Семь чаш

Семь чаш Апокалипсиса

Раздел С' (14:6-20) седьмого трубного гласа

Этот раздел и балансирует раздел С (13: 1-8), и в то же время обращен вперед, к моменту божественного воздаяния. Этот отрывок дает ответ Бога на идолопоклонство. Выделяются два основных компонента, перемежающиеся рефреном (симметричным рефрену в с). Сначала (14:6-11) вещают по очереди три ангела, провозглашая во-первых Евангелие, требующее покаяния и истинного
поклонения, во-вторых, падение безнравственного Вавилона, и в-третьих – воздаяние за ложное поклонение (зверю из земли и его идолу, зверю из моря). Рефрен, говорящий о долготерпении святых в стихах 12-13 (и тематически связывающий С' с разделом С, ср.13: 9-10), подтверждается провозглашением небесного воздаяния со
ссылкой, в свою очередь, на подтверждение Духом.

На этот раз в рефрене говорится о награде, а не о суровой реальности свидетельства при гонениях. Наконец, в стихах 14-20, две пары ангельских персонажей жнут урожай. Первая пожинает пшеницу (тех, кто созрел для спасения), а вторая – виноград (тех, кто созрел для Божия гнева, чтобы быть попранными). Всего в разделе 14: 6-20 выступает семь ангелов или ангельских персонажей, группа
символическая. Это во-первых, трое подряд, а потом еще две пары, а между появлением трех и двух пар – подтверждение Духом небесной награды верным. Здесь сочетаются мотивы грядущего, окончательного суда и настоящего, имеющегося на данный момент небесного воздаяния верным.

6
и увидел я другого ангела, летящего по средине неба,
с Евангелием/благовестием вечным, чтобы благовествовать
живущим на земле
и всякому племени и колену, и языку и народу;
7
и говорил он громким голосом (голосом великим):
убойтесь Бога и воздайте Ему славу,
ибо наступил час суда Его;
и поклонитесь Создавшему
небо и землю, и море и источники (пресных вод)!
8
И другой ангел следовал за ним, говоря:
пал, пал Вавилон, город великий,
та, что вином яростным блуда своего напоила
все народы.
9
И третий ангел последовал за ними,
говоря громким голосом (голосом великим):
кто зверю поклоняется и образу его
и носит/принимает клеймо его на лбу или на руке,
10
тот и будет сам пить вино ярости Божией,
вино цельное приготовленное в чаше гнева Его,
и будет мучим в огне и в сере
пред святыми Ангелами и пред Агнцем;
11
и дым мучения их восходит во веки веков,
и нет покоя ни днем ни ночью
у поклоняющихся зверю и образу его
и принимающих/носящих клеймо имени его.
12
В этом (в следующем) терпение и вера святых,
соблюдающих заповеди Божии
и веру в Иисуса (верность Иисусу – Г.):
13
И услышал я голос с неба, говорящий мне:
напиши:
блаженны мертвые,
в Господе умирающие отныне;
Да, говорит Дух,
ведь/ибо они отдохнут от трудов своих,
и (ибо) дела их идут вслед за ними.
14
И взглянул я,
И вот, облако белое,
И на облаке сидит как бы Сын Человеческий
на голове Его венец золотой,
а в руке Его серп острый.
15
И еще один ангел вышел из святилища,
восклицая громким/великим голосом к сидящему на облаке:
пусти серп свой и пожни,
потому что пришло тебе время жать;
141
ибо высохла (увяла/созрела - Г.) жатва на земле.
16
И поверг сидящий на облаке серп свой на землю,
и пожата была земля,
17
И еще один Ангел вышел из святилища, находящегося на небе,
и у него тоже серп острый.
И еще один Ангел вышел от жертвенника, –
тот, что имеет власть над огнем,
и воскликнул с громким криком, (обращаясь) к имеющему
серп острый (и) говоря:
пусти твой серп острый и обрежь гроздья винограда
на земле,
ибо созрели ягоды на нем.
19
И поверг Ангел серп свой на землю,
и обрезал (собрал) виноград на земле,
и бросил в точило (винный пресс) гнева Божия великое.
20
И истоптано точило за городом (вне города),
и потекла кровь из точила,
(поднявшись) до самых узд конских,
(распространившись) на тысячу шестьсот стадий
(двести миль).

Раздел С открывается тремя неожиданно введенными ангельскими провозглашениями (14:6-7; 14:8; 14:9-11). Особенно неожиданно первое провозглашение. Ведь как первый из этих ангелов может быть "другим" , если до него, с самого упоминания Михаила в В, – никаких ангелов не фигурировало? Возможно, этот ангел представляет синтез предыдущих персонажей и их функций. В Откр.8:13 шла речь об орле, летящим посреди небес (как здесь, в 14:6 -7, летит ангел), но однако при этом в 8:13 про орла не сказано, что он - ангел. Этот орел провозглашает три приближающиеся горя. В разработке темы горь Иоанн вводит идею о том, что от всех ожидается покаяние (9:20-21) или деятельное обращение (11:13). В Откр.10:2-7 фигурирует ангел, держащий в руке маленький свиток, который он сам называет "евангелием" обетованием совершения таинства Божия, т.е. благой
вестью (или, попросту говоря, хорошей новостью) для Божиих служителей и пророков. Здесь же, в Откр.14:6-7, мы находим ангела, летящего посреди небес и провозглашающего и вечное благовестие, и призыв к покаянию. При этом, этот ангел (подобно ангелу в 10:2-7) обращает наше внимание на Творца неба, земли и моря, - добавляя про Него, что Он еще и Творец "пресных вод". Есть разумные основания предполагать, что этот же ангел фигурирует и в контексте третьего горя (седьмого трубного гласа). Это подчеркнуло бы, что несмотря на суд за ложное поклонение, который уже при дверях, во время этого горя еще остается, – в евангельских категориях, – время на покаяние.

Далее, как уже бывало в Откровении, – один из элементов в серии видений объясняется лишь последующими событиями: второй ангел этой серии (стих 8), забегая вперед, провозглашает падение Вавилона за заражение народов безнравственностью, которое, в свою очередь, влечет за собой гнев Божий.

Третий ангел дополняет слова первых двух осуждением лжепоклонства. Если первый ангел предлагает возможность покаяния, то третий уже подробно описывает последствия отказа от покаяния. Второй, при этом, кратко определяет решающий момент, и в особенности – его значение для нераскаянных. Третий ангел излагает
условия для наказания, тем самым все еще оставляя место для покаяния (как было и с возвещением первого ангела).

Весть третьего ангела структурирована хиастически (т.е. симметрично с вариантами: а, Ь, а', Ь')· Во внешних частях а (ст.9 Ь) и а' (ст.11 Ь) изложены условия, при кторых постигает наказание. Во внутренних же, более впечатляющих частях Ь (ст.10) и Ь' (ст.11а) изложено само наказание (ключевой момент здесь – слово "мучение"). Ужасные последствия, которыми грозит не-покаяние, это вечное осуждение, проклятие. Но это проклятие налагает на нераскаявшихся сам Бог, а не верующие и
налагает пред Агнцем и ангелами. Для заслуживших ад он "хорош" (ср. стихи 6-7). Бог не хочет ада, вечного наказания, и верующие здесь не злорадствуют по поводу своего невольно-пассивного вклада в него. В этом богословие Откровения существенно отличается от источников иудейской апокалиптики, в которых, безусловно, слышится горько-мстительная нота. (106)У Иоанна ад происходит не от Бога, а является результатом катастрофичности мира. Однако при этом он реален. Спасение было бы лишь занудно-слащавым идеалом, если бы не от чего было спасаться человечеству, – пусть и навлекшему на себя катастрофу вполне самостоятельно. Признание вечных мук, как альтернативы к тому, чтобы прислушаться к Благой вести и вечно наслаждаться Царствием Божиим – это условие подлинности религии, если она честна. (Оставим это утверждение на совести Г. – Л.Р.)

Прежде чем перейти ко второй группе персонажей ангелов (14:14-20) – Иоанн повторяет и развивает изречение премудрости, которое он уже приводил в соответствующем по смыслу месте в С (13: 9-10), где говорилось о долготерпении и верности святых. На этот раз, в 14:12-123, однако, это слова утешения, а не
настойчивого обещания жестоких испытаний. "Блаженство" (т.е. утверждение особого благословения Божия на некоторых) (107) здесь касается тех, кто доказал свою верность Иисусу смертью у Него на службе ("в Господе"). Это божественное благословение подтверждает сам Дух, объясняя его: добрые дела долготерпеливых верных – это не преходящие действия, а фонд, пребывающий с ними на небесах вплоть до последнего дня земного времени.

Второй компонент (14:14-20) этого раздела являет остальных четырех ангелов попарно (2+2). В каждой паре один ангел с серпом, а другой к нему обращается и говорит, что и зачем жать. Первая пара занята жатвой зерна, которое символизирует праведников (это становится ясным из контраста, которым к этой жатве представляет
сбор винограда). Вторая пара пожинает виноград, и из подробного описания ее результатов становится ясным, что виноград здесь символизирует беззаконных.

