. 1 Комитет Министров рассматривал вопрос о выполнении п. 6 указа 12 декабря в применении к инославным и иноверным исповеданиям.
 
1 Сборник «17 апреля 1905 г. Именной Высочайший Указ...». СПб., 1905 С. 51 и далее; см. также: М. Р. Свобода совести и закон 17 апреля 1905 г. // Русское богатство. 1905. № 5. С. 135—163 (разбор положения до и после указа).
 
Наиболее настоятельной была необходимость отменить административные стеснения в обход закона инославного духовенства, в особенности по отношению к духовенству римско-католическому. По отношению к этому духовенству в Северо-Западном крае и губерниях Царства Польского в порядке местного управления налагались такие взыскания, как наложение денежных штрафов, лишение должности, заключение в монастыри. О многочисленности случаев таких взысканий свидетельствовал отчет бывшего виленского, ковенского и гродненского генерал-губернатора.
Комитет поручил министру внутренних дел принять меры к прекращению и недопущению в дальнейшем такого порядка вещей.
Комитет признал также вредной практику назначения законоучителей в католических школах из православных — униатов или лютеран, а также преподавание Закона Божия в гимназиях на русском языке.
В отмену этой практики было принято постановление, что преподавание Закона Божия должно вестись на родном языке учащихся духовными лицами соответствующего исповедания.
В положительном для католиков смысле были решены также вопросы о ремонте костелов и о прекращении обязательного закрытия монастырей в предусмотренных законом условиях.
В отношении иноверных исповеданий были приняты постановления, отменяющие стеснительные правила о постройке синагог и мечетей, о необходимости дальнейшей разработки вопроса об освобождении магометанского духовенства от воинской службы, а также об отмене именования ламаитов оскорбительным для них названием язычники.
 
   17 апреля 1905 г. вышел царский указ 1 содержавший коренные изменения в вопросе веротерпимости. Важнейшие пункты этого указа гласят:
1) Признать, что отпадение от православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собою каких-либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от Православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало.
2) Установить в дополнение к сим правилам, что лица, числящиеся православными, но в действительности исповедующие ту нехристианскую веру, в которой до присоединения к Православию принадлежали сами они или их предки, подлежат, по желанию их, исключению из числа православных.
 
Манифест 17 апреля 1905 года
 
В разъяснение царского указа вышли указ Правительствующего Сената 2 и опирающийся на указ Сената циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам3, в которых указывалось, что Высочайшим Указом 17 апреля «сняты все существовавшие в Государстве стеснения в исповедании веры, а так как господствующей верой в России является православная, то законодатель, отменяя меры против отпадения от христианства, и приурочил к православной вере отмену карательных мер, установленных при переходе из оной», т. е. пояснялось, что это право перехода в нехристианство тем более относится к лицам неправославных христианских исповеданий.
 
1Правительственный Вестник. IV, 1905. С. 17.
2Указ 2 июня 1906 г. за № 5982.
3Циркуляр от 25 июня 1906 г. за № 3192. Разбор указа от 17 апреля 1905 статье Н.Давыдова «Указ о веротерпимости» // Научное слово. 1905. Кн. С. 121—125.
 
 
Опубликование указа вызвало в ряде местностей империи массовое отпадение от Православия. В особенности впечатляющим было возвращение в Католичество в Западном крае около 150 ООО человек за 2—3 недели после указа.
    В церковных кругах указ 17 апреля вызвал противоречивое отношение. «Всего неожиданнее и прискорбнее, — писал священник И. Полянский в своей брошюре о старообрядчестве, — что некоторые православные понимают Высочайший указ в смысле унижения в нем Православной Церкви; — они говорят: всем верам даны в указе новые права, одна только Православная Церковь обойдена в нем милостями, если только не считать за милость то, что ее собственные чада отныне могут свободно и безнаказанно отпадать от нее. Насколько основательны такие речи?.. Свободная, а не принужденная вера ценна у Бога и у людей. И такою верою сильна Церковь и только имеющие такую веру настоящие ее члены. Люди же, постороннею волею обязанные числиться православными, ничего общего не имеют с истинно-православными, свободными в своей вере чадами Бога и Церкви, и поистине в экономии Церкви суть не живые, но мертвые души... С уходом этих, сердцем и совестью чуждых ей людей, Церковь ничего в действительности не потеряет, а, наоборот, много приобретет, ибо сила ее. повторяем, не в числе приписанных к ее приходам имен и фамилий, а в крепкой и искренней вере ее действительных, живых членов» '.
 
1 Полянский И., священник. Старообрядцы и Высочайший Указ 17 апрел 1905 г. М., 1905. С. 82, 93.
 
Манифест 17 апреля создал благоприятные условия для достижения гражданского равноправия, которого давно добивались старообрядцы. 29 сентября 1906 г. министр внутренних дел созвано совещание, на которое были приглашены 33 представителя поповщинских и беспоповщинских согласий старообрядчества. И: протокола, приложенного к этому совещанию, явствует, что были приглашены светские лица из старообрядцев и «старообрядческие архиепископы, епископы, протоиереи, священники, диаконы», как они именуются в списке:
1) Старообрядческий архиепископ Иоанн (Картушин).
2) Старообрядческий епископ Уральский Арсений (Швецов).
3) Старообрядческий епископ Пермский Антоний.
 
4) Старообрядческий епископ Нижегородский Иннокентий (Усов).
5) Старообрядческий священник Дмитрий Смирнов.
6) Старообрядческий диакон Алексий Богатенков.
7) Старообрядческий епископ Московский Иов.
8) Старообрядческий протоиерей Лев Чернышев.
9) Старообрядческий священник Косьма Феоктистович Кузьмин.
10) Старообрядческий диакон Кирилл Ермилович Макаров и др.
Это именование иерархических званий старообрядцев создало
прецедент, на который впоследствии не раз ссылались думские ораторы. Правительственное совещание под председательством товарища министра внутренних дел С. Е. Крыжановского выработало и передало в думскую комиссию «проект положения о старообрядцах», «согласованный с их положениями».
Временные правила о порядке устройства старообрядческих общин ', изданные 17 октября 1906 г. на основании 87 статьи Основных Законов, предоставляли старообрядцам различных согласий и толков следующие права:
 
1 Церковные ведомости. 1906. № 43. С. 458—465.
 
1) Старообрядцам разрешалось свободно образовывать религиозные общины, для чего учредители этих общин обязывались сообщить губернской власти:
а) наименование согласия или толка;
б) допускает ли община духовных лиц, настоятелей или наставников;
в) местности, на которые предполагается распространить деятельность общины;
г) местонахождение существующего или предполагаемого к
постройке храма, молитвенного дома или соответствующего ему помещения (ст. 8).
 
2) Общинам предоставлялось право избирать совет духовных лиц, настоятелей, сооружать храмы, устраивать школы, благотворительные учреждения и приобретать недвижимые имущества (ст. 13 и 14).
3) Избранным общиной духовным лицам, настоятелям и наставникам предоставлялись общие права, принадлежащие духовным лицам, и им вверялось ведение книг для записи рождений, браков и смертей их единоверцев. В общинах же беспоповских согласий ведение метрических книг возлагалось на избираемых общинами старост (ст. 35, 36 и 39 правил).
 