Явление первой ангельской пары открывается (ст.14.) образом некоего человека в венце и с серпом. По всей видимости это никто иной, как Сам Иисус Христос. Однако не невозможно предположить, что и Он здесь является в виде некоего ангела: ведь в стихе 15 говорится о "другом" ангеле (или "еще одном"). Ангелом Иисуса можно счесть в том смысле, что Он – особый посол Бога, посланный судить человечество. Скорее всего, все же, следует предположить, что язык апокалиптики создает некоторое расстояние, образную дистанцию между личностью, которая явлена полностью, присутствует физически, и той же личностью, если ее увидели в образе,
во-ображенной, изображенной через некое "подобие" (или своего собственного образного "дублера").

Такой тип описания признает то, что хотя видели и реальную личность, даже более того, человека, который при этом – и божественная личность, – но что присутствует эта Личность только в видении. (108) В апокалиптических видениях таковая дистанции образа по отношению к Самому Иисусу Христу необходима, поскольку Его второе пришествие предполагает личный и физический контакт с верными, а апокалиптика
этого второго пришествия еще только чает, и поэтому явление Иисуса изображает символически. Именно в описании видений, чающих второго пришествия и присутствия Иисуса Христа во плоти среди верных, провидцу-апокалиптику и следует проявлять сдержанность.

Обращаясь к венценосному человеку с острым серпом, приближается еще один ангел. Его приближение сдвигает перспективу: теперь перед нами уже не храм Божий (обиталище спасенных), а фигура на облаках, наделенная, судя по атрибутике, царской властью (сравни Дан.7: 9) . Урожай созрел, и сидящий на облаке (сидение – поза cyдa, в отличие от стояния, – позы приятия царской власти) пожинает праведных, собирая их с земли.

Из храма на небесах (откуда исходит и воздаяние Божие) выходит еще один ангел с тем же орудием, которое было в руках у венценосца. На этот раз, однако, как покажут события, речь пойдет о возмездии.

Парный ему персонаж – ангел, выходящий от жертвенника, не предвещая ничего хорошего, имеет власть над огнем. Предполагается, что читатель помнит, что некий ангел у жертвенника низвел огонь на землю в начале седмерицы трубных гласов (8: 3-5). Голос этого ангела – аллюзия на Иоил.3:13, где говорится о Дне Господнем, т.е.
о расправе над беззаконными в долине Иосафатовой близ Иерусалима, призывает к жатве земного винограда. В ответ на этот призыв ангел с серпом собирает виноград для того, чтобы выжать его в точиле (т. е. винном прессе) Божьего гнева. Точило приводится в действие за городом (т.е. в долине Иосафатовой, за Сионом). Вино
Божия гнева – это жизнь беззаконных – мощный кровавый поток. Этот поток символизирует всемирное возмездие. 1600 стадий – это сто стадий, умноженные на четыре в квадрате, число внушительное, но все же ограниченное: десять в квадрате – это еще не тысяча, и тем более не сто в квадрате (тьма, знак множества). Иоанн не ликует по поводу этой картины разрушения, каким бы заслуженным оно ни было.
Однако он отмечает, что поток очень мощен и даже не проходим.

Раздел В'(15:1) седьмого трубного гласа

Иоанн видит в небе еще одно знамение, дивное и чудное (15:1). Он только ссылается на великое небесное знамение, о котором он и которое говорил в 12:1, сопровождало противоположное ему знамение (12: 3), т. е. на раздел В. Этой отсылкой ("иное знамение") Иоанн противопоставляет великое и ужасающее знамение на небе в В’, – т. е. семерых ангелов с семью последними язвами, –
знамениям в В, представлявшим сцену небесной битвы и низвержения дракона на землю. Если в 12:12 речь шла о ярости (тимок) Аракона, то теперь эта ярость (тимок) уже окончательная: Божья (15:1b).

15:1

1
И увидел я иное знамение на небе,
великое и чудное:
семь ангелов, имеющих семь язв последних,
ведь ими оканчивалась ярость Божия.

Хотя раздел В' и очень краток, он стратегически необходим для равновесия всей композиции 11:14b -15: 8. (109) Этот знак, по сути, объявление окончательной ярости Бога против злодеев. Этот мотив будет вновь введен и в конце как один из элементов
структурного "перекрытия" между седмерицей трубных гласов и последующей седмерицей последних язв. При этом все семь последних язв не будут активизированы вплоть до начала последней седмерицы (16:1).

Интересно отметить, что хотя эти семеро ангелов уже "имеют" последние язвы, когда они впервые появляются на сцене уже сейчас (в В', 15:1), позже, в 3 А', 15: 7, им даются семь чаш, наполненных этими язвами. Дополнение в А' о "чашах", повидимому, подчеркивает, что язвы будут ответом на молитвы святых.

Раздел А' (15:2-8) седьмого трубного гласа

Как и в симметричном разделу А' вводном разделе А (11:15b - 19), здесь два ключевых элемента – это небесная песнь и отверзающийся храм Божий на небе.

2
И (у)видел я как бы море стеклянное, смешанное с огнем;
и победившие
зверя
и образ его,
и клеймо его,
и число имени его
стоят на этом море стеклянном, держа гусли Божии,

3
И поют песнь Моисея, раба (Г: служителя) Божия, и песнь
Агнца, говоря:
велики и чудны дела Твои,
Господи Боже Вседержитель!
Праведны и истинны пути Твои,
Царь святых (Г: народов).
Кто не убоится Тебя, Господи.
И не прославит имени Твоего?
Ибо Ты един свят;
ибо все народы придут и поклонятся пред
Тобою.
ибо открылись (стали явлены) суды Твои.
5
И после всего я взглянул:
и вот отверзся храм шатра свидетельства на небе.
и вышли семь Ангелов, имеющих семь язв из храма
(будучи) облеченными в льняную одежду чистую и
сверкающую/светлую
и опоясанными по груди поясами золотыми;
6
И одно из четырех существ дало семи Ангелам
семь чаш золотых,
наполненных гневом Бога, живущего во веки веков;
8
и наполнился храм дымом
от славы Божией и от силы Его.
и никто не мог войти в храм,
доколе не окончились семь язв семи Ангелов.

Песнь в А' поют на небесах верные, победившие зверя (вышедшего из моря), а также имперский образ (идола) этого зверя и то, что этот образ-идол символизирует (т.е. "имя": императора-преследователя, обреченного на крах). В этой картине Иоанн совмещает элементы поэтики победы верных христиан над императором с элементами триумфа Израиля – народа Божия, спасенного от фараона. Стеклянное море – это небесный океан, ветхозаветный образ тверди – купола над творением Божиим. А его огненность напоминает о Красном (Чермном) море,– театре спасения
Израиля при исходе из Египта.

Соответственно этим образам и сама песнь названа "Песнью Моисея и Агнца". Ветхозаветные источники ее текста многообразны. (100) В новом, здешнем контексте все ветхозаветные тексты перенаправлены на одно: на то, чтобы приписать победу
исключительно Господу, принимающему сторону Своего народа, и делающему это не за счет других. В трех разделах песни (ст. 3 Ь, 3 с и 4) появляются три звания Бога, а также три атрибута: Его труды, Его пути и Его справедливое законодательство.
В этих двух последних элементах, тесно связанных между собой темой Божьей справедливости по отношению к народам, т.е. Его владычества над всеми народами, – особенно четко явлено то, что весь мир в целом Он спасает, а не осуждает. Справедливость же и верность Бога, по песне победителей, доказаны Его верностью Своим свидетелям, – как это уже ранее было проиллюстрировано на примере
истории двух пророков-свидетелей в 11:11-13.

Итак, парадоксальным образом оказывается, что в Священной Войне против сил зла победа Бога над ними заключается не только и не столько в отмщении злу и за зло, совершенное людьми, или даже в воздаянии верным за службу, сколько в подаянии изобильной возможности покаяния и обращения. Только уж в самом конце всех
концов, при последних язвах (гл.16) , Бог приводит в исполнение необратимое наказание. Тема же возможного покаяния появляется уже в мотиве трех горь, тождественных трем последним трубным гласам. При первом горе (9:1-12а) неверующие подвергались пыткам и впадали в безнадежное отчаяние в течение символического периода пяти месяцев, но как бы ни был длителен этот период, он был ограничен и не окончателен (см. выше).

При втором горе (9: 12b -11;14.а) некоторые люди упорствовали и не каялись даже и после большей, адской напасти (9: 20-21), но большинство обратилось и покаялось при виде небесного триумфа верных пророков Божиих (11:11-13). При третьем горе ангел с вечным Евангелием(14: 6-7) повторяет призыв к покаянию (14: 6-7) в
сочетании с угрозой суда (14: 8-12). Здесь же, в разделе A’, в заключение третьего горя сами верные, блаженные вновь подтверждают оптимистическую перспективу – даже уже прямо в тот момент, когда парный этому фрагмент текста 15:5-8 готовит читателя к последней чаше Божьего гнева (см.15:1).

Дополнение к песни в разделе А', как и в разделе А – это описание того, как открывается небесное святилище Божие, и видение Его славы. В разделе А является ковчег Его завета – залог безопасности и знак Его участия в Священной Войне. Теперь же, в А' появляется "скиния завета" (т. е. шатер). Это вводит мотив святилища в пустыне, существовавшего до иерусалимского храма, – и тем самым непресекающегося завета Бога с Моисеем (Исх.40:34-38). Небесное святилище становится недоступным вплоть до исполнения замысла Бога (ст. 8) , тем самым по-видимому означая, что всякое заступничества и предстояние в этот период
исключается. Оно также остается недоступным, потому что решающий момент, обозначенный словом "совершилось!" (гегонен γεγονεν ) в ст.16:17, указует "богословски" тот же момент, в который является и новое творение, Новый Иерусалим (гегонан γεγοναν) в ст. 21:6. Новый Иерусалим упраздняет, замещая собой, небесное святилище, сам становясь местом пребывания Бога среди Своего народа.

В эту сцену открытия (и действенного закрытия) небесного храма вправлена картина семи ангелов, выходящих из храма же (стихи 6-7). Они появляются в священническом облачении, и им прислуживает одно из четырех животных, которое дает им "орудия"
ярости Божьей. Это – чаши, т.е. те же орудия, посредством которых были принесены Богу молитвы святых (см. 5: 8). То, что и тогда и теперь орудия – чаши, подчеркивает, что праведная ярость Бога, которую он обрушивает на нераскаянных и на архетипы зла (в особенности – на Вавилон) – это непосредственный ответ на мольбы тех, кто просил Его явить Свою святость и верность. (111)

IV. СЕМЬ ЧАШ ОКОНЧАТЕЛЬНОГО ГНЕВА БОЖИЯ

Семь последних язв – это третья и последняя седмерица второй части Откровения. Определенная совокупность литературных признаков связывает эту седмерицу не только с предшествовавшей ей седмерицей трубных гласов, но и со всем глобальным сценарием, являющем ярость Бога, обрушивающуюся на зло.

Эта седмерица открывается стихом 16: 1 , в котором громкий голос, исходящей из святилища, повелевает семи ангелам обрушить Божий гнев на зло (сравни: Исайя 66:6). Хотя голос и говорит о Боге в третьем лице (т. е. не "Моего гнева"), но возможно этот голос принадлежит Ему или, что очень вероятно – Агнцу, Чей гнев –
это и гнев Сидящего на престоле (ср. 5:6, 6:16 и 19:5). В любом случае этот голос выражает волю Самого Бога (ср. Пс.59 (68):25 и Зах.3:8). Возможно, некоторая неопределенность (относительно связи голоса с самим Богом) и здесь (в 16:1) и потом (в 19:5) призвана разрядить напряжение, происходящее от того, что заявление
"совершилось'" (16:17 и 21:5-6) исходит непосредственно от престола святилища.

Первые четыре ангела (как было и при трубных гласах) поражают по очереди землю (ст. 2), море (ст. 3), пресные воды (СТ.4-7) и солнце (стихи 8-9). Пятый поражает престол зверя (ст.10-11). Шестой (СТ.12-16) иссушает Ефрат, готовя сцены последней силы, идущей с востока. Как и в случае с шестым элементом двух
предыдущих седмериц (печатей и труб), шестая чаша гнева дает перспективу фотоувеличения своей седмерицы. Это фотоувеличение как минимум сводится к стиху 15, а как максимум может быть распространено и на стихи 13, 14 и 16, образы которых потом будут развиваться в 19: 11-21. И наконец, седьмой ангел выливает свою чашу на воздух (ст.17). В этот момент Бог объявляет "совершилось" (ст.17b) и Иоанн описывает кульминационную катастрофу на земле, касающуюся великого всемирного города (ст. 18-21).

А. Первые пять язв (16:1-9)

16:1-21
1
И услышал я голос громкий из храма,
говорящий семи ангелам:
идите и вылейте
семь чаш гнева Божия на землю!
2
И пошел первый и вылил чашу свою
на землю,
и сделались язвы гнойные, жестокие и отвратительные,
на людях, имеющих/носящих имя зверя
и образу его поклоняющихся.
3
И второй Ангел вылил чашу свою
на море
и сделалась кровь, как бы мертвеца
и всякая душа живая (все одушевленное) умерла в море.
4
И третий Ангел вылил чашу свою
в реки и источники пресных вод,
и сделались они кровью.
5
И услышал я Ангела вод, говорящего:
праведен Ты, Господи, который еси и был, и Свят,
(праведен) так рассудив;
6
за то, что кровь святых и пророков они пролили,
и их кровью Ты напоил;
так им и надо (ибо достойны они).
7
И услышал я другого от престола, говорящего (Гиблин: И
услышал я престол, говорящий:)
ей, Господи Боже Вседержитель,
истинны и праведны суды Твои!
8
И четвертый Ангел вылил чашу свою
на солнце
и дано было ему жечь людей огнем.
9
И жег людей сильный зной,
и они хулили имя Бога,
имеющего власть над сими язвами,
и не вразумились ( не покаялись), чтобы воздать Ему славу.

В этой седмерице чаш еще значительно сильнее, чем в предыдущей седмерице трубных гласов, выступают аллюзии на казни египетские при исходе Израиля. Первая язва (16:2) напоминает язвы в Исх. 9: 8-12. Однако этот образ Иоанн привязывает к ключевому мотиву всей седмерице чаш, а именно – к мотиву возмездия безбожным
за поклонение зверю из моря (т.е. римской имперской власти) и его образу (т.е. за культ самообожествляющегося императора).

У язв последней седмерицы уже нет никакого численного ограничения. Они падают не на треть всех; как это было ранее в серии трубных гласов; и не на четверть всех; как было в серии снятия семи печатей. Эта частичность пораженных была отрезвляющим и предупредительным мотивом. Здесь же; как сказано в описании
второй язвы; поражена "всякая душа живая"; и большей катастрофы представить себе невозможно. Однако эта "всякая душа живая" лишь в море; а море представляет собой не вселенную (т. е. не населенный мир); а хаос; и именно его хаотичность подчеркивается тем, что из него исчезает жизнь.

Третья язва, как и первая, направлена в этом катаклизме на злодеев людей. Когда пресные воды превращаются в кровь; два небесных изречения возвещают, что это суд Божий над теми, кто проливал кровь святых (т.е. всех искренне верных Богу) и пророков (т.е. Его глашатаев). (112) Этот третий Ангел с чашей поясняет свои
действия. (113) Он называет Бога Святым, используя в своих стихах не слово
"о агиос ο αγιος " , а "о оклос ο οκλος" (114), напоминая о звании Бога в стихе 15:4, где используется то же слово в значении святости: "оти монос оклос οτι μονος οκλος".

Но здесь контекст сопрягает это понятие святости со спасительной справедливостью Бога, выражающейся в Его суде над Злом: в 15: 3-4 еще оставалось место покаянию и время для него. Теперь же некоторые люди сами, своей волей исключили для себя его возможность. Святость Бога, к тому же выражает Его царскую власть; и тем самым (по связи со сказанным вначале при седьмом гласе; сравни 11:15-18 и 15:4) – Его уникальную личную цельность. Поэтому хоть эта цельность прежде всего несет спасения людей через искупление, но она не может не влечь и альтернативы – т.е. гибели нераскаянных. Ибо Себя Бог переменить не может. В ответ на слова-приговор ангела, престол подтверждает (в ст.1, восходя, опять же, к 15: 3-4,), что Бог справедлив и верен во всех своих решениях. Эта вставка-виньетка с ангелом вод и престолом (ст.5-1) развивает и синтезирует заново по крайней мере три предшествующие ей сцены (кроме 15:3-4, и 11:15-18), и основана на них. В 6:9-11,
при снятии пятой печати верные Божии под жертвенником молили об отмщении за свою кровь. Они получили небесное воздаяние, и им было сказано подождать, покуда не исполнится их число (т. е. не присоединятся к ним остальные подобные им). Теперь, в иоанновом сценарии времени конца времен, этот момент настал, придя вместе с последними язвами.

Далее, в 8:3-5, сразу же после предвозвестительного снятия печатей и перед трубными гласами, возвещавшими великую битву, молитвы святых были принесены Богу, а огонь с жертвенника низвержен на землю. Затем, при первом трубном гласе на землю был низвержен град, и сверх того – огонь, смешанный с кровью (8:1), а при третьем трубном гласе (8:10-13) на пресные воды низверглась звезда Полынь. Все эти предшествовавшие нынешнему суды Бога в пользу Его верных еще больше и яснее претворяются в жизнь в третьей из последних язв.

Бог отстаивает Свою святость, когда Сам находит нужным, чтобы оставить время для подлинного покаяния до самого наступления последних язв. Разумеется, сценарно конечный момент структурирован парадно и с усилением, со все новыми сценами-картинами рампы. Богословски, однако, он сводится к одному, усложненному уже деталями мигу-действию: повелению (16:2) со следующим за ним непосредственно его исполнением ("совершилось! 16:17b). Сказано – сделано.

Четвертая язва поражает солнце. Поскольку ее цель не затмение (как было при четвертом трубном гласе); а пожигание нераскаянных, – то о других светилах не упоминается. В мотиве наказания Богом Своих врагов; появлявшемся и ранее (особенно явно при первой и третьей последних язвах), теперь, наконец, указана
последняя и истинная причина: хула на Бога вместо покаяния. Тема отказа от покаяния впервые появилась при шестом трубном гласе (9:20-21). Теперь же она появляется в сочетании и связи с хулой на Бога. В плане хулы, которой хулил Бога зверь (13:1-6); эти богохульники – союзники и подданные зверя (см. 16:2). Тема хулы вместо покаяния сплетает элементы первых четырех язв с остальными; и в особенности – с пятой и седьмой. В шестой язве эта тема так не проявляется, поскольку в ней дается предварительная картина происходящего в 19:11 и далее. Но и в ней есть аллюзия на тему хулы вместо покаяния; так как упоминается зверь и ему подобныe.