Законопроект 50-ти членов I Государственной Думы
 
Государственная Дума 1-го созыва вопрос о свободе совести обсудить не успела ввиду ее быстрого роспуска. Однако 50 членов Думы внесли на заседании 12 мая 1906 г. «основные положения» законопроекта о свободе совести, включившие в себя следующие положения:
1. Каждому гражданину Российской империи обеспечивается свобода совести. Посему пользование гражданскими и политическими правами не зависит от вероисповедания, и никто не может быть преследуем и ограничиваем в каких бы то ни было правах за убеждения в делах веры.
Примечание к п. 1. Все узаконения, ограничивающие гражданские и политические права лиц, принадлежащих к тем или иным вероисповеданиям, отменяются.
2. Все существующие и вновь образующиеся в Российской империи вероисповедания пользуются в одинаковой мере свободой богослужения и отправления религиозных обрядов, а также проповедования и распространения своих учений, поскольку при осуществлении этой свободы не совершается деяний, предусмотренных общими уголовными законами.
3. Никто не может быть иной государственной властью принужден принадлежать к какому-либо исповеданию или исполнять обязанности, вытекающие из принадлежности к какому-нибудь вероисповедному обществу, или совершать религиозные действия или участвовать в обрядах какого-нибудь вероисповедания.
4. Никто не может отказаться в силу своих религиозных убеждений от исполнения гражданских или политических обязанностей, кроме случаев, точно в законе указываемых.
5. Всякий, достигший 17-летнего возраста, может выйти из состава вероисповедного общества, к которому он принадлежит; несовершеннолетний, не достигший сего возраста, воспитывается в том вероисповедании, в коем пожелают его воспитывать родители.
      Примечание к п. 5. В случае, если родители принадлежат к разным вероисповеданиям, от их соглашения зависит выбор вероисповедания, в коем воспитываются их дети. Если такового соглашения достигнуто не будет, то дети мужского пола воспитываются в исповедании отца, а дети женского пола — матери.
      6.Особый закон определяет порядок ведения актов гражданского состояния.
       7.Особые узаконения определяют преподавание вероучения. Эти узаконения не должны противоречить началам свободы и равенства вероисповеданий.
        Полагая, что разработка общих основных положений законопроекта о свободе совести, как предлагали 50 членов I Государствнной Думы, менее удобна, чем разработка отдельных законопроектов, приуроченных каждый к соответствующей области, Министерство внутренних дел внесло в Государственную Думу 2-го созыва 11 законопроектов 1 и при этом пояснило, что все они проникнуты общей идеей свободы совести и что подвергается пересмотру все действующее законодательство с целью его согласования с принципом вероисповедной свободы.
 
1 Отношение Министерства внутренних дел к Государственной Думе от 28 февраля 1907 г. за № 1479
 
Законопроекты Министерства внутренних дел
 
   Так, поставленная задача обязывала Министерство, как указывалось в проекте, дать определение понятия свободы совести и требовала «выяснить, как понимается свобода совести в науке и в западных законодательствах». Это определение в проекте имело следующий вид:
«Свобода совести есть право каждого, обладающего достаточно созревшим самосознанием, лица беспрепятственно и без всякого для него правового ущерба признавать свою веру и проявлять ее во внешних обрядах своего культа совместно с другими лицами, исповедующими одно и то же религиозное учение».
Согласно министерскому проекту, в понятие свободы совести входят следующие основные элементы:
 
1) право каждого лица заявлять свою веру и убеждать не принадлежащих к ней к принятию исповедываемого им учения, если уголовные законы не нарушаются содержанием исповедания;
2) право лиц, которые имеют одни и те же религиозные воззрения, составлять религиозные собрания для совместного отправления богослужения и образовывать религиозные союзы;
3) право каждого лица как самому беспрепятственно переходить из одного вероучения в другое, так и менять исповедание своих не достигших определенного возраста детей;
4) невмешательство государственной власти в духовные отношения частных лиц к исповедуемому ими вероучению, и отсутствие каких-либо ограничений, политических или гражданских, в зависимости исключительно от принадлежности к какому-либо исповеданию.
Таким образом, Министерство изложило свой взгляд на свободу совести вполне прямолинейно и без каких-либо оговорок, ограничивающих проведение этого принципа на практике. При этом не трудно видеть, что министерский проект, говоря о праве проповеди, безоговорочном праве перехода из одного исповедания в другое и отсутствии правоограничений, связанных с вероисповеданиями, толкует понятие свободы совести значительно шире, чем царский указ 17 апреля 1905 года.
Министерство внутренних дел направило в Думу 2-го созыва следующие законопроекты ', связанные с осуществлением свободы совести:
 
1 Государственная Дума 2-го созыва. Обзор деятельности комиссий и отделов. СПб., 1907. Приложения. С. 603.
 
1) О религиозных общинах старообрядцев и отделившихся от Православия сектантов и о правах этих лиц.
2) Об упорядочении гражданско-правового положения старообрядцев и сектантов, браки которых не записаны в метрические книги.
3) Об инославных и иноверных религиозных обществах.
4) О разрешении совершения инославных и иноверных богослужений и богомолений и сооружения, устройства, возобновления и починки инославных молитвенных зданий.
5)Об отношении государства к отдельным вероисповеданиям.
6)Об изменении законоположений, касающихся перехода из одного исповедания в другое.
7)О римско-католических монастырях.
8)О вызываемых провозглашением Высочайшим Манифестом 17 октября 1905 г. свободы совести изменениях в области семейного права.
9)Об отмене содержащихся в действующем законодательстве ограничений, политических и гражданских, находящихся в зависимости от принадлежности к инославным и иноверным исповеданиям, а в том числе и к старообрядчеству и к отделившимся от Православия сектам, а равно законоположений, допускающих нмешательство гражданской власти в духовные отношения частных лиц.
10) Об издании правил относительно секты мариавитов.
11) Об узаконении браков, заключенных по обрядам инославных и иноверных исповеданий лицами, числившимися православными до издания Высочайшего Указа 17 октября 1905 г., и происшедшего от этих браков потомства.
 
 
Комиссия II Государственной Думы и ее решения
 
Для рассмотрения этих законопроектов, направленных на осуществление свободы совести, была образована специальная комиссия в составе 33 человек постановлением Думы от 20 марта 1907 г. 1  В состав комиссии вошли С. Н. Булгаков, А. И. Парчевский и М. А. Стахович.
Председателем комиссии был избран Н. В. Тесленко  2
Комиссия успела провести 13 заседаний, с 4 апреля по 25 мая, причем на 7 последних заседаниях присутствовал в качестве представителя Министерства внутренних дел директор департамента духовных дел В. В. Владимиров.
 
1Государственная Дума 2-го созыва. Стенографические отчеты. СПб., 1907. Т. 1. С. 876—887.
2Государственная Дума 2-го созыва. Обзор деятельности комиссий и отделов. СПб., 1907. С. 111—122.
    
   При обсуждении предмета и пределов занятий комиссии некоторыми из ее членов была высказана мысль о необходимости рассмотреть в комиссии также вопрос об отделении Церкви от государства. Однако большинство членов комиссии, не возражая в принципе против отделения Церкви от государства, признало, что этот вопрос не входит в компетенцию комиссии и обсуждение этого вопроса было бы возможным не иначе как в силу особого постановления Думы, по выяснении отношения представителей всех вероисповедных групп к действующим уставам их церквей. Большинством 23 голосов против 2 было постановлено, что «комиссия ограничивает свою задачу рассмотрением министерских законопроектов, переданных ей постановлением Думы и направленных к осуществлению свободы совести, и считает невозможным выработать в своем составе законопроект об отделении Церкви и вообще всех вероисповедных обществ от государства» 1 .
 
1 Обзор деятельности комиссий и отделов. С. 111—122. Далее по этому источнику.
 