В.Пятая из последних язв (16:10-11)
10
И пятый Ангел вылил чашу свою
на престол зверя;
и сделалось царство его мрачно;
и (люди) кусали языки свои от боли;
11
и хулили Бога небесного
за страдания свои
и за язвы свои,
и не раскаялись в делах своих.

Пятый Ангел функционально отвечает пятой трубе. Пятая труба (первое горе) выпустила демоническую фигуру, т. е. Царя Бездны (9: 1-11); чтобы язвить людей (всех, кроме верных) агонизирующим отчаянием; а пятый ангел с чашей поражает царство демонического же персонажа. Эта демоническая фигура – зверь; (символизирующий безбожное государство). В отличие от персонажей второго и третьего горя (11: 7; 12: 9) он не представляется тождественным звезде; упавшей с неба, Царю Бездны, – образу, предполагающему самого Сатану. Этот рожденный из моря урод-мутант лишь земной и институционализированный представитель Сатаны. Вся серия последних язв представляет картину того, как Бог кладет конец безбожному государству и его идолопоклонным приверженцам. Вавилон, т.е. сам языческий Рим – это главная мишень, как станет ясно из пролития седьмой чаши гнева. И все же языческий Рим получает удар уже здесь, поскольку зверь означает и имперский Рим. Рим становится царством тьмы, которое подобает нераскаянным
хулителям Бога, нечто вроде ада на земле.

Свое описание расправы над зверем Иоанн не закончил и на этой язве. Он дает картину, на которой все существенные эсхатологические враги по очереди потерпят полное поражение: сначала – Вавилон (при седьмой язве 16:17-21), затем, по ходу
повествования (19:11 21: 8) , следующего за толкованием падения Вавилона (17:1 - 19:10), – звери (19:11-21) со своими подданными – царями земными, затем – Сатана со своей бесовской ордой (20:1-10), а затем – Смерть и Гроб (Ад) (20:11 - 21:8).

С. Шестая из последних язв (16:12-16)

16:12-21
12
И шестой Ангел вылил чашу свою
на реку великую Ефрат,
и высохла вода в ней,
чтобы готов был путь царям от восхода солнечного.
13
И видел я (выходящих)
из уст дракона,
и из уст зверя,
и из уст лжепророка
духов трех нечистых, подобных жабам.
14
Это ведь духи бесовские, творящие знамения,
которые выходят к царям земли всей вселенной,
чтоб собрать их на брань (битву) в день тот великий
Бога Вседержителя.
15
Се иду как тать (Вот, прихожу как вор)!
Блажен бодрствующий
и хранящий одежду свою,
156
16
чтобы не нагим ходить ему
и чтобы не увидели срамоты его.
И собрал (Гиблин: собрали) их на место, называемое
по-еврейски Армагеддон.

Ефрат для географического и библейского кругозора Иоанна был мощным барьером на краю видимого ему мира. Он служил границей Римской империи с той стороны, которая тогда представляла наибольшую угрозу. К тому моменту, когда Рим будет низвергнут в подобающую ему тьму, на горизонте появятся еще большие опасности.

В видении Иоанна Божий гнев изливается в первую очередь на знакомую ему жестокую империю, однако масштаб Божьего возмездия охватывает не только ее, но и всех вообще вообразимых врагов, которых ожидает один и тот же суд Божий. Поэтому описывая события предпоследней, шестой язвы, Иоанн уже заглядывает вперед. Мощное заграждение Римской империи падает, открывая путь захватчикам с
Востока. Описание событий шестой чаши отчасти параллельно картине шестого трубного гласа, в которой появляется адская орда с Ефрата (9:14 и далее).

Сцена выражена в образах трех жабьего вида нечистых духов лжи. Хотя здесь есть реминисценция египетской казни (жаб), описанной в Исх.7:25 - 8:15, основной источник этих образов – это святотатственная троица Дракона, зверя из моря и лжепророка (т.е. зверя из земли), и все трое действуют как лжепророки. Они
совращают земных правителей на то, чтобы собраться на бой в Армагеддоне.

По Иоанну, как станет ясно впоследствии из 19:11-21, – этот Бой – не взаимное уничтожение земных армий, а возглавленная ложью и вдохновленная духом лжи битва - турнир против Самого Бога Вседержителя. Обман (лесть) оказывается причиной суетного противления Богу и гордой заносчивости, эквивалентно приводящей к саморазрушению. Символическое место содержит намек на гору
Мегиддон, ключевой путь, по которому можно пройти с востока между севером Израиля и палестинским прибрежным путем а Египет. Мегиддон – место поражения Иосии (4 Царств 23:29) и катастрофы для Иудеи – воспламенял библейское воображение, как классический образ полного военного разгрома в результате суетного задирания.

В развернутое описание вторжения с востока вкраплены слова Господа без какого-либо введения (стих 15). Его предупреждение, которое содержится в этих словах, столь же неожиданно, сколь и сам Его приход, о котором они говорят. Он Сам желает этой неожиданности, чтобы воспитать в ожидающих постоянную бдительность (сравни МаТф.24:43; 1 Фес.5:2). Смысл известной притчи здесь
применен к сцене битвы: после битв побежденных срамили еще и тем, что уводили их в плен нагишом, как скот. То, что в евангельской притче предстает как образ радения сторожа о своем домашнем имуществе, здесь отнесено к еще более щекотливым личным потребностям.

Фотоувеличение шестого элемента этой третьей седмерицы основного видения удивительно кратко и как-то слишком немедленно, ничем не предварено, как бы забегает вперед. Фотоувеличение при снятии шестой печати было посвящено лишь подготовке верных к грядущей битве и к окончательной победе (7:1-17). В фотоувеличении шестого трубного гласа речь шла только о пророчестве Иоанна и о
пророческой роли свидетелей после него. Теперь же, при шестой напасти, в фотоувеличении говорится уже непосредственно о пришествии Самого Господа в день окончания Священной Войны.

D. Седьмая из последних язв (16:17-21)

16:17-21

17
И седьмой Ангел вылил чашу свою
на/в воздух.
и раздался глас громкий (велий) из храма небесного от
престола,
говорящий:
совершилось!
18
И произошли громы, молнии и голоса,
и сделалось великое землетрясение,
какого не бывало с тех пор, как (появились) люди на
земле,
такое мощное землетрясение! Такое великое!
19
И (распался) город великий на три части,
и города языческие пали,
и Вавилон великий был воспомянут перед Богом,
чтобы дать ей (блуднице) чашу вина ярости гнева
Его.
20
И всякий остров убежал,
и гор не стало;
21
и град величиною с талант (Гиблин: весом в сотню) пал с
неба на людей;
и хулили люди Бога за язвы от града,
ибо тяжка была язва от него весьма.

В своеобразной космологии Иоанна "воздух" – это не просто одна из стихий населенной земли. Подобно солнцу (см. 9:2), он включает в себя все вообще места, где люди в принципе могут жить. Поэтому когда седьмой ангел поражает сам воздух (16: 17а) – то это уже кульминационная язва, хуже всех казней египетских. Голос Самого Бога звучит необычайно торжественно (ст. 17b); и потому, что это "глас велий от престола, из храма небесного", и потому что он возвещает "совершилось!" ... Из сорока с лишним случаев употребления глагола гинектал γινεκθαλ , что значит
"становиться/случаться/происходить" – Иоанн использует совершенный вид лишь дважды. Оба раза применительно к голосу Бога, делающего торжественное заявление с престола. (115)

В обоих случаях подчеркиваются противоположные аспекты одного и того же, окончательного момента суда. Здесь, в 16:17а появляется перфект единственного числа: гегонен γεγονεν "совершилось", а именно "совершилось" последнее излияние гнева на нераскаявшихся богохульников на земле, в особенности на Вавилон. Во второй раз (21:6а) появляется перфект множественного числа гегонан γεγοναν, совершились, настали – в применении к новым небесам и новой земле, данным обобщенно в нисхождении с небес Нового Иерусалима. Во втором случае
торжественность перфекта относится и к новому творению, и к последнему суду, со всеобщим воскресением и, как следствие оного, – с положением конца всем эсхатологическим врагам, Смерти и Гробу (Аду).

Прилагательное "великий" повторяется в отрывке 16:17-21 целых семь раз. Иоанн следует семитической традиции, где прилагательные не очень варьируются. "Великий" – это "громкий" в случае голоса, исходящего от престола, "потрясающее" – в случае землетрясения, "сильный" в случае града, и т.п. Все эти эпитеты у Иоанна, тем не менее, выражены одним прилагательным, и само однообразное повторение настойчиво подчеркивает определенность, окончательность и бесповоротность тона.