Руководящим принципом для своих работ комиссия единогласно и без прений постановила принять основные положения о свободе совести, внесенные в Государственную Думу 1 -го созыва партией народной свободы (конституционные демократы,
к.-д.). Внесенное некоторыми членами комиссии предложение внести подобные же основные положения в виде особой декларации на обсуждение Думы было отклонено, т. к. большинство комиссии не находило к тому практической надобности, поскольку отдельные пункты этих основных положений получают развитие, хотя и не всегда последовательное, в законопроектах Министерства внутренних дел, и что общий взгляд Государственной Думы на вопрос о свободе совести может выразиться при обсуждении наиболее принципиальных законопроектов.
Для систематизирования законодательного материала, связанного с ограничениями в правах членов отдельных вероисповеданий, была избрана подкомиссия из 16 человек. В принципе комиссия, принимая во внимание религиозный характер ограничений, установленных для различных групп населения (евреев, поляков, литовцев, иезуитов), единогласно признала необходимым отменить все содержащиеся в действующем законодательстве ограничения, установленные: 1) по признаку религиозному и 2) по признаку религиозному и в то же время национальному.
Определив таким образом границы и общее направление предстоявших ей работ, комиссия перешла к обсуждению законопроекта «об инославных и иноверных религиозных обществах» и следующим образом формулировала вопросы, связанные с этим законопроектом: 1) следует ли удержать различие между исповеданиями и сектами, как это предусмотрено в законопроекте; 2) какой порядок возникновения религиозных обществ, — законодательный или административный (а если последний, то явочный или концессионный), — представляется более целесообразным; 3) какие права и преимущества должны быть присвоены названным обществам; 4) допустимы ли, и в каких пределах, административные действия власти в отношении образования и закрытия религиозных обществ.
По первому вопросу, о различии между исповеданиями и сектами, комиссия, обсудив внесенное некоторыми из ее членов предложение о полном уравнении в правах всех религиозных ассоциаций, признало такое уравнение равносильным полному отделению Церкви от государства и потому, согласно уже принятой резолюции, выходящим за пределы поручения, данного комиссии Государственной Думой.
По вопросу о порядке возникновения религиозных обществ комиссия высказалась в том смысле, что этот вопрос может решаться по обстоятельствам, в частности, законодательный порядок предпочтительнее в том случае, когда общество желает получить больший объем прав. В комиссии вызвало сильные возражения предположение министерского законопроекта о предоставлении административной власти права разрешать или не разрешать учреждение религиозного общества ввиду того, что подобное право администрации привело бы к умалению свободы совести и находилось бы в противоречии со ст. 1 законопроекта, признающей право граждан образовывать религиозные общества; кроме того, комиссия находила, что при установлении такого порядка устранилась бы возможность обжалования распоряжения администрации в Сенат. В результате это предположение министерского проекта было единогласно отвергнуто, несмотря на предложенную представителем Министерства В. В. Владимировым поправку, согласно которой, в случае отказа в разрешении учреждения религиозного общества, Министерство приводило мотивы этого отказа, которые и могли бы составить предмет обжалования.
При обсуждении вопроса о том, какому органу власти должны подлежать дела о возникновении религиозных обществ, в тех случаях, когда вопрос не решается в законодательном порядке, мнения членов комиссии разошлись: одни считали необходимым передачу этих дел судам, как учреждениям более независимым, другие же считали административные органы более приспособленными к выполнению таких функций и при этом указывали, что и суды не всегда чужды политике. При баллотировке голоса разделились поровну (по 9 голосов), и потому окончательное его решение было отложено.
По вопросу о правах вероисповедных обществ комиссия сочла необходимым предоставить им: 1) право беспрепятственного распространения своего учения, отправления культа, совершения духовных треб и религиозных обрядов и устройства богомолений; 2) право образования религиозных общин; 3) право избрания или назначения духовных наставников и старост.
В отношении права вероисповедных обществ вести акты гражданского состояния комиссия признала это право большинством 20 голосов против 3. Введению гражданской метрикации, как предлагали некоторые члены комиссии, препятствуют, с одной стороны, неудобство возложения такой метрикации на органы местного самоуправления или на полицию и финансовая невозможность создания для этого особых учреждений; с другой стороны, отсутствие в гражданских законах норм брачного права.
В вопросе об имущественных правах вероисповедных обществ комиссия единогласно высказалась за признание прав юридического лица не только религиозных общин, как предусмотрено в министерском проекте, но и самих вероисповедных обществ в целом. В частности, комиссия сочла необходимым исключить из проекта ограничение, обусловивавшее приобретение общинами недвижимых имуществ на сумму свыше 5000 руб. особым Высочайшим разрешением.
Комиссия признала за религиозными обществами право строить храмы и молитвенные дома, учреждать учебные заведения и кладбища, а также устраивать религиозные процессии и призывать
Молящихся колокольным звоном; наставники имеют право носить особую одежду.
На обсуждение комиссии был далее поставлен вопрос об условиях возникновения религиозных обществ. Имея в виду публично-правовой характер вероисповедных обществ, комиссия большинством голосов признала, что лица, желающие образовать то или иное религиозное общество, обязаны заявить: а) о сущности Своего вероучения; б) о главных основаниях совершения треб и чех религиозных обрядов, с которыми связаны гражданские последствия; в) о порядке избрания наставников или настоятелей и)о своем имени, фамилии и местожительстве. Требование министерского законопроекта о том, чтобы вновь образуемое религиозное общество не содержало в себе чего-либо противоречащего государственному устройству, уголовным законам или общественному порядку и нравственности, было признано комиссией излишним, т. к. соответствие закону не требует специальных указаний, а общественный порядок и нравственность слишком неопределенные понятия, чтобы на них можно было ссылаться в законе.
Комиссия по тем же мотивам высказалась за исключение из законопроекта указания на безнравственные действия и нарушение общественного спокойствия как условия закрытия религиозного общества. В соответствии с этим комиссия признала, что приостановка или прекращение деятельности религиозного общества может иметь место тогда, когда деятельность его будет связана с нарушением уголовных законов (принято единогласно), собственного устава (принято всеми при двух воздержавшихся) или, наконец, — в некотором противоречии с предыдущими решениями комиссии, — добрых нравов (11 голосов против 7).
Процедура прекращения деятельности религиозного общества мыслилась комиссией следующим образом:
«Министр внутренних дел входит в Сенат с представлением о прекращении деятельности религиозного общества. В случаях, не терпящих отлагательства, министр внутренних дел может приостановить деятельность религиозного общества, войдя одновременно без промедления в Сенат об утверждении этой меры. Если в течение шести недель после первоначального представления министр внутренних дел не сделает дополнительного представления о прекращении общества, то приостановление падает».
Выражение «деятельности» понималось при этом комиссией не как отдельные случаи нарушения, а как постоянное повторение этих нарушений, и притом не отдельными членами общества, не всем обществом в целом.
Деятельность комиссии осталась незаконченной ввиду роспуска Государственной Думы 2-го созыва
 
Октябристская вероисповедная комиссия
 
Среди официально сложившихся политических партий «Сою; 17 октября» раньше других, еще с 1906 г., специально занялся разработкой церковных, вероисповедных и общерелигиозных вопросов. В феврале 1906 года на всероссийском съезде делегатов «Союза 17 октября» была организована в Москве особая комиссия, имевшая своей целью посредством лекций, рефератов, докладов, обмена мнений на собраниях разрабатывать эти вопросы. При этом октябристы исходили из той мысли, что запросы человеческого духа не решаются ни правыми, ни левыми направлениями, но искренним убеждением, личной совестью каждого человека.
«Ведь общеизвестно, — писал по этому поводу несколько позже октябрист П.В.Каменский 1,
 
1 Каменский П. В. Вероисповедные и церковные вопросы в Государственной Думе 3-го созыва и отношение к ним «Союза 17 октября». М., 1909. С. 13.
 
— что все человечество без различия племени, положения, состояния искони имеет пути Богопознания, и в той или другой форме, соответственно своему духовному развитию, творит Богопоклонение. Все люди, за исключением единиц, в счет не идущих, знают запросы мысли, вечно бьющейся над конечной проблемой бытия, знают алкание и искание критериев отношения своего духовного «я» к внешнему миру и к людям, критерием морали, находящей свое последнее основание в идее Бога. Это общее свойство человеческой души исключает резкую обособленность, разделение людей на нетерпимые по отношению друг к другу лагери. Непримиримость и насилие, выражающиеся не только в грубой физической силе, но и в неуважительности количественно торжествующего большинства к неугодному мнению, тормозит разрешение религиозных вопросов, создавая практику взаимного недоверия, раздражения, лжи и лицемерии. Вот почему вопросы из области религии должны разрешаться бе.» предвзятости, в духе христианского смирения, любви, кротости, долготерпения и того благожелательного отношения людей друг к другу, которое разрушают партийные и всякие иные перегородки. Только при таком настроении люди могут подняться на ту моральную высоту, до которой не восходят будничные, мелкие трсния людей, их недоразвитые мыслишки, цепляющиеся за обрывки их неустойчивых и непродуманных впечатлений, но с которой умственному взору человека открывается вечная христианская истина, что все люди — братья. Пусть эта истина полностью недоступна современному человеку, но ничто не мешает ей оставаться идеалом, указывающим направление грядущей деятельности человечества».
Эти настроения были положены в основу деятельности комиссии по церковным и вероисповедным делам при «Союзе 17 октября», допускавшей в свой состав не только членов союза, но и посторонних лиц, интересующихся подобными вопросами и могущих принести пользу в их обсуждении. Московская комиссия заявила, что ее целью является создание такой «внепартийной или междупартийной организации, где бы все прогрессивные элементы духовной и светской интеллигенции удобнее всего могли бы столковаться и объединиться на такой одинаково важной и столь же для всех нейтральной почве, как церковно-общественная реформа».
В Государственной Думе 2-го созыва «Союз 17 октября» представлял собой организованную политическую группу и создал при своей думской фракции особую вероисповедную комиссию, продолжавшую деятельность Московской комиссии 1906 г.
 
1 Каменский П. В. Цит. соч., с. 14 о деятельности октябристской комиссии — по этому источнику
 
В нее пошли члены Думы 2-го созыва И. С. Клюжев, М. А. Искрицкий, С. Д. Васецкий, И. В. Шепелев, М. Я. Капустин, А. 3. Танцов, Н, Ефимов, члены Государственного Совета проф. богословия М. И. Горчаков, Ю. В. Трубников, кн. Н. С. Волконский, а также лица, не входившие в состав законодательных учреждений, но известные своей осведомленностью в церковных и религиозных вопросах: Ю. Н. Милютин (председатель Петербургской группы «Союза 17 октября»), А. А. Папков — известный знаток приходского вопроса, И. В. Никаноров — автор статей по религиозным вопросам, К. И. Ровинский (председатель комиссии), Р. В. Фрейман, В. П. Шеин, Ф. С. Отоцкий, А. И. Петичев. Как сообщает П. В. Каменский на основании имевшегося у него рукописного материала, комиссия имела ряд заседаний во время сессии II Государственной Думы с 25 апреля по 2 июня 1907 г. и имела суждение о внесенных правительством на обсуждение Думы законопроектах: об отношении государства к отдельным вероисповеданиям и о браках старообрядцев.
 
Как и Московская комиссия 1906 г., октябристская вероисповедная комиссия в период II Думы придерживалась принципа широкой веротерпимости и последовательно проводимой свободы совести.
Государственная Дума 3-го созыва с первых же дней своей деятельности выделила из своего состава три комиссии для предварительной разработки законопроектов, связанных с церковными и вероисповедными вопросами:
1) комиссию по делам Православной Церкви из 33 членов (председатель В. Н. Львов);
2) комиссию по вероисповедным делам из 35 членов (председателем в первую сессию состоял епископ Евлогий, а затем был избран П. В. Каменский);
3) комиссию по старообрядческим вопросам из 15 членов (председатель В. А. Караулов).
Первая комиссия имела своей задачей разработку гражданских реформ, касавшихся Православной Церкви, и разработку представленных правительством законопроектов в тех их частях, которые затрагивали права и преимущества Православной Церкви.
На вторую комиссию была возложена обязанность разрабатывать законопроекты, относящиеся к инославным и иноверным исповеданиям, третья комиссия занималась исключительно законопроектами, касавшимися старообрядцев.
Наряду с образованными тремя думскими комиссиями, в которых по закону могли принимать участие только члены Государственной Думы и представители соответствующих ведомств при парламентской фракции «Союза 17 октября», насчитывавшей в своем составе более 130 членов Думы, организовалась особая чаcтная вероисповедная комиссия. Ее заседания, обычно один раз в педелю, происходили в помещении фракции «Союза 17 октября» в клубе общественных деятелей. По примеру Московской Церковной комиссии 1906 года эта комиссия, организованная октябристами, приглашала к участию в своих работах лиц, интересовавшихся вероисповедными вопросами, без различия их политического направления. Поскольку комиссия носила частный характер и ее заседания происходили вне Государственной Думы, то она имела право пополнять свой состав посторонними лицами, продолжая практику аналогичной комиссии при «Союзе 17 октября», действовавшей в 1907 году, во время существования II Государственной Думы.
Комиссия насчитывала 45 человек, из которых 30 были членами Думы различных политических группировок, кроме крайне правых и крайне левых. В отличие от Московской комиссии 1906 г., комиссия при «Союзе 17 октября» приглашала в свой состав также лиц нехристианского исповедания. Среди лиц, приглашенных в комиссию и не состоящих при этом членами законодательных учреждений, оказались почти все участники комиссии, существовавшей во время II Думы. Активное участие в работе комиссии принимал известный ученый, профессор и член Государственного Совета Н. С. Таганцев.
Задача октябристской вероисповедной комиссии состояла в предварительном обсуждении с участием специалистов и знатоков законопроектов и вопросов, поступавших на обсуждение думской вероисповедной комиссии. По вопросам, обсуждавшимся в частной октябристской комиссии, публиковались печатные доклады. Гак, проф. Н. С. Таганцев внес проект Каменский П. В. Вероисповедные и церковные вопросы в Государственной Думе 3-го созыва и отношение к ним «Союза 17 октября». М., 1909. С. 16—-17. о новой редакции статей законов главы 2-й Уголовного уложения (о нарушении постановлений, ограждающих веру) в соответствии с проектом нового вероисповедного законодательства. Член комиссии Р. В. Фрейман разработал доклад по вопросу о переходе из одного исповедания в другое. Проект проф. Таганцева был затем внесен в думскую комиссию членом Государственной Думы П. В. Каменским, а доклад Фреймана — членом Думы бароном Розеном.
Когда в Петербург прибыли учредители отпавшей от Католичества общины мариавитов 1 — о. Ковальский и о. Прухневский с ходатайством о признании за их общиной прав отдельного вероисповедания, то они были приглашены на заседание вероисповедного совещания при «Союзе 17 октября» и при их участии был рассмотрен внесенный правительством законопроект об издании правил относительно секты мариавитов. На этом совещании выяснилось, что законопроект, внесенный в Государственную Думу 17 апреля 1907 г., подлежит существенной переработке со стороны правительства в плане удовлетворения ряда требований мариавитов, которые совещание сочло справедливыми. Затем частным образом в совещании стало известно, что департамент духовных дел также занялся этим вопросом, и что в близком будущем ожидается внесение в думскую комиссию нового дополненного и исправленного законопроекта, вполне соответствующего тем принципам, которые были высказаны при обсуждении в частной октябристской комиссии. Этот эпизод показывает, что указанная комиссия могла оказывать влияние на решения правительства также и помимо прямого обсуждения в Думе.
 