После того, как высказывается Сидящий на престоле, вводится описание катаклизма, – через троичную структуру (а, Ь, а'), причем слово "великий" в каждом разделе этой структуры встречается дважды. В первом, а (ст.18), сгруппированы традиционныe элементы, уже появлявшиеся в стихах 4:5, 8:5 и 11:19, но очень разросшиеся. Это молния, голоса, громы и землетрясение. Но теперь само это землетрясение уже определено как беспрецедентное. Во втором разделе, Ь (ст.19), великий город, Вавилон распадается натрое, и в судьбе этого города осуществляется ярость Божья. Здесь обнаруживается главный, выдающийся элемент всего построения. Вавилон символизирует все безбожные города, которые падают вместе с ним. В третьем, а' (ст. 20-21), повторяются с вариациями мотивы землетрясения (см. 6: 12-14): исчезают острова и горы, и "люди" опять мотив (сравни стих 21b и 18b). Если в 18b речь шла о земле, страдании, невиданном на земле, то здесь, по контрасту, подчеркивается, что град "пал с неба на людей" (ст.21). Подобно тому, как землетрясение в ст.18 было усилением картины землетрясений в 8:5 и 11:19, и град здесь превосходит все грады
(включая и описанный в 11:19). Хула вместо покаяния (и из-за его отсутствия), а также то, что этот катаклизм не распространяется на верных, служат третьим подтверждением (первые два – это четвертая и пятая язвы) в этой седмерице того, что зло не меняет своей природы.

ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Первые четыре раздела второй части Откровения составляют цельную и согласованную панораму искупительного спасения Богом Своего народа. Видение престола (I, 4:1- 5:14) открывает нам Божественный замысел об исполнении творения через искупительный акт Агнца, – Единственного достойного открыть судьбы мира и сделать это в частности и главным образом на благо верных.

Седмерица снятия печатей (II, 6:1-8:5) содержит пророческое предварение грядущего дня Господня, и вводит следующую седмерицу трубных гласов (III, 8:6-15:8), возвещающих освобождение в результате Божьей Священной Войной. Эти трубы подают нам сигналы окончательной победы. При этом три последних трубных гласа (совпадающих с тремя горями) показывают, как возрастает противление Богу дьявольской деятельности, но и являют возможность спасения и для тех, кто подвержен дьявольской власти.

Седьмой трубный глас особенно явно возвещает непосредственную близость
тайны торжества и победы Бога. Это седьмой глас охватывает великие битвы, – сначала небесную, а затем земную, – и в заключение вводит седмерицу ангелов с последними язвами. Седмерица последних язв (IV, 16:1-21) с необходимой для этого лаконичностью завершает Божью кару излиянием Его ярости на Всемирный город, условно и обобщающе названный Вавилоном и изображающий собой, главным
образом, зло империи в том виде, в котором его знал Иоанн, то есть – в виде и качестве языческого Рима.

Сценарий, однако, еще не завершен. Ведь надо еще прежде всего расправиться со всеми остальными врагами для того, чтобы восполнить картину полной победы Бога в Священной Войне. Итак, кроме врага, названного в конце и о расправе над которым было рассказано прежде всего (в описании побед), – а именно Вавилонской блудницы (14:8), предстоит еще сокрушить таких врагов Бога Живого, как Смерть и Гроб (Ад) (появившихся при снятии печатей в 6:7-8), самого Сатану (описанного намеками при первом и втором горе в серии трубных гласов и прямо – при третьем горе: 9:1; 11:7; 13:9,12), а также выродков его породы и его агентов, т.е. двух
зверей (13:1-18). Для того, чтобы композиционно вернуться к исходному положению первого описания врагов, необходимо описать их поражение, одного за другим. Эта композиционная инверсия и выразит полноту победы. Поэтому теперь Иоанн займется тремя оставшимися вражескими силами, а именно – силой зверей, Сатаны и
Смерти и Гроба (Ада). Каждой из этих вражеских сил в разделе VI (19:11- 21:8) будет уделен свой подраздел.

Кроме того, в соответствии со своим библейским архетипом книги Исхода, сценарий Божьей Священной Войны поражением притеснителей и полным уничтожением врагов (херемом, или анафемой) не исчерпывается. Его завершающий элемент – это
вступление в мирное владение землей, которую Бог даровал Своему народу. Именно для этого необходимо разрушение Вавилона, Мирского Города: чтобы вместо него сошел с неба и явился Город истинно Нового Мира, Новый Иерусалим. Для того, чтобы подчеркнуть важность противопоставления этих двух миров, Иоанн и откладывает описание расправы над остальными врагами до р. VI (19:11-21:8), завершая его упоминанием о явлении Нового Иерусалима. А обрамляя это описание,
вставляет две толковательные сцены перед ним и после того, в разделах V и VII. Толковательная сцена в V разделе о Вавилоне-блуднице, а в VII – о Иерусалиме-невесте. Каждая из этих двух толковательных сцен открывается явлением "одного из ангелов с чашами, тем самым сводя к одному и тому же кульминационному моменту оба толкования.

Момент же этот – одновременно и падение Вавилона и замещение его в новом творении Новым Иерусалимом. Уже к концу первой толковательной сцены в V, даже еще прежде появления Нового Иерусалима (оно будет в конце VI) и ангельского толкования этого небесного града (оно будет дано лишь в VII), Иоанн сопрягает
исчезновение Вавилонской блудницы (отмеченное в тексте тремя аллилуйями, см. 19:1-4) с грядущим явлением невесты Агнца (окончательное, громогласное "аллилуйя" в 19:6-8). Книга Откровения будет завершена заключительным литургическим диалогом, вправленным в раздел VII.

V. АНГЕЛЬСКАЯ СЦЕНА – ТОЛКОВАНИЕ ПАДЕНИЯ ВАВИЛОНА
(17:1 - 19:10).

Эта длинная толковательная сцена (17:1 - 19:10) симметрично противопоставлена заключительному разделу Иоаннова видения ( VII, 21:9 - 22:11) по нескольким параметрам. Оба раздела открываются (17:1-3; 21:9-10) и завершаются (19:9а -10, 22:6,8-9) одинаково. Ангел здесь – один из тех, кто исполнял последнюю ярость Божью. Сам Иоанн восхищен в духе и перенесен в некое особое место: для того, чтобы видеть Вавилонскую блудницу (17:3-6) в пустыню, а для того, чтобы созерцать девственную невесту Агнца, Святой Город, сходящий с небес – на высокую гору (21: 9-11). В заключительных отрывках обоих разделов тоже многие элементы совпадают: в обоих есть уверения касательно слов божественного свидетельства (19:9-10; 22:6) и повеление не поклоняться ангелу, а лишь Самому Богу (19:10, 22:9). (116)

При этой парности двух толковательных сцен в их внутренней структуре есть существенные различия, да и по длине они разные. Для того, чтобы постичь диапазон первой сцены (V), следует наметить следующие три подраздела (подробному разбору которых будут посвящены последующие страницы):

А. Жена и ее антураж (17: 3b -18).
В. Пророчества о суде и плачи (18:1-24).
С. Ликование (19: 1-8).

Эти подразделы объединены обрамлением из вступления и заключения сцены-толкования (т.е. разделами 17: 1-3а и 19: 9-10 соответственно).

Комментарий всей этой толковательной сцены следует вышеописанной структуре. Сначала будет прокомментировано введение, затем последовательно – каждый из трех подразделов, а затем – заключение. Текст каждого подраздела, включая вступление и заключение, предшествует комментариям на них, а тексту каждого из трех внутренних подразделов с комментариями будет предшествовать еще и краткий его обзорный план.

17:1 - 19:10
17:1
И пришел один из семи ангелов, имеющих семь чаш,
и говоря со мною, сказал мне:
подойди,
я покажу тебе суд над блудницею великою,
сидящею на водах многих,
2
с которой блудодействовали цари земные,
и упивались вином ее блудодеяния живущие на земле.
3
И повел (понес) меня в Духе в пустыню.

Говоря прежде, в 1:10 и 4: 2 о своем опыте экстаза ( "я был/стал в Духе"), Иоанн упоминал непосредственно о голосе Самого Бога. Тогда, в первый раз, речь шла о видении Престола (это было в начале первой части Откровения), а во второй (в начале второй части) о вытекающем из первого видения космическом видении.
Стих 4:2 описывает следствие приглашения Самим Господом Иоанну войти в отверстую небесную дверь.

Здесь же, в 17:3, и далее, в последующей парно-соответственной этой толковательной сцене в 21:10, Иоанна переносит "в Духе" на определенное, земное же место некий ангел. Поэтому роль этих двух текстов (17: 3 и 21:10) в Части Второй скорее подчиненная, и они не равны (по "мистическому значению") ни стиху 1:10, ни стиху 4:2. Тону мистической подчиненности значения в толковании способствует земное место действия: некая пустыня в первом случае и некая великая гора – во
втором. Вавилон изнемог и пал, а новый Иерусалим нисходит свыше. В обеих сценах толкователем выступает ангел из числа тех, кто держит чаши с последней яростью Божьей. Таким образом, как уже было сказано выше, в плане времени Иоанн возводит оба толкования к одному и тому же кульминационному моменту окончательного Божьего суда.

Слова ангела, представляющие великую блудницу (ст.1-2) – это эхо проклятия Иеремии Вавилону (Иер.51:7,1З). "Воды многие" (17:15) в Откровении это намек на беспокойные народы Средиземноморья, а пьянство жителей земли – знак того, что зло, происходящее от безнравственности блудницы, чревато безумием. Главная обобщающая тема всего толкования – осуждение Божие, Его обвинительный приговор, и эта тема сразу же объявлена во вступлении (стих 2 а).

A. Жена и ее антураж

17: 3b-6
1. Иоанново видение жены.
17:7-18
2. Иоанново удивление и ангелово толкование
следующего:
17:8-18
а. ее антуража.
17:8
x. зверя, на котором она сидит;
17: 9а
призыв к мудрому пониманию:
17:9b -11
y. его семи голов, как семи холмов,
на которых она сидит,
и семи царей со зверем восьмым;
17:12-14
z . и его десяти рогов – как временных
владык, объединенных со зверем общей
целью противления Агнцу;
17:15
x’: вод, на которых она восседает;
17:16-17
z’. зверя с десятью рогами, объединенного
с ними в борьбе с самой
женой.
17:18
а’. наконец, самой жены.

17:1 - 19:10.

Зb. И я увидел жену,
сидящую на звере багряном,
преисполненном именами богохульными,
с семью головами и десятью рогами;

4. и жена облечена была в порфиру и багряницу,
и украшена [вызолочена] золотом и камнями драгоценными
и жемчугом,
и держала чашу золотую в руке своей,
наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства
ее;

5. и на челе ее написано имя: "тайна:
Вавилон великий
мать блудницам (Гиблин: блуду) и мерзостям земным".

6. И я видел, как жена
упоена была кровью святых
и кровью свидетелей Иисусовых.

7а. И дивился, видя ее, удивлением великим (т.е. весьма).

17:7b
И сказал мне Ангел:
что ты дивишься?
Я тебе объясню тайну жены
и зверя, носящего ее,
имеющего семь голов и десять рогов.

8. Зверь, которого ты видел,
был, и нет его, и выйдет из бездны.
и пойдет в погибель;
и удивятся
те из живущих на земле,
чьи имена не вписаны в книгу жизни
от начала мира,
видя, что зверь
был, и нет его и еще придет (Гиблин: проходит, погибает)

9. Вот ход ума, имеющего премудрость (Г.: чтобы применить ее):
10
Семь голов – это семь гор, на которых сидит жена,
и (они же) семь царей:
пять пали, один есть, а другой еще не пришел,
и когда придет, недолго ему быть;
11
И зверь, который был и которого нет, и есть
восьмой,
и из числа (последовательности) семи,
и пойдет в погибель.
12
И десять рогов, которые ты видел – это десять царей,
которые царства еще не получили,
но власть царскую один час будут делить со зверем.
13
У них одни (общие) намерения,
и они силу и власть свою зверю передадут (отдадут).
14
Они с Агнцем брань будут вести,
и Агнец победит их,
ибо Господь господствующих Он и Царь царствующих
и те, кто с Ним – суть званые и избранные и верные.
15
И говорит мне:
воды, которые ты видел,
где блудница сидит, –
это люди и народы, народы и массы, и племена и языки.
16
И/А десять рогов, которые ты видел на звере (Гиблин: и зверь)
сии возненавидят блудницу
и разорят ее, и обнажат,
и плоть ее съедят,
и ее (саму) сожгут в огне.
17
Ибо Бог положил им на сердце
исполнить намерение Его,
исполнить одну [единую] волю [намерение],
и отдать свою царскую власть зверю,
доколе не исполнятся слова [речения] Божии.
18
А жена, которую ты видел – это город великий,
царствующий над царями земными.

Образ жены, преобладающий в этом эпизоде видения – это карикатура на богиню Рому. Второй по важности образ здесь – семиглавый десятирогий зверь. Его цвет выражает имперский статус самой женщины. Чаша, которую она предлагает миру с грубо-позорной изощренностью – это смесь идолопоклонства (мерзости) и
нравственных пороков (возглавляемых и символизируемых блудом). То, что про ее звание сказано, что оно - тайна, подает читателю знак, что слово "Вавилон" надо расшифровывать, понимать под ним всемирную столицу, т. е. Рим (ср. 1 Петр-5: 13) . Сам же Рим для Иоанна, в свою очередь, представляет сверх-временную модель
самообожествляющейся политической власти. Иоанн здесь определяет ее (власть Рому) как гонительницу святых, и в особенности пророков ("свидетелей Иисусовых").

В ответ на иоанново онемение от увиденного (117) ангел сначала истолковывает антураж жены, особенно останавливаясь на звере и его особых атрибутах, а затем, довольно кратко, описывает ее саму. Таким образом, порядок самого изложения – обратный тому, в котором о нем было объявлено в стихе 7b.

Как порядок представления царей и зверя, так и место в нем упоминания врод, на котором сидит блудница (ст.15), (скорее восходящие к ст. 17:1b чем к ст. 7b, заставляют предполагать, что этот отрывок перекомпоновывался и усложнялся. (118) Зверь противопоставлен Богу по тому признаку, что Бог "был и есть и грядет (1:4-8), в то время как зверь (ст.8) то есть, то его нет: это бесовская сила, ограниченная кратким периодом своего владычества на земле и обреченная на погибель. Ее последователи, исключенные из вечной жизни, удивятся ее банкротству и гибели.

Иоаннов призыв к премудрости (ст.9) предшествует многослойному аллегорическому повествованию о семи головах и десяти рогах зверя. Отождествив семь голов с престолом Римской империи (ст. 9а), Иоанн толкует их как семь императоров (стихи
9b -11) . Многие комментаторы тщетно изощрялись в попытках расшифровать их имена. (119) Возможно, Иоанн и не имел в виду конкретного "списка": число семь вполне могло служить ему символическим выражением численной "полноты" или законченности,(120) – подобно тому, как у Даниила (Дан.7) должно было быть "четыре"
мировых империи. Во всяком случае Бисли-Мюррэй прав, утверждая, что символика семикратной тирании восходит к древнейшей традиции и совершенно не обязательно предполагает список исторически существовавших римских императоров. На ум приходит, например, семиголовое чудище хаоса. Если все-таки интересно узнать, кого бы мог включать подобный список, то лучше всего начать с Цезаря Августа (в соответствии с Тацитом), и далее, – пропустив диктатора Юлия Цезаря и три военных переворота 69-го года по Р. Х. (когда правили по очереди три генерала: Гальба, Оттон и Вителлий), счесть Веспасиана (69-70 г. по Р. Х.) за шестого, его сына Тита
(правившего всего два года) за седьмого, а Домициана, считавшегося перевоплощением Нерона, (121) за самого зверя – кульминационного "восьмого", завершающего всю имперскую династию.

Окончательный текст иоаннова сочинения, после того, как Иоанн был свидетелем правления Веспасиана ("тот, который есть"), особенно останавливается на царствовании Домициана (81-96 гг. по Р. Х. ). То, что зверь прежде отождествлялся с Нероном (13:8) , а теперь символизирует Домициана, для апокалиптической символики проблемы не представляет. Не считая бытовавшего в народе представления, что Домициан – это "вернувшийся" Нерон, возрождение прежней грозной имперской власти в руках Домициана соответствует иоаннову (литературному) мотиву лже-парусии (лже-второго пришествия), состоящей в расцвете языческого режима, обреченного, тем не менее, на погибель.

Мотив десяти рогов, заимствованный из книги Даниила (7:7,24) лишен у Иоанна конкретных аллюзий на определенных представителей династии. У Иоанна эти рога – орудия самой империи зверя, и возможно, что их число (10) просто символизирует некую "полноту комплекта" вассалов и/или союзных держав. Как и в других местах в Откровении (напр. 14:17; 19:19-21) , здесь сказано, что множество царей служит Римской империи. Два симметричных друг другу описания в стихах 12-14 и 16-17 создают перспективную "рогатку", внутри которой выстроена картина всего мира в стихе 15. Благодаря этой рогатке, Иоанн точно описывает природу намерений
зверя и его союзников – царей. С одной стороны (как это будет и впоследствии, в 19:19-21) , вся вражья сила единодушно, с одним намерением (гномэ γνωμη) ополчается против Агнца и терпит от Него поражение (ст.12-14.). С другой стороны, та же сила послужит к исполнению намерения (гномэ γνωμη) Самого Бога тем, что поразит и разорит вавилонскую блудницу. В зле нет цельности. Державный престол блудницы и область его влияния внутренне неустойчивы и сами окажутся орудием ее низвержения.

В заключение этого описания (ст.18) Иоанн вновь говорит о жене, временно властвующей над державами, которые ее и низвергнут. То, что исторически Рим пал не по этому символическому сценарию, неважно. То, например, что Вавилон пал "без единого выстрела", никак не подрывает авторитетности пророчества о нем его
современника – Иеремии (Иер.51). Важно, что и той злостной империи пришел положенный ей конец. А fortiori, символическую перспективу иоаннова апокалиптического пророчества не следует считать детальной аллегорией исторических событий. Иоанн видит, что Римская империя стоит на пороге катастрофы, и такова же в представлении Иоанна судьба любой державы ее типа,
самовосхваляющейся, все себе позволяющей и противящейся Богу и Его народу.