Старообрядческая комиссия III Государственной Думы и ее решения
 
Комиссия III Государственной Думы по старообрядческим вопросам была избрана постановлением Думы от 29 ноября 1907 г.2 Против образования этой комиссии возражали правые и умеренно-правые, предлагавшие устроить в комиссии по делам Православной Церкви особый старообрядческий отдел 3
 
1Секта мариавитов — группа строгих католиков из западных окраин Росси: (названа в честь особого почитания Пресвятой Девы) по политическим соображениям была поддерживаема царским правительством.
2III Государственная Дума. Стенографические отчеты. Сессия 1. Ч. 1. С. 121 773 и 799.
3Государственная Дума. Созыв 3-й. Сессия 1. Обзор деятельности комиссий и отделов. СПб., 1908. С. 71.
 
Однако большинство Думы пошло навстречу требованиям старообрядцев создать особую комиссию. Из 15 членов комиссии по старообрядчеству только 4 принадлежали к правым группировкам (в т. ч. епископ Евлогий и два священника), остальные были октябристы, члены к.-д. (2 чел.) и старообрядцы (5 чел.). Председателем комиссии был избран член К.-Д. В. А. Караулов. 1
Постановлением Думы 25 января 1908 г. в комиссию по старообрядческим вопросам были переданы1 законопроекты Министерства внутренних дел:
1) проект правил о старообрядческих и сектантских общинах;
2) об упорядочении гражданско-правового положения старообрядцев и сектантов, браки которых не записаны в метрические книги;
3) о предоставлении льгот по пересылке почтовых отправлений старообрядческим и сектантским общинам, образованным и действующим на основании Именного Высочайшего Указа 17 октября 1906 г.
Важнейшим был первый законопроект за №4793, который рассматривался в заседаниях комиссии с февраля 1908 года по март 1909 года при участии товарища министра внутренних дел сенатора Крыжановского, директора департамента общих дел Арбузова, товарища обер-прокурора Св. Синода Роговича и обер-секретаря Св. Синода Исполлатова.
Законопроект этот был направлен еще в Думу 2-го созыва, а после ее роспуска перешел в третью в неизменном виде 2.
Старообрядческая комиссия внесла в правительственный законопроект некоторые существенные дополнения3.
Связывая свободу совести со свободой религиозной пропаганды, большинство комиссии признало, что между «оказательством», которое уже дозволено, и «проповеданием» нельзя провести точной грани. Поэтому комиссия признала возможным предоставить старообрядцам право не только исповедовать, но и свободно проповедовать свою веру как среди старообрядцев, так и среди лиц, принадлежащих к другим вероучениям или вероисповеданиям.
 
1III Государственная Дума. Стенографические отчеты. Сессия I. Ч. !. С. 727—728.
2Каменский П. В. Вероисповедные и церковные вопросы в Государственной Думе 3-го созыва и отношение к ним «Союза 17 октября». М., 1909. С. 38.
3III Государственная Дума. Обзор деятельности комиссий и отделов. Сессия 2. СПб., 1909. С. 64.
 
Во-вторых, было признано необходимым предоставить старообрядческим общинам право объединяться в съезды на основании особых правил, утверждаемых министром внутренних дел. Этим, по мнению большинства комиссии, нисколько не умалялось достоинство господствующей Православной Церкви, не имевшей соборов в качестве постоянного установления, так как съезды старообрядцев не могут отождествляться с церковными соборами. К тому же, раз на деле такие съезды собираются, то для государственной власти даже выгоднее узаконить существующее явление, чтобы обеспечить за собой возможность наблюдения и вмешательство в деятельность съездов в случае уклонения их от законного пути.
Согласно правительственному проекту, заявление об открытии старообрядческой общины подается в губернское или областное правление, которое и разрешает образование общины или отказывает в нем. С этим была связана третья поправка комиссии, считавшей, что осуществление свободы совести нельзя ставить в зависимость от доброй воли местных властей, и потому высказавшейся за открытие общин явочным порядком. В случае необходимости местная власть по формальным причинам и при явочном порядке может отказать в регистрации общины, а в отношении общины, деятельность которой представляла бы малейшую опасность, достаточным средством охранения порядка является право администрации закрыть такую общину.
Старообрядцы добивались в комиссии, чтобы общины закрывались не в административном, но только в судебном порядке, однако это требование комиссией принято не было. 1
 
1 Каменский П. В. Вероисповедные и церковные вопросы в Государственной Думе 3-го созыва и отношение к ним «Союза 17 октября». М, 1909. С. 39.
 
При обсуждении вопроса о духовных лицах, настоятелях или наставниках старообрядцев, комиссия, идя навстречу желанию старообрядцев, приемлющих священство, признала возможным присвоить их духовным лицам наименование «священнослужителей по старообрядчеству» и ввести этот термин в законопроект. Возражения правых членов комиссии о том, что под священнослужителями следует разуметь только лиц, принадлежащих к законной, с точки зрения канонического права, иерархии, не были приняты большинством комиссии, т. к. в данном законопроекте слово «священнослужитель» употребляется не обязательно в каноническом значении, — это название применяют и к инослав-ным, и даже к иноверным духовным лицам (например, ламаитам). Во избежание же отождествления старообрядческих духовных лиц с членами иерархии Православной и других христианских церк-исй, к слову «священнослужитель» добавлено «по старообрядчеству».
Проект старообрядческой комиссии был передан на заключение комиссии по делам Православной Церкви, которая 9 голосами против 8 оставила за старообрядцами право проповеди, но исключило наименование духовных лиц старообрядцев «священнослужителями по старообрядчеству»'.
 
Полемика в III Государственной Думе по старообрядческому вопросу
 
Выводы старообрядческой комиссии были доложены общему собранию Думы председателем комиссии В.А.Карауловым  12 мая 1906 г.2 Ему возражал самарский депутат, председатель церковной комиссии В. Н. Львов 2-й (октябрист, после второй сессии перешедший в группу независимых националистов). Протест был направлен против предоставления старообрядцам права свободной проповеди («пропаганды») и употребления иерархических наименований для старообрядческих духовных лиц, а также против явочного порядка открытия общин.
 
1 Приложения к стенографическим отчетам. Сессия 2. Т. И. № 412.
2Государственная Дума 3-го созыва. Стенографические отчеты. Ч. IV. С. 1006—1010.
 
Указывая, что Православная Церковь дезорганизована и внутренне ослаблена двухсотлетним административным управлением, докладчик сказал: «Приведем же сперва в благоустройство Церковь Православную, дадим ей силу и твердость, потому что, я повторяю, мы, как государственные деятели, не можем быть равнодушными к Церкви Православной, дадим ей то благоустройство, о котором она давно, голосами своих архипастырей, просит... и тогда поговорим — возможно дать религиозную пропаганду или пел всем вероучениям и сектам, которые желают наброситься на Православную Церковь».
Ссылаясь на примеры европейских конституционных государств: Испании и Португалии, где исключительное право религиозной пропаганды законом предоставлено Церкви Католической: Греции, Черногории и Сербии, где это право предоставлено Церкви Православной, докладчик спрашивал:
«Раз это так, то мы, которые еще недавно получили представительный образ правления, можем ли мы сказать, что мы должны непременно опередить всех и дать это право религиозной пропаганды всем?» 1
Представитель Министерства внутренних дел Крыжановский 2 отметил, что представляемое им правительство «всегда относилось и относится с величайшим вниманием к нуждам старообрядчества и поставило удовлетворение этих нужд впереди многочисленного ряда других вопросов государственного устроения», исходя из того, что в своем громадном большинстве старообрядцы «всегда были верными сынами России».
 
1 III Государственная Дума. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV С. 1010—1023.
2 Там же. С. 1023—1029.
 
Докладчик указал также на те меры, которые принимает правительство для облегчения зарубежным старообрядцам возвращения на родину и прочное земельное устройство в избранных ими местах. В рассмотрении законопроекта правительство шло навстречу пожеланиям старообрядцев до того предела, переступить который не могло, не нарушая отношений Российского государства к Православной Церкви, предусмотренных Основными Законами.
Возражая против замены старообрядческой комиссией описательного выражения «духовные лица» в министерском законопроекте выражением «священнослужителя», Крыжановский повторил соображение В. Н. Львова о том, что это означает вторжение государства в церковно-каноническую область, причем вторжение, нарушающее установления Православной Церкви. Термин «священство» Церковь признает только за духовными лицами тех исповеданий, в которых сохранилась иерархия, преемственная по рукоположению от свв. апостолов. Духовные лица старообрядцев в глазах Православной Церкви суть простые миряне.
«При таких условиях закрепление в законе за ними наименования священнослужителей, в особенности нашего государственного строя, покоящегося на тесном единении с Православной Церковью, и в которых глава государства есть, по Основным Законам Империи, хранитель догматов господствующей Церкви, равносильно было бы не чему иному, как разрешению важнейшего канонического вопроса путем государственного закона. После такого изменения закона стало бы совершенно очевидным и ясным для масс населения, что Церковь признала в старообрядчестве существование священнослужителей иерархии, а так как старообрядчество не есть особое исповедание, а исповедует себя как Православие, то в результате такого изменения закона явилось бы образование рядом двух совершенно самостоятельных иерархий, признающих себя православными, то есть, иначе говоря, уничтожение того первенствующего положения, которое дано Основными Законами Империи Православной Церкви».
Правительство в согласии со Св. Синодом не находило возможным пойти в этом вопросе на какие-либо уступки и через своего представителя ходатайствовало перед Думой о снятии этого термина из законопроекта, тем более, что никто и ничто не мешает старообрядцам в своем обиходе именовать своих духовных лиц так, как они хотят.
Второе дополнение комиссии, вызвавшее возражения В. Н. Львова и Крыжановского, заключалось в предоставлении старообрядцам свободы «проповедания» их веры. «До настоящего времени и в настоящую минуту, — говорил Крыжановский, — только одна Православная Церковь по нашим законам имеет право пропаганды и то, как вам подробно и обстоятельно изложил председатель комиссии по делам Православной Церкви, обставленное и юридическими и нравственными гарантиями со стороны государственной власти». Вопрос о предоставлении кому-либо права пропаганды должен составить предмет особого законопроекта, подлежащего особому обсуждению.
Указывая, что нигде в мире нет полной свободы религиозной пропаганды («даже в Швейцарии нельзя проповедовать иезуитам, даже в Америке проповедь мормонства воспрещена»), представитель Министерства говорил о неопределенности понятия старообрядчества: от примыкающего к Православию согласия приемлющих священство до антигосударственных и антиобщественных согласий типа бегунов.
«Государство, дающее такое громадное право, как право религиозной пропаганды, государство, дающее такую колоссальную власть над людьми, должно знать твердо, ясно и отчетливо, ком> оно это право дает, и какой круг понятий в этом праве будет заключаться».
Кроме того, тот факт, что старообрядцы признают себя единственно истинными, древлеправославными, привело бы в условиях свободы пропаганды к тому «совершенно невозможному» положению, при котором господствующая и первенствующая Церковь «повсеместно, каждый день» подвергалась бы сомнению не только в правильности ее учения, но даже в самом праве именоваться Церковью Православной.
«Это вторая поправка, — заключил свою речь Крыжановский, — точно так же, как и первая, ни Правительством, ни Святейшим Синодом ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах принята быть не может».
Выступивший по поручению фракции «Союз 17 октября) П. В. Каменский 1  от имени фракции одобрил изменения в законопроекте, введенные старообрядческой комиссией. При этом Каменский процитировал министерский законопроект от 28 февраля 1907 г., в котором утверждалось, что в свободу совести входит право каждого лица заявлять свою веру и убеждать не принадлежащих к ней принять исповедываемое им вероучение, если уголовные законы не нарушаются содержанием исповедания».
Саратовский депутат граф А. А. Уваров Там же. С. 1060—1065. (прогрессивная группа) говорил о том, что раскол XVII в. был одним из самых трагических событий русской истории, не менее «рокового» значения чем нашествие татар.
 
1Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 1041—1049.
2Там же. С. 1060—1065.
 
«Анафема, которая объявила еретиками все: тех, которые по форме, по обрядам были не согласны с господствующей Церковью, анафема, которая сделала, что все эти люди оказались раскольниками, — это самое событие на многие и многиe годы замедлило развитие и укрепление Российского государства». Докладчик призвал сделать те шаги, которые необходимы для преодоления этой мучительной болезни.
Епископ Митрофан 1 подчеркнул, что предоставление свободы пропаганды для старообрядцев — это только первый пробный камень, «на котором будет потом построяться целое здание, целая система новых вероисповедных отношений, которые, быть может, н по всему вероятию, и нас приведут к тому печальному положению, какое переживает в настоящее время Франция, где над религиозным верованием открыто, а то и цинично глумятся».
Епископ обратился к здравому смыслу и религиозной искренности старообрядцев, убеждая их самих отказаться от того требования свободы пропаганды, которое они выдвинули в комиссии. Вели и возможны случаи совращения православных в тех местностях, где старообрядчество имеет глубокие корни, то и сами старообрядцы терпят большой урон от рационалистических сект, в особенности штундистов. Готовы ли старообрядцы принять закон, разрешающий свободную пропаганду инославным и сектантам?
Томский крестьянин А. Г. Мягкий 2 (трудовая группа, член II Думы) сказал, что свобода совести предполагает свободу проповедания для любого вероучения. Коснувшись того факта, что представители духовенства с думской трибуны выступали против предоставления свободы проповеди старообрядцам, он заявил:
«Мне было, как православному, печально слышать эти слова. Мне кажется, что православное духовенство этим только высказывает свое полное бессилие, что оно не может и не способно бороться с тем, с чем оно призвано бороться. Православное духовенство не привыкло бороться и не привыкло жать ту жатву, которую оно призвано жать».
Член национальной группы И. Я. Павлович 3 утверждал, что свобода совести может быть присуща только лицам с достаточно созревшим самосознанием, тогда как русский крестьянин верит только сердцем и не в состоянии противостоять человеку с развитым интеллектом.
 
1Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 1065—1072.
2Там же. С. 1072—1079.
3Там же. С. 1079—1086.
 
«Подобная пропаганда не есть ли злоупотребление правом сильного над слабым и беззащитным?» — спрашивал докладчик.
Известный юрист В. А. Маклаков 1  (партия к.-д.5 член II Думы), в своей яркой речи подчеркнул, что рассматриваемый законопроект есть первый из обсуждаемых законов, который, говоря словами тронной речи императора в Думе, направлен к обновлению нравственного облика русской земли, первый закон, «который переходит к исполнению данных нам обещаний».
 
1 Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. IV. С. 1086—1098.
 