В. Пророчества о суде и плачи

18:1-3
а. Ангел в славе изрекает пророчество о суде над
Вавилоном; он освещает землю.
18:4-8
b.Некий голос призывает с небес народ Божий отойти от
Вавилона, объясняя этот призыв еще одним
пророчеством о суде.
18:9-19
с. Во время суда над шлюхой по ней плачут бывшие
клиенты:
18:9-10
х. цари земные;
18:11-17а
y. земные купцы и торговцы
18: 17b-19
z. кормчие, корабельщики и плавающие морем.
18:20
b:Призыв к пребывающим на небесах радоваться Господней
справедливости (тому, что Он на их стороне).
18:21-24
a. Сильный ангел низвергает камень, подобный жернову, в
море и объясняет символику своего действия пророчеством
о суде.

18:1 -19:10

18:1
После сего я увидел иного (еще одного) Ангела, сходящего с
Неба,
имеющего власть великую,
и земля осветилась от славы его;
2
и воскликнул он сильно, громким голосом говоря:
пал, пал Вавилон, великая (блудница)~
и сделался жилищем бесов
пристанищем (Г.: тюремной камерой)
всякому духу нечистому,
и пристанищем всякой птице нечистой и
отвратительной,
и пристанищем всякому зверю нечистому и
отвратительному,
3
ибо вином яростного блудодеяния своего она напоила
все народы,
и цари земные с нею блудили;
и купцы земные от великой (Гиблин: чувственной)
роскоши ее разбогатели.
4
И услышал я иной голос с неба, говорящий:
выйди из нее, народ Мой,
чтобы вам не участвовать в грехах ее
и чтобы не подвергнуться язвам ее;
5
ибо дошли грехи ее до неба,
и воспомянул Бог неправды (беззакония) ее.
6
Воздайте ей так, как она воздала вам, и удвойте ей
(воздаяние), удвойте ей по делам ее;
в чашу, в которой она готовила вам вино, влейте ей
двойную порцию.
7
Сколько славилась она и нежилась,
столько воздайте ей мучений и горестей,
ибо в сердце своем она говорит:
сижу царицей,
и не вдова я,
и горестей не увижу.
8
За то в один день придут казни на нее:
смерть
и плач,
и голод;
и огнем будет сожжена,
ибо крепок Господь Бог, судящий ее.

18:9
И восплачут о ней и возрыдают
цари земные,
с ней блудившие и нежившиеся,
когда увидят дым от пожара ее,
10
стоя вдали от страха мучений ее
(и) говоря:
горе, горе (тебе), город великий,
Вавилон, город крепкий!
Ибо в одночасье пришел суд твой.
11
И купцы земные
восплачут и возрыдают о ней,

171
ибо товаров их никто не покупает больше, товаров
12
золотых и серебряных, и
камней драгоценных и
жемчуга,
и виссона, и порфира, и шелка, и багряницы,
и всякого дерева благовонного,
и всяких изделий из слоновой кости,
и всяких изделий из деревьев драгоценных,
и из меди и железа и мрамора;
корицы и фимиама, и мирра и ладана,
и вина и елея, и муки и пшеницы,
и скота и овец, и коней и колесниц,
и тел и душ (жизней) человеческих.
И плодов, угодных душе твоей, не стало у тебя,
и все тучное и блистательное удалилось от тебя,
и ты уже не найдешь его.
15
Торговавшие всем этим,
разбогатевшие на ней,
станут вдали от страха мучений ее,
плача и рыдая
16
и говоря:
горе, горе (тебе), город великий,
одетый в виссон и порфиру и багряницу
украшенный (вызолоченный) золотом и камнями
драгоценными и жемчугом;
17
ибо в одночасье погибло такое богатство.
И все кормчие, и все плывущие на кораблях,
и все корабельщики и все кормящееся от моря
стали вдали,
18
и видя дым от пожара ее, возопили,
говоря:
какой город был подобен городу великому?
19
И посыпали пеплом головы свои,
и вопили, плача и рыдая,
говоря:
горе, горе (тебе) город великий,
драгоценностями которого обогатились все,
у кого были корабли на море,
ибо в одночасье опустел.

18:20
Веселись о сем небо,
и святые Апостолы и пророки;
ибо совершил Бог суд ваш (требуемый вами)
над ней (т.е. блудницей).
21
И взял один ангел сильный камень подобный большому жернову,
и поверг его в море,
говоря:
с такой силой
повержен будет Вавилон, великий город,
и уже не будет его (уже не обретется
больше).
22
И звука арфистов/гусляров, и музыкантов
(поющих),
и флейтистов и трубачей
уже не слышно будет в тебе больше;
уже и художника никакого художества
уже не будет в тебе больше
и шума от жерновов мельничных
23
уже не слышно будет в тебе более;
и свет светильника
уже не воссияет/загорится в тебе больше;
и голоса жениха и невесты
уже не слышно будет в тебе больше.
Ибо купцы твои были вельможами (заправилами) земли;
ибо волшебством твоим были введены в заблуждение
все народы;
24
и в тебе самой [в ней]
кровь пророков и святых найдена (обретена),
и всех убитых на земле.

Для того, чтобы объявить суд над Вавилоном, Иоанн выстраивает сложнейшую перспективу. Хотя он и употребляет три грамматических времени, он описывает с их помощью один и тот же момент эсхатологического времени: совершение Божьего суда. Фрагменты эпизода здесь составляют концентрическую структуру (см. план
эпизода выше). Введение а и заключение а' – это пророчества (соответственно) о бывшем падении Вавилона и его будущем исчезновении.

В b голос с небес, заботясь о непосредственном будущем, говорит народу Божию, чтобы он бежал из города, обреченного на суд. В отрывке же b' тоже появляется голос, который призывает пребывающих на небесах к немедленной радости, сейчас, – в самый момент совершения спасительного суда Божия "в пользу" святых. Центральный отрывок с называет сам момент разрушения "одночасьем", хотя, как будет показано ниже, для описания плачей над городом используются три грамматических времени.

Можно выделить три пророчества о суде: а, b и а'. Каждое характеризуется изречением (стихи 2, 6-8а и 21-23а) и его объяснением (стихи 3, 5, 8b и 23b-24). В b порядок изречения-комментария концентрический, Т.е. изречению комментарий
и предшествует и за ним следует. В пророчестве о спасении в b' (ст.20) также слышится отзвук/отклик темы суда. Слово "пристанище", (филакэ φυλακη) здесь, в стихе 2, повторяется три раза. Его можно переводить словом "тюрьма" или "сторожевая башня", но в данном контексте наиболее осмысленно переводить его словом "больничная палата" или "тюремная камера". Здесь (в ст.2) это слово читается в контексте слова "жилище" (катойкэтэрион κατοικητηριον) или "обиталище", и должно означать нечто вроде "покоев", спальни.

Затем следует без всякого предупреждения второе пророчество, где о Господе Боге говорится в третьем лице (ст. 5 и 8), но при этом обращение к народу в нем "Мой народ": т. е. по-видимому это вынесение суда Господом Иисусом. Двойное наказание – это отзвук таких проречений о ревнительном или "высшем" суде, как Иер. 16:18 или Ис. 40:2b а поведение женщины – отражение образа Вавилона у Исайи (Ис. 47: 4-9). В заключение всей композиции B, третье пророчество о суде (а’ ), композиционно уравновешивая первое (а), вводит новый элемент символического действия: низвержения жернова в море сильным ангелом (ср. Иер.51:БЗ), что драматически
подчеркивает катастрофический конец мирского города и его прелестей (ср. Иер. 25:10). Кроме всего сказанного, последнее пророчество говорит не о собственных эксцессах Вавилонской блудницы, а о том, что она соблазняет весь мир, и убивает она не только пророков и святых, но и простых людей. Эта ее последняя черта типична для тираний всех времен. Здесь, опять-таки, перспектива Иоанна метаисторическая: его Вавилон - Рим типологически шире описания римской эпохи.

В этом отрывке появляется без введения или предупреждения и имперскости определенной еще одно изречение с небес, параллельное голосу с небес в стихах 4-8. Это повеление радоваться в стихе 20 (ср. Иер.51:48; 44:2З). Здесь, как и в первый раз, о Боге говорится в третьем лице, что наводит на мысль о том, что говорящий – ангел (ср. 12:10-12а) или, как в первом отрывке – Господь Иисус. Подобно стиху 12:12, и здесь "небеса" – это ангелы, к сонму которых присоединяются люди, сподобившиеся блаженства. В Божьем суде принимают участие святые, которые об этом суде молили (см.16:10) и способствовали его
свершению (см.12:11).

В центре этой большой толковательной сцены В Иоанн помещает ироническое оплакивание (тема плача – в стихах 9, 11, 15, 19), стилистически восходящее к образам Ветхого Завета, и в особенности к Иез. 26-28. Читатель может с легкостью распознать здесь три строфы (стихи 9-10, 11-17а и 17b -19, каждая из которых обозначена в начале указанием географии плачущих (земля, земля, море), в конце – рефреном: "горе, горе, город великий, в одночасье", оплакивающим суд над городом и его гибель, а в середине – глаголом "стоять" (стоя/cтанут/cтали). Центральная строфа двухчастная (ст. 11-13 и 15-17а), со связующими синонимами "купцы/ торговцы" и образами "золота ... багряницы", (см. ст. 12а и 16b). Стих 14 обобщение образов разрухи и потерь и, возможно, центр всего плача. (122) В отличие от Иезек. 27:13. Иоанн помещает торговлю рабами в конце перечисления купцами рыночного товара, тем самым подчеркивая ее унизительность. Иоанн вменяет в вину
Риму-Вавилонской блуднице не только жестокость по отношению к людям (ст. 24) и то, что она их развращает (ст.17: 2), но и их эксплуатацию, за счет которой эта блудница и роскошествует.