       Маклаков отметил, что в Манифесте 17 апреля не содержалось каких-либо новых выражений или утверждений, помимо тех, которые и раньше содержались в законодательстве о вероисповеданиях, но Манифест придал этим словам новый смысл, указав из этих слов новые практические следствия. Докладчик напомнил, как миссионер Скворцов говорил, что у нас есть полная свобода веры еще в те времена, когда за отпадение от Православия карали отобранием детей или отдачей под опеку имущества.
       Указ 17 апреля был, таким образом, благодаря этому новому толкованию старых слов, «и осуждением прежней политики и торжественным, с высоты Трона объявленным, обещанием новой политики. И эти слова были восприняты миллионами русских людей... были восприняты со всей страстностью повышенного религиозного чувства, были приняты как слова, которых дожидались сотни лет, ради которых терпели и страдали; и когда такие слова воспринимаются такими людьми, то их уже нельзя уничтожить ни кодификацией, ни путем их толкования в порядке Верховного Управления; придать этим словам другой смысл, сделать какой-нибудь шаг назад было бы величайшим соблазном, с которым нельзя сравнить тот соблазн, который испытывают те, которые до сих пор еще ждут полного осуществления обещаний Манифеста 17 октября. И вот, господа, чтобы не идти назад, надо договорить мысль 17 апреля до конца, нужно, чтобы в этом законе не осталось лазеек, при которых старый порядок уничтожил бы новые начала. И когда комиссия вам предложила здесь поправки, то не заблуждайтесь: это совсем не поправки, это есть предосторожность против того, чтобы слова Манифеста 17 апреля не были уничтожены и искажены произволом административных и полицейских властей».
По поводу вопроса о предоставлении старообрядцам свободы проповеди Маклаков сказал: «Без этой поправки ваша веротерпимость очень скоро опять превратится в то, чем она была раньше. Ведь в самом деле, разве вы сумеете провести, — спрошу я тех, кто требовал от нас юридического определения, — разве сумеете вы провести грань между исповеданием, оказательством и проповедыванием».
Докладчик вспомнил об одном судебном процессе: нищий старообрядец пришел на фабрику Калужской губ., и «когда этот нищий, пришедший за подаянием, был вызван на религиозный спор, когда под насмешки православных, которые смеялись и над его нищетой, и над его религиозным учением, — он был беспощаден, — он разгорячился и стал спорить, он был предан суду и осужден по ст. 196 за проповедь своего вероучения... Если вы будете говорить о свободе исповедания и о запрете проповедования, то великое начало веротерпимости вы отдадите на казуистическое растерзание тех, кто будет писать томы комментарий о том, где кончается исповедывание и где начинается проповедование; вы отдадите этот тонкий вопрос в руки полицейской власти и тех иногда чересчур ретивых представителей духовного ведомства, которые будут везде, во всяком доказательстве, во всяком ответе и споре иметь желание проповедовать и соблазнять».
По поводу опасности, возникающей для Православной Церкви от свободы проповеди, Маклаков сказал:
«Господа, я скажу с великой скорбью в душе, что, может быть, я сам слишком задет современной болезнью, религиозным равнодушием, чтобы претендовать здесь на ту роль, которую исполняют другие, на роль защитника Православной Церкви... С точки зрения своей, с точки зрения человека, быть может, слишком равнодушного, я скажу вам, православным людям, вере преданным: разве вы не чувствуете, что ваш враг и опасность для Церкви не старообрядец, который будет с вами спорить, даже не инославный, который вас будет слушать, что опасность для вас — это равнодушие, религиозный индифферентизм. Если вы разрешите свободу проповеди старообрядцам, если вы человеческие умы и совесть отвлечете в эти споры, если религиозный вопрос опять будет поставлен, как вопрос насущный, как вопрос живой, то никто от этого больше не выиграет, как та же Православная Церковь, ибо ваш
общий враг — религиозное равнодушие будет изгнан этим лучше, нежели вашими средствами: урядниками, протоколами и другими приемами насилия».
Возражая тем, кто утверждал, что под свободой проповеди имеется в виду полная анархия, отсутствие всяких ограничений, как например, «удивительное мнение» представителей Синода в церковной комиссии, что свобода проповеди есть свобода глумления над Церковью, Маклаков напомнил, что эта свобода проповеди остается ограниченной большим числом никем не отмененных уголовных законов, как например, статьи, карающие за богохульство и кощунство, или статья против проповеди антигосударственных учений.
По поводу именования старообрядческих духовных лиц оратор указал, что прилагательное «по старообрядчеству» снимает опасность смешения с православной иерархией и что такое именование не означает признания законом благодатности старообрядческой иерархии. Так, в законе об иностранных исповеданиях употребляются слова «священник» и «диакон» по отношению к лютеранским духовным лицам, хотя благодать за ними не признается.
Высказав также основания в пользу явочного порядка открытия общин, устраняющего произвол местных властей, оратор закончил свою речь словами: «Все поправки, которые были внесены комиссией, не новшества, не улучшения, а логический вывод из Манифеста; без наших поправок Манифест может быть изничтожен: закон может стать законом с соизволения властей, а если это так, то лучше такому закону не появляться».
 
Вероисповедная комиссия III Государственной Думы
В комиссию Государственной Думы 3-го созыва по вероисповедным вопросам были переданы Министерством внутренних дел следующие десять законопроектов 1.
1) об изменении законоположений, касающихся перехода из одного исповедания в другое;
2)об отношении государства к отдельным вероисповеданиям;
 
1 Государственная Дума, созыв 3-й. Обзор деятельности комиссий и отделов. Сессия I. СПб., 1908. С. 64.
 
3) о разрешении совершения инославных и иноверных богослужений и богомолений и сооружения, устройства, возобновления и починки инославных и иноверных молитвенных зданий;
4) об инославных и иноверных религиозных обществах;
5) об отмене содержащихся в действующем законодательстве ограничений, политических и гражданских, находящихся в зависимости от принадлежности к инославным и иноверным исповеданиям, в том числе и к старообрядчеству и к отделившимся от Православия сектам, а равно законоположений, допускающих вмешательство гражданской власти в духовные отношения частных лиц;
6) о римско-католических монастырях;
7) об издании правил относительно секты мариавитов;
8) об узаконении браков, заключенных по обрядам инославных и иноверных исповеданий лицами, числившимися православными до издания царского указа 17 апреля 1906 г., и происшедшего от этих браков потомства;
9) о предоставлении Московскому евангелическому лютеранскому генерал-суперинтенденту права ежегодно собирать консисториальный синод;
10)о вызываемых провозглашенной Манифестом 17 октября 1905 г. свободой совести изменениях в области семейного права.
     По вопросам, не затрагивавшим преимущественное положение Православной Церкви, в комиссии не возникло особых разногласий.
     Исходя из признания высокого значения религии вообще, комиссия единогласно высказалась за необходимость ограждения ее от поругания и за оставление в силе уголовной наказуемости таких действий, хотя и высказалась за смягчение наказаний за преступления такого рода; при этом комиссия лишь незначительным большинством голосов приняла принцип преимущественной уголовной охраны Православия перед неправославными исповеданиями и христианских религий перед нехристианскими. Было признано необходимым, с целью ограждения духовных лиц всех вероисповеданий от издевательств и оскорблений, пересмотреть действовавшее уголовное право. Разработка этого пересмотра была поручена особой подкомиссии, избранной в составе: П. В. Каменский, Л. Н. Нисселович (секретарь), В. А. Маклаков, А. И. Парчевский и А. Н. Ткачев (председатель). Впоследствии за отказом В. А. Маклакова членом подкомиссии был избран В. А. Караулов.
Рассматривая вопрос об ограждении свободы совести от насилия, комиссия высказалась за сохранение ст. 80 Уголовного уложения и отмену ст. 82, 83, 86, 87 и 95 того же Уложения '. Одновременно комиссия единогласно высказалась за немедленное введение в действие ст. 507 Уголовного уложения, каравшей принуждение вообще, а следовательно, и в области веры. Однако ввиду невозможности внести ст. 507 в действие вне связи с гл. 26 Уложения, в состав которого она входила, вопрос был разрешен в том смысле, чтобы в гл. 2 Уголовного уложения («о нарушении ограждающих веру постановлений»), вслед за ст. 80 было включено правило, воспроизводящее статью 507, с добавлением слов «в делах веры». Комиссия признала также, что принадлежность к изуверным учениям, как скопчество, хлыстовство и др., должна считаться преступлением; вопрос о пересмотре постановлений о степени наказуемости этого преступления был передан в упомянутую выше подкомиссию.
Однако по основному вопросу — отношению государства к отдельным вероисповеданиям в комиссии разгорелись бурные споры.
Переданный правительством в Думу для рассмотрения этот законопроект был сопровожден «Предположениями» министра внутренних дел (за № 1474), в котором напоминалось 2, что законопроект не должен нарушать положения Православной Церкви, признанной первенствующей и господствующей в Российской империи ее Основными Законами, не подлежавшими обсуждению Государственной Думы.
 