С. Ликование

19:1-4
а.Троекратное "аллилуйя".
19:1-3
первые два "аллилуйя" исходят от небесного сонма.
торжествуя Божий суд, а затем –
вечное разрушение Вавилона;
19:4
последняя "аллилуйя" – заверение предшествующей –
исходит от старцев и четырех животных, которые
19:5
b. поклоняются Сидящему на престоле.
Весть, исходящая от престола, призывающая всех
святых к восхвалению Бога.
19:6-8
a’. Кульминационная "аллилуйя", воспевающая царскую
власть Бога и воздающая Ему славу за грядущий брак
Агнца.

19:1
И после сего я услышал на небе громкий глас [великий]
как бы народа многочисленного,
говорящий:
Аллилуйя!
Спасение и слава, (и честь) и сила Богу нашему!
2
Ибо истинны и праведны суды Его;
ибо осудил Он любодеицу великую,
которая растлила землю блудом своим,
и взыскал кровь рабов Своих
от руки ее.
З
И вторично сказали:
Аллилуйя!
И дым ее (от нее) восходит во веки веков.
4
И пали двадцать четыре старца и четыре животных,
и поклонились Богу, Сидящему на престоле,
говоря:
Аминь! Аллилуйя!
5
И голос от престола исшел,
говорящий:
хвалите Бога нашего все рабы Его,
и боящиеся Его, малые и великие.
6
И слышал я как бы голос народа многочисленного,
и как бы шум вод многих (мощных водопадов),
и как бы звук громов сильных,
говорящих:
Аллилуйя!
Ибо воцарился Господь Бог Вседержитель.
7
Возрадуемся и возвеселимся и воздадим славу Ему;
ибо наступил брак Агнца,
и невеста Его приготовила себя,
8. и дано было ей облечься в виссон чистый и
светлый;
виссон же – это праведность святых.
9
И сказал мне он (Ангел?) (у Гиблина - просто "он"):
напиши:
блаженны на брачную вечерю Агнца званые.
И сказал мне:
сии суть – истинные слова Божии.
10
И я пал к ногам его, чтобы поклониться ему,
[и] (но) он сказал мне:
смотри, не делай этого!
я сослужитель тебе
и братьям твоим,
имеющим свидетельство Иисусово (Гиблин: держащиеся
свидетельства Иисусова),
Богу поклонись;
ибо свидетельство Иисусово – это дух пророчества.

Иоанн выстраивает свое слуховое откровение серии аллилуй (по-еврейски: "славьте Господа", 19:1-8) в ответ на призыв к радованию в 18:20, но уже после полного описания сцены плачей и пророчеств о суде (18:1-24). Все эти аллилуйи, как и все
молитвы в Откровении, происходят на небесном плане. Первые две аллилуйи (ст.1-2 и З) изрекает громадная толпа народу. Их сопровождает объяснение того, почему Богу следует воздать хвалу.

Первая аллилуйя воспевает спасительную славу Божию, явленную в совершении Его судов. Суды – не над множеством преследователей (в отличие от 16:7), а именно над Вавилонской блудницей, как растлительницей земли (ст. 2). Этот первый фрагмент завершается победным кличем, который будучи хвалой-благодарением, тем не менее
является жанровым отзвуком "военного клича" в описании начала главной битвы Священной Войны (см. 15:18, в контексте 15:15-19).

Здесь получает воздаяние архетипический гонитель, гонитель как таковой. Вторая аллилуйя – это хвала Богу за вечную память о разрушении Вавилона. В Откровении верные никогда не злорадствуют по поводу справедливого наказания, и даже здесь речь идет об "институционализированном зле" как таковом, а не о каких-либо людях. Третья аллилуйя появляется в сочетании с подтверждающим "Аминь", и произносит их царский двор, состоящий из старцев и четырех существ, символизирующих творение, поклоняющееся Богу (ст. 4).

Соблюдая функциональные пропорции частей трехчастной конструкции а-Ь-а' (19:1-8), Иоанн помещает голос, исходящий от престола перед последней аллилуйей (ст.6-8), тем самым сигнализируя композицией центральное значение этого голоса (ст.5). Говорящий здесь называет Бога "Бог наш", обращаясь к Его слугам. По-видимому это либо Иисус, либо, что даже вероятнее, Дух Святой. Ни здесь, ни где-либо в другом месте Откровения Иисус не сидит на престоле. Однако в стихе 5:6 сказано, что Он по отношению к престолу "где-то в центре" ("посреди"). В 3:2 Он
выражает Свои уникальные отношения с Богом, называя Его "Бог мой", в стихе же 3:21 Он прямо говорит, что сидит с Отцом на престоле Его, а в стихе 22:1 сказано, что у Бога и Агнца один престол. Суть слов, исходящих от престола "хвалите Бога нашего" это парафраза для греко-язычных читателей Иоанна еврейского троекратного "аллилуйя" (двух – до этих слов и одного, кульминационного – после). Весь этот стих напоминает стих из псалма 135(134):1.

Заключительное же "аллилуйя" разрастается, разражается как гром, прорвавшись из небесного сонма (сравни усиление и умножение образов шума стиха 19:1 в стихе 19:6). Эта хвала больше, так как она уже не за возмездие блуднице (как это было в стихах 1-3), а за положительное явление суверенной власти Бога, – т.е. грядущий брак
Агнца с чистой и готовой к браку невестой. Таким образом, весь этот эпизод завершается возвещением пришествия Нового Иерусалима, о котором будет повествоваться в заключении (21:1-8) следующего отрывка (19:11- 21: 8), и которое составит тему относящейся к этому отрывку толковательной сцены (21:9 - 22:9). Говоря об одежде невесты, Иоанн не дает никакого повода предполагать, что для нее приготовлено что-либо новое (в отличие от новых одежд, полученных душами под жертвенником, см. 6:11). (124) Ей уже не требуется никакого дополнительного подтверждения жизненной миссии, – о чем свидетельствует лаконичная и однозначная Иоаннова ссылка на "праведные дела святых". Таким образом, невеста Агнца – это христианская община, ожидающая и чающая лишь последнего
преображения самого брака, – т.е. Воскресения.

Адела Коллинз с удивлением отметила, что после этого тройного "аллилуйя" в Откр.19 больше никаких гимнов в Откровении уже нет. (125) Разумеется, в эпилоге появляются молитвы, выражающие чаяния скорейшего пришествия Господа (22:17, 20b). Но в самом Откровении, в видении Иоанна никаких гимнов после этих аллилуй уже нет. Если бы они были, это отвлекло бы от кульминационного момента Откровения. Ведь сценарий Священной Войны по сути уже разыгран и реализован в разрушении земной империи, Вавилона и в пришествии вместо нее небесного Града, Иерусалима - Невесты Агнца. Разумеется, предстоит еще расправа с остальными эсхатологическими врагами (19:11- 21:8). Но их природа, в основном, бесовская и
потусторонняя, и по функции они уже "привязаны" к г лавному врагу святых, а именно – Вавилонской блуднице. Конечный момент Божьей Священной Войны – как и в случае последних язв (см. "совершилось!" в 16:17), фокусируется на ее царстве.

Стихи 9-10 формально завершают всю эту первую толковательную сцену. Они содержат ключевые элементы, которые появятся вновь в завершении параллельной ей второй толковательной сцены. Так, в обоих отрывках говорится, что "эти истинные слова" принадлежат Самому Богу (19:9b; 22:8а). В обоих отрывках говорится и о
побуждении Иоанна пасть ангелу в ноги, а также о том, как ангел отказывается от этого поклонения, будучи сослужителем Иоанна и его братьев-пророков, и велит поклоняться Богу (19:10; 22: 8b - 9). Есть и другие соответствия, которые нетрудно распознать, хотя они и не такие точные. Следует также учесть, что финал второй
толковательной сцены переходит в заключение всей книги Откровения. В конце обоих толкований упоминается о братьях Иоанна, как о соблюдающих, или держащихся слов пророчества. которое является свидетельством, исходящим от Иисуса (19:10) и которое, правда более сжато, отождествлено со словами самой книги (22:9-10 и
22:7). Повеление писать (19:9) дополняется запретом запечатывать слова этой пророческой книги (22:10). Слова о блаженстве появляются в обоих заключениях (19:9 и 22:7), но в 22:7 их произносит (как и положено, без всякой подготовки) Сам Иисус.

Нигде в Откровении, кроме вступлений и заключений этих двух толковательных сцен, Иоанн не использует столь последовательно и явно параллелей фразеологии и мотивов, которые, к тому же, еще и появляются в одинаковом порядке. В результате эти соотнесенные между собой толковательные сцены делают очень рельефным
повествование, появляющееся между ними, в стихах 19:11 - 21:8, посвященное как расправе над оставшимися после Вавилона эсхатологическими врагами, так и действительному наступлению нового творения.