1 Статьи предусматривают меру наказания за частные нарушения принципа государственного охранения преимущественного положения Православной Церкви: «соблазнения» в другие вероисповедания; оскорбление духовенства и предметов веры; нарушение порядка богослужения и т. д.
2 Государственная Дума, созыв 3-й. Обзор деятельности комиссий и отделов Сессия 1. Приложения. СПб., 1908. С. 25.
 
Обращаясь далее к Манифесту 17 октября 1905 г. и к Основным Законам, установившим общим правилом широкую веротерпимость, «да все народы России славят Бога Всемогущего разными языки, по закону и исповеданию отцев своих», министр в своих «Предположениях» пояснял, что свобода совести не означает отделения Церкви от государства, при котором все религиозные общества превращаются в частные союзы или общества, в юридическом отношении сравнимые со всеми другими светскими обществами.
По отношению ко всем религиозным обществам в Церкви, утверждалось в «Предположениях», «не должно игнорировать религиозно-нравственные начала, которыми живет народ, потому что интересы религиозные должны охраняться не только как важнейшее благо отдельных лиц, но и как один из главных устоев, на которых покоится государственная и общественная жизнь, следовательно, как ценный интерес всего «государственного единения».
А. Н. Ткачев, принадлежавший к партии «умеренно-правых», а затем «националистов», которому вероисповедная комиссия поручила рассмотрение этого законопроекта, в своем докладе комиссии 9 февраля 1908 г. полемизировал с казавшимися ему слишком либеральными «Предположениями» министра внутренних дел, соглашаясь с преимущественным положением Православной Церкви, но считая излишним вмешательство государства в дела иноверцев и инославных, в смысле охранения их от взаимных посягательств и оскорблений.
 
«Как отдельное лицо, так и государство, — говорил А. Н. Ткачев 1, — не могут одновременно исповедывать несколько религий, и Русское государство православное, очевидно, не может являться искренним покровителем религий католической, еврейской и т. д., а потому было бы справедливее в интересах свободы совести вовсе отказаться от всякого вмешательства со стороны государства в дела иноверцев».
 
1 Государственная Дума, созыв 3-й. Обзор деятельности комиссий и отделов. Сессия 1. Приложения. СПб. 1908. С. 26—28.
 
А. Н. Ткачев резко выступил против требования о свободе проповеди для всех иноверцев, выраженного в «Предположениях», выразив это следующим образом: запрещение проповеди «представляется существенным уменьшением свободы совести, так как естественным стремлением всякого истинно верующего является желание сделать сопричастником своей религиозной жизни, своих упований и верований других лиц. Не следует забывать, что каждое религиозное общество имеет вполне естественную тенденцию расширения и распространения».
 
«Эти соображения, — возражал А. Н. Ткачев, — указывая на неизбежность нарушения религиозного мира возобновлением религиозной борьбы и смуты, говорят скорее против расширения права проповеди, опасного для общественного спокойствия. Свобода совести дана каждому с тем, чтобы он каждому предоставлял право веровать как ему угодно, не стесняя его свободы навязыванием своей веры. Каждому предоставлено право проповедовать в пределах его церкви, в здании или ограде, куда добровольно собираются одинаково верующие. Если истина не только будет казаться проповеднику, но и действительно окажется истиной, в его церковь соберутся добровольно все, ищущие истины, и она не останется под спудом; но дозволить всем иноверным выступать с публичной проповедью повсюду, вне их храмов, — это значит воскресить страшные дни ересей II и III веков христианства и междоусобные войны первых дней Реформации, значит во имя свободы совести поднять всевозможный религиозный фанатизм с уличными боями за тот или другой обряд, то или другое слово».
В то же время в своем докладе А. Н. Ткачев настаивал на необходимости смягчить наказания, налагаемые ст. 73 и след. Уголовного уложения, за богохульство и кощунство, утверждая, что инославные и иноверные, будучи искренними приверженцами своих учений, как правило, не могут не относиться с раздражением и насмешкой по отношению к другим религиозным учениям, которые они считают грубым заблуждением. Докладчик полагал, что запрет такого рода высказываний ограничивает свободу совести и что наказанию должны подлежать только действия, нарушающие нормальный ход богослужений. Представитель Министерства внутренних дел Владимиров возражал против такой постановки вопроса, настаивая, что изменение статей Уголовного уложения находится вне компетенции комиссии.
Тем не менее подкомиссия для переработки статей, как упоминалось, была создана, против чего голосовал один епископ Евлогий 1 .       1 Слово. 10.11.1908.
 
14 февраля член вероисповедной комиссии православный священник А. А. Попов (прогрессист) прочел на собрании думского духовенства доклад, в котором высказался в пользу предоставления инославным и иноверным исповеданиям права свободной Проповеди своих учений, утверждая, что орудием Православной Церкви должна быть только вера в правоту и конечное торжество исповедуемой ею истины. Епископ Евлогий возражал, доказывая, что предоставление свободы проповеди другим исповеданиям противоречит Основным Законам, по которым Православная Церковь занимает в империи господствующее положение. В особенности это относится к Западному краю, где Католическая Церковь ведет активное наступление и где после указа 17 апреля 1905 г. много народа перешло в католицизм 1.
   Вскоре после этого собрания тот же вопрос обсуждался в думской вероисповедной комиссии, и епископ Евлогий настаивал на ограничении, а не на расширении права проповеди, направленной против Православия 2. Продолжение прений состоялось 5 марта. 11а голосование было поставлено два предложения:
1) о свободе взаимной проповеди среди инославиых и иноверных;
2) о свободе проповеди инославных и иноверных исповеданий среди православных.
Первое предложение было принято 22 голосами против 5, второе 14 против 13 3. В связи с этим незначительным большинством комиссии было решено высказаться за отмену ст. 77 «Устава предупреждения преступлений», запрещающей «всякое отвлечение не только от православной, но и от других терпимых вер», и 90-й статьи Уголовного уложения, каравшей публичную проповедь с целью «совращения» православных. Однако в противоречии с этим решением (большинством 15 голосов, включая председателя, против 15) 8 марта было постановлено сохранить ст. 70 «Устава предупреждения преступлений» и ст. 4 «Устава иностранных исповеданий», причем 15 членов комиссии, при 15 воздержавшихся, высказались за изложение последней статьи в смысле запрещения инославным и иноверным проповеди своих вероучений среди православных 4
 
1 Слово. 16.11.1908.  2 Там же. 21.11.1908.  3 Там же. 06.IV. 1908.
4Государственная Дума, созыв 3-й. Обзор деятельности комиссий и отделов. Сессия 1. СПб., 1908. С. 65.
 
Комментируя эти дебаты, священник Никонович в своем дневнике записал 8 марта:
«В сегодняшнем заседании вероисповедной комиссии была исправлена ошибка предшествующего о свободе пропаганды всех вероисповеданий среди православных и инославных (6 марта). При детальном обсуждении статей... комиссия вынесла решение, противоположное предыдущему. При вотировании голос Евлогия дал перевес» '.
17 мая Никонович зашел в вероисповедную комиссию, где шли горячие дебаты по обсуждению ст. 87 «Устава духовных дел», каравшей за «совращение с насилием». «Все иноверцы и реформисты, — сообщает Никонович, — ратовали за полную отмену этой статьи и большинством одного голоса (16 против 15) успели в этом».
Оказавшийся в меньшинстве, епископ Евлогий в конце заседания заявил, что господствующее в комиссии направление и решение в ней вопросов «не гармонируют» с его председательствованием, почему он отказывается от этой должности и в следующем заседании предложит собранию избрать на его место другое лицо. Однако в ближайшие дни была предпринята попытка изменить состав вероисповедной комиссии.